В дни невзгод
Роман
Вечерело. В стороне лежало Озеро, как всегда в эту пору сонное и равнодушное, и не было ему дела до людских бед и горестей. Остались позади горы. Мурат ехал верхом, ведя на поводу двух лошадей. Пустынной и тоскливой была пыльная дорога. Да что там дорога... словно весь мир погрузился в сумрак и пустоту.
Казалась бесконечной унылая дорога, но не это сейчас заботило Мурата. Доедет. Да и куда теперь торопиться? Другое тревожило душу, и черным навязчивым роем кружились в голове невеселые думы. Иногда он посматривал по сторонам — и вновь опускал голову. Что тут было смотреть? Каменистые, серые, угрюмые поля, серые холмы. Зелени не видно ни у их подножия, ни в ущельях. Все серое — и камни, и скудная растительность. Да и какая там растительность — редкие островки чахлой полыни и колючек. Мурат невольно исполнил свой аил, землю, на которой родился и вырос. Говорят: земля, на который ты вырос,— самая прекрасная на свете. Но разве есть еще где-нибудь такое место, как его родной Джеле-Байыр! В эту пору там буйство цветов, и что ни посеешь — все дает богатый урожай, тяжелым колосом наливается пшеница, от изобилия фруктов ломятся ветки деревьев. А джайлоо! Густой, кружащий голову дух разнотравья, стремительные горные речки с белопенной студеной водой. Мурат нередко жалел о том, что когда-то, не придерживаясь святых обычаев предков, покинул родную землю и теперь вынужден жить среди этих голых скал и скудных серых полей. Но видно, так уж ему на роду написано.
Все началось со страсти к учебе... Так ведь даже и закончить учебу не удалось. А несбывшиеся надежды — словно болезнь...
Мурат ехал сюда во второй раз. Минувшей весной были тут с Тургунбеком у его матери, Айши-апа. Трудно жить человеку в одиночестве... Правда, рядом с Айшой-апа маленькая Изат, но какой с нее прок? Вот и задумал Тургунбек забрать их с собой. Но тогда Айша-апа не согласилась ехать с ними, сказала: «Нельзя сейчас, родные мои... Огород засеяли, как бросить? Грех большой. На этот год останемся здесь».
И вот теперь Мурат едет один, без Тургунбека. Кто же знал, что нагрянет такое страшное бедствие и Тургунбеку придется внезапно уехать, не попрощавшись с матерью и родными... Мурат и Тургунбек жили по соседству и работали вместе, крепко подружились. И разве мог Мурат не исполнить прощальный наказ друга?
Видно, здесь было много змей — извилистые следы их гибких тел то и дело перечерчивали дорогу. Мурат откинулся в седле, вновь огляделся по сторонам: все та же серая, тоскливая земля. Лишь иногда высунется суслик, встанет на задние лапки, замрет столбиком, только усики шевелятся,— и тут же исчезнет среди кустиков полыни и серых камней. Над невысоким холмом кругами парил в небе коршун. Ни с гор, ни со стороны Озера не было ни ветерка. Жарко... Даже лошади притомились, шли нехотя, понурив большие головы.
Задумавшись, Мурат не заметил, как проехал развилку. Вернувшись назад, он свернул на Сары-Коо и стал подниматься в гору, к аилу Тургунбека. Уже в сумерках он подъехал к дому, стоявшему на отшибе. Еще издали заметил Айшу-апа, хлопотавшую у очага. Больше никого не было видно. Но когда Мурат повернул у арыка, из-за небольшого стожка вышла Изат. Пристально вглядевшись во всадника, она негромко крикнула:
— Апа, к нам приехали.
Айша-апа повернулась. Мурат въехал во двор. Девочка громко поздоровалась с гостем и, как положено, взяла Алаяка под уздцы.
— Как доехали, аба?1
1 Аба — обращение к старшему мужчине.
Мурат спешился, поцеловал ее в лоб, почтительно поздоровался с Айшой-апа.
— Все ли у вас хорошо, Айша-апа?
Старушка кивнула — мол, все хорошо — и пристально, щуря глаза, смотрела на Мурата, словно припоминая, кто это.
— Айша-апа, вы, наверно, не узнаете меня?
— Не узнаю, сынок,— виновато произнесла Айша-апа.— Вижу, кто-то знакомый, а кто — вспомнить не могу.
Изат пришла ей на помощь:
— Это же Мурат-аба! Ты что, забыла?
— Что ты говоришь?
— Апэй-й!1 Он же весной приезжал к нам с дядей Туку- ном2. Они хотели нас увезти. Помнишь, мы еще зарезали для них гусака? А потом он уехал в Сырты, на работу.
Айша-апа наконец-то тепло улыбнулась.
— Да, верно, теперь вспоминаю. Вот она, старость-то, сынок... Совсем памяти не стало. Проходи в дом. Как у вас там? Все живы здоровы? Лишь бы вас не коснулось это проклятье. Что же делается на земле? Заходи, заходи, сынок, в дом.
— Сейчас, Айша-апа, вот только коней расседлаю... Дорога дальняя, да и день сегодня выдался жаркий. Пусть немного остынут.
Мурат направился к лошадям. Айша-апа только теперь обратила внимание на двух коней без всадников. Были они какие-то понурые и жалкие. И сердце старой женщины дрогнуло от предчувствия недоброго. Что же это такое? Ведь в прежние времена, когда конь со сползшим набок седлом возвращался с поля битвы домой без седока, это могло значить только одно — что хозяин его погиб. О господи, только бы все обошлось...
Неспокойно было на душе у Мурата. «Лишь бы вас не коснулось это проклятье...» — вспомнил он слова старушки. Неужели она думает, что общая беда может миновать кого-то?
Он вошел в дом, сел за расстеленный дастархан, стал пить чай, огляделся. И хотя был он тут всего во второй раз, нее казалось ему давно знакомым. Две маленькие комнаты. Двери и оконные рамы рассохлись. Явно протекала крыша — следы дождя на потолке были наспех замазаны. Старый дом, давно требующий ремонта. И обстановка самая непритязательная. В прихожей тусклый от старости шкафчик с незатейливой посудой. В соседней комнате у стены небольшая стопка сложенных одеял. Рядом — низенькая кровать, явно самодельная. На полу расстелен ширдак. Вот и все небогатое убранство. Да и откуда взяться богатству в доме одинокой старой женщины?
Выпили по два-три глотка чаю, и Айша-апа, пряча в глазах тревогу, прямо посмотрела на него:
— Мурат, сынок, откуда ты? С гор?
Мурат торопливо поставил пиалу на край дастархана, быстро ответил, словно чувствовал за собой какую-то вину:
— С гор, Айша-апа, с гор.
— Что-нибудь случилось? — испуганно спросила Айша- апа.— Как там Тургунбек со своими?
— Я проводил его на фронт,— не сразу выдавил из себя Мурат.— И сразу к вам.
— На фронт? — словно не веря, переспросила Айша-апа и наклонилась, заглядывая в опущенное лицо Мурата.— На фронт...— потерянно повторила она.— А как же... другие?
«А как же ты?» — понял ее вопрос Мурат.
— Тукун что же, один поехал?
— Нет,— торопливо, невнятно забормотал Мурат, не поднимая глаз на Айшу-апа.— Вместе с Дубашем, я их проводил, а меня не взяли, я ведь тоже собрался вместе с ними на фронт, но мне сказали, что я не годен. Тукун попросил заехать, передать вам привет. А еще он сказал...— Мурат наконец-то взглянул на нее,— чтобы я увез вас с собой, вам с Изат будет здесь трудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78