.. Ей-то что, муж рядом... Хотя и так видно, как опостылела Мурату Сакинай... Только она ничего не замечает... А с Гюль- шан куда интереснее, чем с Сакинай. И ведь всего-то семь классов за плечами... Интересно, почему она дальше учиться не стала? Дарийка спросила ее:
— Ты почему в город не поехала?
— Собиралась ехать, — неохотно ответила Гюлыпан,— даже все документы собрала...
— Ну?
— Мама заболела.
— И долго болела?
— Долго... Чуть не умерла.
— А что у нее было?
— Печень. Она даже ходить не могла... Надо было диету соблюдать,— Гюлыпан без тени иронии произнесла эту канцелярскую фразу,— а кто, кроме меня, мог это сделать? Какая уж тут учеба...
«А отец?» — хотела было спросить Дарийка, но вовремя придержала язык. Что может мужчина?.. Он же, наверно, работал...
А дальше... Что дальше? Познакомилась с Тургунбеком, вот и все «дальше»... Господи, какая она еще молодая... Дарийка помнила, как Тургунбек говорил: «Поработаю два- три года, потом в Ташкент поеду, там институт по моей специальности открылся. Есть у меня невеста. Поженимся... Она тоже в Ташкент собирается, хочет филологом стать...» Вот и стала филологом Гюлыпан... Одно только исполнилось—поженились Гюлыпан с Тургунбеком... Отпал Ташкент — и у Тургунбека, и у Гюлыпан.
А вообще-то она странная, конечно. Говоришь с ней и видишь: так далеко она от тебя, что дальше и некуда... Голова болит? Гюлыпан иногда говорила об этом... Но, наверно, не в том же дело... А в чем тогда? Может быть, все проще объясняется: Гюлыпан не знает, что такое... ну, женские радости, что ли... Ей-то, Дарийке, это известно, а откуда Гюльшан знать? Ведь прожили они с Тургунбеком совсем недолго. Дарийка пыталась расспрашивать Гюлыпан и по ее смущенным ответам видела, что та довольно спокойно переносит свое женское одиночество. Так что напрасно Сакинай ревнует к ней Мурата...
В последнее время Айша-апа стала замечать, что отношения между молодыми женщинами как-то изменились. Особенно у Сакинай и Гюлыпан. Открытых столкновений не было — при ней, по крайней мере,— но чувствовала Айша- апа: какая-то кошка пробежала между ними. В чем могло быть дело? Айша-апа думала даже посадить всех рядом, поговорить по душам, но, поразмыслив, отказалась от этой затеи. Что, если ей только кажется это? Недаром же говорят: даже посуда в доме бьется друг о дружку. В самом деле, чего им делить? Наверно, все объясняется куда проще — вполне естественной и понятной усталостью, ведь уже столько времени они никого не видят и переговорили, кажется, обо всем на свете, немудрено и надоесть друг другу... А если так, чем она сможет помочь? Только лишний раз душу бередить... Тем более что к ней-то они по-прежнему относятся
с неизменной уважительностью, слово ее — закон для них, в чем она может их упрекнуть? Нет, лучше уж пока не заводить такой разговор...
Снежная выдалась зима в этом году. Что ни день, то метель, сугробы давно уже выросли выше человеческого роста. Особенно туго приходилось Мурату. Чуть ли не каждое утро начиналось для него с того, что надо было расчистить дорожки между домами и станцией, да и скотина зимой требовала большего ухода. Жалко было Айше-апа Мурата, но пока она помалкивала, ждала, что женщины сами догадаются помочь ему. А им то ли в голову это не приходило, то ли еще что, но ежедневную борьбу Мурата со снегом они воспринимали как должное. И однажды, когда они утром сидели все вместе, а Мурат, как обычно, разгребал снег, Айша-апа не выдержала, сердито сказала:
— Не хотела вас ругать, надеялась, сами догадаетесь! Или вы думаете, что это только Мурату нужно? С раннего утра у него покоя нет! Ладно, рубить дрова — дело мужское, но в остальном-то могли бы и помочь ему!
Женщины с недоумением переглянулись, так необычно прозвучали эти сердитые слова в устах всегда сдержанной Айши-апа.
— Апа, разве мы не помогаем? — сказала Дарийка.— Какую такую работу мы взваливаем на него?
— Ты сенокос имеешь в виду?
— Не только...
— Когда это было? А сейчас что, помогать не надо?
Дарийка пожала плечами и снова взглянула на Сакинай
и Гюлыпан. А те опустили головы, тоже ничего не могут понять. Айша-апа почувствовала себя неловко. Бедные женщины... И без того им несладко живется, а тут еще и упреки выслушивать приходится. Сказать, конечно, надо было, но не так резко...
— Что делать,— негромко сказала Айша-апа.— Жалко мне стало Мурата, потому и сказала вам. Я бы и сама ему помогла, да сил нет. Старая я... А в старости люди становятся ворчливыми. Вы уж простите меня...
— Да что вы, апа,— смутилась Дарийка, а Гюлыпан подошла к ней и виновато сказала:
— Не говорите так, эне... Вы ведь наша Умай-эне... Если бы не вы с Муратом, что бы мы делали...
— Да уж конечно пропали бы,— ехидным голосом сказала Сакинай, но никто, кроме Дарийки, не придал ее словам значения.
А Дарийка тут же перевела разговор на другое:
— Апа правильно говорит. Снег-то мы можем разгрести. Всю ночь валил, когда Мурат один с ним справится... Вставайте, пойдем.
— И то верно,— тут же согласилась Гюлыпан и стала одеваться.
Сакинай хмуро посмотрела на нее и осталась сидеть. Может, она считала, что ей идти не обязательно? Дарийка с беспокойством взглянула на нее. Ох как не ко времени все эти мелкие дрязги! По лицу Сакинай было видно, что она с удовольствием закатила бы Гюлыпан скандал. И не из-за снега, а просто потому, что она существует, живет тут и нравится Мурату... Но промолчала Сакинай, неохотно поднялась и тоже оделась.
Мурат, почему-то в надетой задом наперед шапке, тяжело налегал на ручку большой деревянной лопаты. Рядом копошилась Изат, и у нее в руках была маленькая лопата, сделанная Муратом. Дарийка окликнула его, но Мурат не отозвался. Не расслышал, что ли? Дарийка громко позвала:
— Мурат!
Он поднял голову, хмуро взглянул на нее:
— Что?
— Ты как будто злой на кого-то, что ли... И по сторонам не смотришь.
— Работаю.
— Да вижу, что работаешь.
— А раз видишь, чего спрашиваешь?
— Нет, вы только посмотрите на него! — притворно возмутилась Дарийка.— Уже и смотреть на нас не хочет! Ну, сейчас я покажу тебе!
Дарийка взяла пригоршню снега и ловко сунула Мурату за шиворот.
— Ты что, сдурела? — Мурат резко повернулся, чтобы схватить ее, но не удержался на ногах и упал в снег.
Дарийка скатала снежок и бросила в него. Мурат вскочил и попытался схватить Дарийку за полу телогрейки, но она увернулась и продолжала швыряться в него снегом. Подоспели Гюлыпан и Сакинай и тоже стали забрасывать Мурата снегом. Изат с веселым смехом бегала между ними, стараясь помочь Мурату отбиться. А он решил сначала расправиться с зачинщицей и погнался за Дарийкой.
— Дядя Мурат, сзади! — закричала Изат.
Он обернулся и едва не столкнулся с догонявшими его Сакинай и Гюлыпан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Ты почему в город не поехала?
— Собиралась ехать, — неохотно ответила Гюлыпан,— даже все документы собрала...
— Ну?
— Мама заболела.
— И долго болела?
— Долго... Чуть не умерла.
— А что у нее было?
— Печень. Она даже ходить не могла... Надо было диету соблюдать,— Гюлыпан без тени иронии произнесла эту канцелярскую фразу,— а кто, кроме меня, мог это сделать? Какая уж тут учеба...
«А отец?» — хотела было спросить Дарийка, но вовремя придержала язык. Что может мужчина?.. Он же, наверно, работал...
А дальше... Что дальше? Познакомилась с Тургунбеком, вот и все «дальше»... Господи, какая она еще молодая... Дарийка помнила, как Тургунбек говорил: «Поработаю два- три года, потом в Ташкент поеду, там институт по моей специальности открылся. Есть у меня невеста. Поженимся... Она тоже в Ташкент собирается, хочет филологом стать...» Вот и стала филологом Гюлыпан... Одно только исполнилось—поженились Гюлыпан с Тургунбеком... Отпал Ташкент — и у Тургунбека, и у Гюлыпан.
А вообще-то она странная, конечно. Говоришь с ней и видишь: так далеко она от тебя, что дальше и некуда... Голова болит? Гюлыпан иногда говорила об этом... Но, наверно, не в том же дело... А в чем тогда? Может быть, все проще объясняется: Гюлыпан не знает, что такое... ну, женские радости, что ли... Ей-то, Дарийке, это известно, а откуда Гюльшан знать? Ведь прожили они с Тургунбеком совсем недолго. Дарийка пыталась расспрашивать Гюлыпан и по ее смущенным ответам видела, что та довольно спокойно переносит свое женское одиночество. Так что напрасно Сакинай ревнует к ней Мурата...
В последнее время Айша-апа стала замечать, что отношения между молодыми женщинами как-то изменились. Особенно у Сакинай и Гюлыпан. Открытых столкновений не было — при ней, по крайней мере,— но чувствовала Айша- апа: какая-то кошка пробежала между ними. В чем могло быть дело? Айша-апа думала даже посадить всех рядом, поговорить по душам, но, поразмыслив, отказалась от этой затеи. Что, если ей только кажется это? Недаром же говорят: даже посуда в доме бьется друг о дружку. В самом деле, чего им делить? Наверно, все объясняется куда проще — вполне естественной и понятной усталостью, ведь уже столько времени они никого не видят и переговорили, кажется, обо всем на свете, немудрено и надоесть друг другу... А если так, чем она сможет помочь? Только лишний раз душу бередить... Тем более что к ней-то они по-прежнему относятся
с неизменной уважительностью, слово ее — закон для них, в чем она может их упрекнуть? Нет, лучше уж пока не заводить такой разговор...
Снежная выдалась зима в этом году. Что ни день, то метель, сугробы давно уже выросли выше человеческого роста. Особенно туго приходилось Мурату. Чуть ли не каждое утро начиналось для него с того, что надо было расчистить дорожки между домами и станцией, да и скотина зимой требовала большего ухода. Жалко было Айше-апа Мурата, но пока она помалкивала, ждала, что женщины сами догадаются помочь ему. А им то ли в голову это не приходило, то ли еще что, но ежедневную борьбу Мурата со снегом они воспринимали как должное. И однажды, когда они утром сидели все вместе, а Мурат, как обычно, разгребал снег, Айша-апа не выдержала, сердито сказала:
— Не хотела вас ругать, надеялась, сами догадаетесь! Или вы думаете, что это только Мурату нужно? С раннего утра у него покоя нет! Ладно, рубить дрова — дело мужское, но в остальном-то могли бы и помочь ему!
Женщины с недоумением переглянулись, так необычно прозвучали эти сердитые слова в устах всегда сдержанной Айши-апа.
— Апа, разве мы не помогаем? — сказала Дарийка.— Какую такую работу мы взваливаем на него?
— Ты сенокос имеешь в виду?
— Не только...
— Когда это было? А сейчас что, помогать не надо?
Дарийка пожала плечами и снова взглянула на Сакинай
и Гюлыпан. А те опустили головы, тоже ничего не могут понять. Айша-апа почувствовала себя неловко. Бедные женщины... И без того им несладко живется, а тут еще и упреки выслушивать приходится. Сказать, конечно, надо было, но не так резко...
— Что делать,— негромко сказала Айша-апа.— Жалко мне стало Мурата, потому и сказала вам. Я бы и сама ему помогла, да сил нет. Старая я... А в старости люди становятся ворчливыми. Вы уж простите меня...
— Да что вы, апа,— смутилась Дарийка, а Гюлыпан подошла к ней и виновато сказала:
— Не говорите так, эне... Вы ведь наша Умай-эне... Если бы не вы с Муратом, что бы мы делали...
— Да уж конечно пропали бы,— ехидным голосом сказала Сакинай, но никто, кроме Дарийки, не придал ее словам значения.
А Дарийка тут же перевела разговор на другое:
— Апа правильно говорит. Снег-то мы можем разгрести. Всю ночь валил, когда Мурат один с ним справится... Вставайте, пойдем.
— И то верно,— тут же согласилась Гюлыпан и стала одеваться.
Сакинай хмуро посмотрела на нее и осталась сидеть. Может, она считала, что ей идти не обязательно? Дарийка с беспокойством взглянула на нее. Ох как не ко времени все эти мелкие дрязги! По лицу Сакинай было видно, что она с удовольствием закатила бы Гюлыпан скандал. И не из-за снега, а просто потому, что она существует, живет тут и нравится Мурату... Но промолчала Сакинай, неохотно поднялась и тоже оделась.
Мурат, почему-то в надетой задом наперед шапке, тяжело налегал на ручку большой деревянной лопаты. Рядом копошилась Изат, и у нее в руках была маленькая лопата, сделанная Муратом. Дарийка окликнула его, но Мурат не отозвался. Не расслышал, что ли? Дарийка громко позвала:
— Мурат!
Он поднял голову, хмуро взглянул на нее:
— Что?
— Ты как будто злой на кого-то, что ли... И по сторонам не смотришь.
— Работаю.
— Да вижу, что работаешь.
— А раз видишь, чего спрашиваешь?
— Нет, вы только посмотрите на него! — притворно возмутилась Дарийка.— Уже и смотреть на нас не хочет! Ну, сейчас я покажу тебе!
Дарийка взяла пригоршню снега и ловко сунула Мурату за шиворот.
— Ты что, сдурела? — Мурат резко повернулся, чтобы схватить ее, но не удержался на ногах и упал в снег.
Дарийка скатала снежок и бросила в него. Мурат вскочил и попытался схватить Дарийку за полу телогрейки, но она увернулась и продолжала швыряться в него снегом. Подоспели Гюлыпан и Сакинай и тоже стали забрасывать Мурата снегом. Изат с веселым смехом бегала между ними, стараясь помочь Мурату отбиться. А он решил сначала расправиться с зачинщицей и погнался за Дарийкой.
— Дядя Мурат, сзади! — закричала Изат.
Он обернулся и едва не столкнулся с догонявшими его Сакинай и Гюлыпан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78