.. Плакал от одиночества и от обиды неизвестно на кого, может быть — на весь мир... А ком в горле не проходил, вспухал, было уже трудно дышать. Мурат вскочил и глубоким вздохом, от которого горячей болью полоснуло горло, выдавил из себя этот ком, взорвавшийся криком:
— Эй ты, мир! Меня учили, что ты широкий и радостный, но ты злой, страшный и несправедливый! Нет в тебе тепла и жалости! Эти подарки мы оторвали от женщин и детей, чтобы отправить на фронт твоим сыновьям. Что стоило тебе не чинить мне преград? Я проклинаю тебя, ты слышишь? Ну, что ты еще можешь сделать мне? Давай, давай, я жду!
Он стоял, озираясь, будто и впрямь ждал, что кары небесные обрушатся на него, но по-прежнему, как и день назад, никто не слышал его, все то же спокойное солнце светило над ним и равнодушно шумела река в тесном ущелье. И Мурат успокоился, сказал угрожающе вслух:
— То-то... Ничего ты не можешь мне сделать. А я — сделаю! Я все равно довезу и зерно, и одежду, и узнаю о том, что делается на фронте, и снова вернусь к маленькой Изат, к Гюлыпан и Дарийке, к мудрой Айше-апа... Не сможет Алаяк поднять — взвалю себе на спину, но довезу! Слышишь?
И снова никто не слышал его.
Взгляд его упал на Алаяка, стоявшего в нескольких шагах, на его понурую голову, скользнул вниз — и Мурат почувствовал, как противный холодок скользнул по спине. Выходит, зря он бросал вызов миру. Этот мир еще раз сумел наказать его...
Алаяк стоял на трех ногах, держа на весу левую переднюю. Мурат медленно направился к нему. Алаяк неуклюже отпрыгнул в сторону. «Неужели перелом?» Мурат ласковым голосом успокоил коня и, поглаживая его одной рукой, другой стал ощупывать поврежденную ногу. Алаяк теперь стоял не шевелясь и только мелко подрагивал всем телом. Перелома, похоже, не было, иначе Алаяк не стоял бы так г мирно. Вывих? Тоже как будто нет. Видимо, растяжение или
сильный ушиб. Утешение не слишком большое — все равно травма серьезна. Теперь и речи не может быть о том, чтобы довезти подарки до райцентра. Туда еще два дня пути — перевал. Джаман-Кыя, а сколько речек нужно перейти вброд, одному богу известно. А эти два мешка — не курджун1, чтобы перекинуть через плечо. Да еще узел с одеждой... Надо возвращаться домой, все-таки ближе. А потеплеет, сойдут снега на перевалах, подсохнут дороги — тогда он снова поедет...
Другого выхода не было.
Он поводил коня взад-вперед. Алаяк хоть и осторожно, но наступал на больную ногу, которая распухала, однако, на глазах. О том, чтобы навьючить его, не могло быть и речи. Что же делать? Оставить мешки здесь? А почему бы и нет? Ведь он все равно решил позже отвезти их в райцентр. И прекрасно, с удовлетворением подумал Мурат, поистине нет худа без добра. Людей здесь нет, только звери да птицы. Разве что еще мыши... Но наверняка можно найти подходящее место.
Он медленно пошел по берегу реки. Везде камни. Нет, не годится. Начнется половодье, и все унесет. Можно поднять повыше и завалить камнями, но начнутся дожди, зерно намокнет и прорастет.
Мурат повернул назад, решив поискать подходящее место в другом направлении. Алаяка, видимо, мучила жажда, он жадно хватал снег. Мурат повел его к реке, снял удила, Алаяк припал к воде и долго пил, время от времени тяжело отдуваясь. А Мурат все смотрел по сторонам: куда бы спрятать мешки? Взгляд его остановился на уступе, который был совсем рядом. Как же он раньше не заметил... Похоже, там есть какое-то углубление. Он взобрался на уступ — и даже засмеялся от радости: действительно, там оказалась довольно глубокая выемка с сухим дном, а главное — сверху нависал внушительный каменный козырек, защищавший это естественное убежище от дождя и снега. Правда, радость его основательно померкла, когда он прикинул расстояние до земли — метра три. Как же забросить сюда мешки? Он и сам-то сюда не без труда взобрался...
Выход нашелся, но Мурат только вздохнул, представив, какая работа предстоит ему. Надо натаскать камней и сделать что-то вроде лестницы...
Сначала дело пошло довольно быстро, но потом приходилось уходить за камнями все дальше, и каждый новый
1 Курджун — переметная сумка.
камень все больше оттягивал замерзшие руки, живот одеревенел и существовал как бы отдельно от его тела. Прошло несколько часов, когда он решил, что хватит, и присел на мешок передохнуть. И тут же его начал бить озноб. Наверно, он все-таки простудился... Надо поскорее затащить эти мешки, подумал он, но еще несколько минут не мог заставить себя подняться. Ему не сразу удалось подлезть под мешок и взвалить его на спину. Ощущение было такое, словно его позвоночник вот-вот с треском переломится пополам. На четвереньках, прижимая угол мешка зубами и подбородком, он пополз наверх. Несколько камней скатилось вниз, и Мурат подумал, что надо было сделать «лестницу» повыше. Что, если не удастся забросить мешок?
Но ему удалось. Он постоял, привалившись спиной к каменной стене, и осторожно спустился вниз. Мелко подрагивали перед его глазами горы, подергивались мышцы на руках и животе, и что-то хрипело в груди... Он не стал садиться, понимая, что лучше сделать всю работу сразу, и, прежде чем взяться за второй мешок, подремонтировал «лестницу», водрузив скатившиеся камни на место, и принес еще несколько штук. Ему показалось, что в ущелье заметно потемнело, он поднял голову и увидел, что солнце ушло за скалы. Да-а, в горах темнеет быстро...
Мурат медленно подошел ко второму мешку, который показался ему размером с огромного верблюда-атана, и зачем-то обошел вокруг него, но и с другой стороны мешок был так же «огромен». «Не валяй дурака,— сказал он себе. — Ты поднял первый мешок и точно так же поднимешь второй. Он ничуть не тяжелее первого. Разве что на килограмм- два, но это же ерунда».
Он опустился на одно колено, взялся за узел и с громким натужным криком взвалил на спину. И снова камни уходили из-под ног, но он благополучно добрался до вершины «лестницы» и немного постоял, прежде чем столкнуть мешок в убежище. Толчок не получился, мешок скатился вниз, увлекая за собой камни.
Мурат сел, тупо глядя на серый мешок внизу. Наверно, это псе, безразлично подумал он. Надо подождать до завтра. Ведь сегодня он все равно не тронется в путь. Да, так он и сделает.
Он посидел несколько минут, спустился вниз и стал укладывать скатившиеся камни. Нельзя было оставлять эту работу на завтра. Он явно болен, и может случиться так, что завтра он не то что мешок, но и руку не поднимет... А если не тащить мешок на спине, а попытаться вкатить его наверх?
С минуту он обдумывал эту идею — и отказался от нее. Вкатить-то можно, наверно, но как поднять его, стоя на скользких камнях?
И снова с яростным возгласом взваливал он мешок на спину, карабкался с ним наверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Эй ты, мир! Меня учили, что ты широкий и радостный, но ты злой, страшный и несправедливый! Нет в тебе тепла и жалости! Эти подарки мы оторвали от женщин и детей, чтобы отправить на фронт твоим сыновьям. Что стоило тебе не чинить мне преград? Я проклинаю тебя, ты слышишь? Ну, что ты еще можешь сделать мне? Давай, давай, я жду!
Он стоял, озираясь, будто и впрямь ждал, что кары небесные обрушатся на него, но по-прежнему, как и день назад, никто не слышал его, все то же спокойное солнце светило над ним и равнодушно шумела река в тесном ущелье. И Мурат успокоился, сказал угрожающе вслух:
— То-то... Ничего ты не можешь мне сделать. А я — сделаю! Я все равно довезу и зерно, и одежду, и узнаю о том, что делается на фронте, и снова вернусь к маленькой Изат, к Гюлыпан и Дарийке, к мудрой Айше-апа... Не сможет Алаяк поднять — взвалю себе на спину, но довезу! Слышишь?
И снова никто не слышал его.
Взгляд его упал на Алаяка, стоявшего в нескольких шагах, на его понурую голову, скользнул вниз — и Мурат почувствовал, как противный холодок скользнул по спине. Выходит, зря он бросал вызов миру. Этот мир еще раз сумел наказать его...
Алаяк стоял на трех ногах, держа на весу левую переднюю. Мурат медленно направился к нему. Алаяк неуклюже отпрыгнул в сторону. «Неужели перелом?» Мурат ласковым голосом успокоил коня и, поглаживая его одной рукой, другой стал ощупывать поврежденную ногу. Алаяк теперь стоял не шевелясь и только мелко подрагивал всем телом. Перелома, похоже, не было, иначе Алаяк не стоял бы так г мирно. Вывих? Тоже как будто нет. Видимо, растяжение или
сильный ушиб. Утешение не слишком большое — все равно травма серьезна. Теперь и речи не может быть о том, чтобы довезти подарки до райцентра. Туда еще два дня пути — перевал. Джаман-Кыя, а сколько речек нужно перейти вброд, одному богу известно. А эти два мешка — не курджун1, чтобы перекинуть через плечо. Да еще узел с одеждой... Надо возвращаться домой, все-таки ближе. А потеплеет, сойдут снега на перевалах, подсохнут дороги — тогда он снова поедет...
Другого выхода не было.
Он поводил коня взад-вперед. Алаяк хоть и осторожно, но наступал на больную ногу, которая распухала, однако, на глазах. О том, чтобы навьючить его, не могло быть и речи. Что же делать? Оставить мешки здесь? А почему бы и нет? Ведь он все равно решил позже отвезти их в райцентр. И прекрасно, с удовлетворением подумал Мурат, поистине нет худа без добра. Людей здесь нет, только звери да птицы. Разве что еще мыши... Но наверняка можно найти подходящее место.
Он медленно пошел по берегу реки. Везде камни. Нет, не годится. Начнется половодье, и все унесет. Можно поднять повыше и завалить камнями, но начнутся дожди, зерно намокнет и прорастет.
Мурат повернул назад, решив поискать подходящее место в другом направлении. Алаяка, видимо, мучила жажда, он жадно хватал снег. Мурат повел его к реке, снял удила, Алаяк припал к воде и долго пил, время от времени тяжело отдуваясь. А Мурат все смотрел по сторонам: куда бы спрятать мешки? Взгляд его остановился на уступе, который был совсем рядом. Как же он раньше не заметил... Похоже, там есть какое-то углубление. Он взобрался на уступ — и даже засмеялся от радости: действительно, там оказалась довольно глубокая выемка с сухим дном, а главное — сверху нависал внушительный каменный козырек, защищавший это естественное убежище от дождя и снега. Правда, радость его основательно померкла, когда он прикинул расстояние до земли — метра три. Как же забросить сюда мешки? Он и сам-то сюда не без труда взобрался...
Выход нашелся, но Мурат только вздохнул, представив, какая работа предстоит ему. Надо натаскать камней и сделать что-то вроде лестницы...
Сначала дело пошло довольно быстро, но потом приходилось уходить за камнями все дальше, и каждый новый
1 Курджун — переметная сумка.
камень все больше оттягивал замерзшие руки, живот одеревенел и существовал как бы отдельно от его тела. Прошло несколько часов, когда он решил, что хватит, и присел на мешок передохнуть. И тут же его начал бить озноб. Наверно, он все-таки простудился... Надо поскорее затащить эти мешки, подумал он, но еще несколько минут не мог заставить себя подняться. Ему не сразу удалось подлезть под мешок и взвалить его на спину. Ощущение было такое, словно его позвоночник вот-вот с треском переломится пополам. На четвереньках, прижимая угол мешка зубами и подбородком, он пополз наверх. Несколько камней скатилось вниз, и Мурат подумал, что надо было сделать «лестницу» повыше. Что, если не удастся забросить мешок?
Но ему удалось. Он постоял, привалившись спиной к каменной стене, и осторожно спустился вниз. Мелко подрагивали перед его глазами горы, подергивались мышцы на руках и животе, и что-то хрипело в груди... Он не стал садиться, понимая, что лучше сделать всю работу сразу, и, прежде чем взяться за второй мешок, подремонтировал «лестницу», водрузив скатившиеся камни на место, и принес еще несколько штук. Ему показалось, что в ущелье заметно потемнело, он поднял голову и увидел, что солнце ушло за скалы. Да-а, в горах темнеет быстро...
Мурат медленно подошел ко второму мешку, который показался ему размером с огромного верблюда-атана, и зачем-то обошел вокруг него, но и с другой стороны мешок был так же «огромен». «Не валяй дурака,— сказал он себе. — Ты поднял первый мешок и точно так же поднимешь второй. Он ничуть не тяжелее первого. Разве что на килограмм- два, но это же ерунда».
Он опустился на одно колено, взялся за узел и с громким натужным криком взвалил на спину. И снова камни уходили из-под ног, но он благополучно добрался до вершины «лестницы» и немного постоял, прежде чем столкнуть мешок в убежище. Толчок не получился, мешок скатился вниз, увлекая за собой камни.
Мурат сел, тупо глядя на серый мешок внизу. Наверно, это псе, безразлично подумал он. Надо подождать до завтра. Ведь сегодня он все равно не тронется в путь. Да, так он и сделает.
Он посидел несколько минут, спустился вниз и стал укладывать скатившиеся камни. Нельзя было оставлять эту работу на завтра. Он явно болен, и может случиться так, что завтра он не то что мешок, но и руку не поднимет... А если не тащить мешок на спине, а попытаться вкатить его наверх?
С минуту он обдумывал эту идею — и отказался от нее. Вкатить-то можно, наверно, но как поднять его, стоя на скользких камнях?
И снова с яростным возгласом взваливал он мешок на спину, карабкался с ним наверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78