И мешок на этот раз скатился в убежище. А дальше было уже совсем просто. Узел с одеждой хотя тоже был не из легких — шуба, два полушубка, рукавицы, носки, да еще курджун с кормом для лошадей, но по сравнению с мешками показался чуть ли не пушинкой.
Вот теперь действительно было все... Но что-то подспудно тревожило Мурата, наконец он догадался. Ну конечно. Надо разбросать камни. Хоть и маловероятно, что кто-то из людей окажется здесь, но все-таки это нужно сделать. Всякую работу надо делать хорошо...
Он перевалился в убежище, аккуратно уложил мешки и накрыл их чапаном и сверху положил камни. И еще подумал, что нужно сделать.
На этот раз действительно было все. Он направился к Алаяку, осмотрел его ногу. Опухоль еще увеличилась. Сможет ли он добраться до дома?
Здесь, в урочище Конул, Мурат и заночевал. Есть ему не хотелось, но он заставил себя пожевать хлеба, запивая джармой. Всю ночь его бросало то в жар, то в холод, и опять мучили кошмары. Но в конце концов усталость взяла свое, под утро он провалился в глубокий сон и проснулся уже на рассвете.
Опухоль на ноге Алаяка заметно спала. Мурат поводил его, конь уже довольно уверенно ставил больную ногу на землю. Но когда Мурат сел верхом на него, Алаяк вдруг весь прогнулся, задрожал всем телом и тревожно заржал. Мурат тут же соскочил, ругая себя на чем свет стоит. Несколько минут он гладил шею коня, ласково приговаривая:
— Прости меня, не подумал. Были бы дома, ничего подобного не случилось бы... Ничего, все будет хорошо. Дойдем потихоньку, слышишь? Ну, пошли, пошли... Дома нас ждут, наверно, уже все глаза проглядели... Пойдем, пойдем...
И они пошли — впереди человек, едва передвигающий ноги от усталости и болезни, и прихрамывающий конь с большой, понуро опущенной головой.
Бушевала весна. Лучи солнца играли на верхушках скал, весело шумела река. Вот только коню и человеку было невесело. Мурат думал: что же он скажет дома? Что не сумел пройти, погубил коня, а подарки фронту спрятал в какой-то
яме? И ничего не узнал ни о Тургунбеке и Дубаше, ни о том, что делается на фронте?
Солнце уже было высоко, когда он подошел к слиянию двух речек. Присев на замшелый камень, он задумался. Он так устал, что хотелось лечь на землю и никогда уже больше не вставать. Есть по-прежнему не хотелось, но он заставил себя выпить джармы и огляделся.
Вон перевал, где он позавчера едва не погиб. Если и сейчас там вдруг разыграется метель, ни у него, ни у Алаяка не хватит сил выбраться оттуда. А если попытаться перевалить хребет левее? Там как будто пониже...
Туда он и направился и уже в сумерках добрался до подножия горы, где и решил остановиться на ночлег. Ему удалось отыскать пещеру на склоне горы, там он и улегся у самого входа, задав Алаяку остатки корма. Расседлывать его он не стал — все теплее будет.
На рассвете его разбудил какой-то шум. Это были дикие голуби. Оказалось, весь потолок пещеры был облеплен их гнездами. И как он вчера не заметил их?
Алаяк бродил поодаль с пустой торбой на голове. Мурат направился к нему — и вдруг застыл на месте. Перед ним, свесившись через валун, лежал скелет человека с пробитым черепом. «Наверно, пуля»,— подумал Мурат, поеживаясь. Рядом со скелетом валялась старинная кремневая винтовка со сгнившим прикладом. «Охотник? Может, кто-то случайно застрелил его? Но тогда его не оставили бы здесь... А если убийство, труп куда-нибудь спрятали бы... Что же здесь произошло?»
Мурат торопливо направился к пещере. Пройдя несколько шагов, остановился, вглядываясь в сумрачное пространство. И ноги его словно приросли к земле. В глубине пещеры, прижавшись к стене, сидел еще один скелет. Вероятно, женский, потому что руки прижимали к пустой грудной клетке крошечный скелет ребенка... Что же тут произошло?
И уже через секунду Мурат понял все. Вот почему Айша- апа в прошлом году объехала это место. Вот почему побледнела, когда Изат нашла обломок копья... Значит, это одна из дорог в Китай, по которой бежалд люди в дни страшного Урку на...
Уркун...
Рассвело. Всюду взгляд Мурата натыкался на кости людей и животных, на, деревянные части юрт и детские люльки из арчи... Он вспомнил рассказы Айши-апа об Уркуне, и в его ушах зазвучали выстрелы и крики обреченных людей,
все поплыло перед глазами, и вдруг он с ужасом понял, что у него начинается приступ. Он услышал скрежет своих зубов, ощутил подергивание щек и шеи и опрометью кинулся из пещеры. Успеть бы добежать до Алаяка, надергать волосков из его гривы и пожевать их. Мурат знал, что сейчас только таким способом можно ослабить приступ. И понял, что не успеет,— челюсти его были сжаты с неимоверной силой, пена выступила на губах, он уже не мог дышать. Не добежав до Алаяка несколько шагов, он с размаху упал лицом вниз и задергался в конвульсиях, судорожно хватаясь за горло руками.
Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем сознание вернулось к нему. Медленно открыв тяжелые веки, он увидел над собой высокое голубое небо, с трудом повернул голову, не понимая, где он. Горы... Голова кружилась, саднило разбитое лицо, и все тело болело так, словно его долго и жестоко избивали. Он попробовал встать, но ноги не держали. Словно только что родившийся олененок, он стоял на четвереньках, покачиваясь, руки его подломились, и он снова упал лицом в пыль. Перевернувшись на спину, он приказал себе: «Спокойно... Надо еще полежать... Такое уже бывало с тобой, и все проходило. Пройдет и сейчас...»
И наконец он поднялся, с трудом добрел до речки, умылся и оглядел себя. Вся одежда была в пыли, левая штанина разорвана, на колене еще кровоточила ссадина. «А ведь я мог умереть здесь,— подумал он,— и никто не похоронил бы по-человечески, завернув в белый саван, стервятники выклевали бы глаза, звери обглодали скелет...» Он даже пожалел о том, что не знает молитв, поблагодарить бы всевышнего за спасение жизни...
Они снова тронулись в путь. Опухоль на ноге Алаяка уменьшилась, но он все еще хромал, и Мурат решил не садиться на него, хотя от слабости у него кружилась голова и подташнивало. После обеда он перевалил через отрог и спустился в зеленую долину. Здесь уже вовсю пахло весной, солнечные склоны давно освободились от снега, и Мурат решил передохнуть, повалился на теплую землю, закрыл глаза. И снова перед глазами встала страшная картина. Уркун... По рассказам Айши-апа, это было глубокой осенью, почти зимой... Вероятно, люди жестоко страдали от холода, но они еще не знали, что ждет их впереди. Свинцовый пулеметный смерч, громы винтовочных залпов, а все их оружие — старые кремневые ружья да копья... Откуда они могли знать, что обрушится на них? Наверно, они еще верили в белого
царя... Белый царь... Скорее уж черный, черный, как сама смерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Вот теперь действительно было все... Но что-то подспудно тревожило Мурата, наконец он догадался. Ну конечно. Надо разбросать камни. Хоть и маловероятно, что кто-то из людей окажется здесь, но все-таки это нужно сделать. Всякую работу надо делать хорошо...
Он перевалился в убежище, аккуратно уложил мешки и накрыл их чапаном и сверху положил камни. И еще подумал, что нужно сделать.
На этот раз действительно было все. Он направился к Алаяку, осмотрел его ногу. Опухоль еще увеличилась. Сможет ли он добраться до дома?
Здесь, в урочище Конул, Мурат и заночевал. Есть ему не хотелось, но он заставил себя пожевать хлеба, запивая джармой. Всю ночь его бросало то в жар, то в холод, и опять мучили кошмары. Но в конце концов усталость взяла свое, под утро он провалился в глубокий сон и проснулся уже на рассвете.
Опухоль на ноге Алаяка заметно спала. Мурат поводил его, конь уже довольно уверенно ставил больную ногу на землю. Но когда Мурат сел верхом на него, Алаяк вдруг весь прогнулся, задрожал всем телом и тревожно заржал. Мурат тут же соскочил, ругая себя на чем свет стоит. Несколько минут он гладил шею коня, ласково приговаривая:
— Прости меня, не подумал. Были бы дома, ничего подобного не случилось бы... Ничего, все будет хорошо. Дойдем потихоньку, слышишь? Ну, пошли, пошли... Дома нас ждут, наверно, уже все глаза проглядели... Пойдем, пойдем...
И они пошли — впереди человек, едва передвигающий ноги от усталости и болезни, и прихрамывающий конь с большой, понуро опущенной головой.
Бушевала весна. Лучи солнца играли на верхушках скал, весело шумела река. Вот только коню и человеку было невесело. Мурат думал: что же он скажет дома? Что не сумел пройти, погубил коня, а подарки фронту спрятал в какой-то
яме? И ничего не узнал ни о Тургунбеке и Дубаше, ни о том, что делается на фронте?
Солнце уже было высоко, когда он подошел к слиянию двух речек. Присев на замшелый камень, он задумался. Он так устал, что хотелось лечь на землю и никогда уже больше не вставать. Есть по-прежнему не хотелось, но он заставил себя выпить джармы и огляделся.
Вон перевал, где он позавчера едва не погиб. Если и сейчас там вдруг разыграется метель, ни у него, ни у Алаяка не хватит сил выбраться оттуда. А если попытаться перевалить хребет левее? Там как будто пониже...
Туда он и направился и уже в сумерках добрался до подножия горы, где и решил остановиться на ночлег. Ему удалось отыскать пещеру на склоне горы, там он и улегся у самого входа, задав Алаяку остатки корма. Расседлывать его он не стал — все теплее будет.
На рассвете его разбудил какой-то шум. Это были дикие голуби. Оказалось, весь потолок пещеры был облеплен их гнездами. И как он вчера не заметил их?
Алаяк бродил поодаль с пустой торбой на голове. Мурат направился к нему — и вдруг застыл на месте. Перед ним, свесившись через валун, лежал скелет человека с пробитым черепом. «Наверно, пуля»,— подумал Мурат, поеживаясь. Рядом со скелетом валялась старинная кремневая винтовка со сгнившим прикладом. «Охотник? Может, кто-то случайно застрелил его? Но тогда его не оставили бы здесь... А если убийство, труп куда-нибудь спрятали бы... Что же здесь произошло?»
Мурат торопливо направился к пещере. Пройдя несколько шагов, остановился, вглядываясь в сумрачное пространство. И ноги его словно приросли к земле. В глубине пещеры, прижавшись к стене, сидел еще один скелет. Вероятно, женский, потому что руки прижимали к пустой грудной клетке крошечный скелет ребенка... Что же тут произошло?
И уже через секунду Мурат понял все. Вот почему Айша- апа в прошлом году объехала это место. Вот почему побледнела, когда Изат нашла обломок копья... Значит, это одна из дорог в Китай, по которой бежалд люди в дни страшного Урку на...
Уркун...
Рассвело. Всюду взгляд Мурата натыкался на кости людей и животных, на, деревянные части юрт и детские люльки из арчи... Он вспомнил рассказы Айши-апа об Уркуне, и в его ушах зазвучали выстрелы и крики обреченных людей,
все поплыло перед глазами, и вдруг он с ужасом понял, что у него начинается приступ. Он услышал скрежет своих зубов, ощутил подергивание щек и шеи и опрометью кинулся из пещеры. Успеть бы добежать до Алаяка, надергать волосков из его гривы и пожевать их. Мурат знал, что сейчас только таким способом можно ослабить приступ. И понял, что не успеет,— челюсти его были сжаты с неимоверной силой, пена выступила на губах, он уже не мог дышать. Не добежав до Алаяка несколько шагов, он с размаху упал лицом вниз и задергался в конвульсиях, судорожно хватаясь за горло руками.
Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем сознание вернулось к нему. Медленно открыв тяжелые веки, он увидел над собой высокое голубое небо, с трудом повернул голову, не понимая, где он. Горы... Голова кружилась, саднило разбитое лицо, и все тело болело так, словно его долго и жестоко избивали. Он попробовал встать, но ноги не держали. Словно только что родившийся олененок, он стоял на четвереньках, покачиваясь, руки его подломились, и он снова упал лицом в пыль. Перевернувшись на спину, он приказал себе: «Спокойно... Надо еще полежать... Такое уже бывало с тобой, и все проходило. Пройдет и сейчас...»
И наконец он поднялся, с трудом добрел до речки, умылся и оглядел себя. Вся одежда была в пыли, левая штанина разорвана, на колене еще кровоточила ссадина. «А ведь я мог умереть здесь,— подумал он,— и никто не похоронил бы по-человечески, завернув в белый саван, стервятники выклевали бы глаза, звери обглодали скелет...» Он даже пожалел о том, что не знает молитв, поблагодарить бы всевышнего за спасение жизни...
Они снова тронулись в путь. Опухоль на ноге Алаяка уменьшилась, но он все еще хромал, и Мурат решил не садиться на него, хотя от слабости у него кружилась голова и подташнивало. После обеда он перевалил через отрог и спустился в зеленую долину. Здесь уже вовсю пахло весной, солнечные склоны давно освободились от снега, и Мурат решил передохнуть, повалился на теплую землю, закрыл глаза. И снова перед глазами встала страшная картина. Уркун... По рассказам Айши-апа, это было глубокой осенью, почти зимой... Вероятно, люди жестоко страдали от холода, но они еще не знали, что ждет их впереди. Свинцовый пулеметный смерч, громы винтовочных залпов, а все их оружие — старые кремневые ружья да копья... Откуда они могли знать, что обрушится на них? Наверно, они еще верили в белого
царя... Белый царь... Скорее уж черный, черный, как сама смерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78