— Пускай ваш друг решает.
— Анатолио, уговорите сеньора медико взять нас с Карменситой санитарками, хорошо? Ну, пожалуйста, будьте добры. Нам так надоело с утра до вечера перешивать да ставить заплатки на гимнастерки и брюки павших солдат... Возьмите хотя бы на время, пока вы здесь.
Я попытался отговорить Альбину и, конечно, отговорил бы, если б рядом не стоял Зоро. Его глаза вожделенно поблескивали, как у кота, увидевшего лакомую мышку. К счастью, матери Альбины не было дома, Кар-менсита жила на другом конце города, а без них окончательно решить было нельзя. Я нарочно взглянул на часы и напомнил Альбине, что в машине нас ожидает
товарищ. Прощаясь, Зоро сказал, что на днях заедет за окончательным ответом.
Как только мы вышли, я попросил Зоро оставить Альбину в покое. Он удивленно посмотрел на меня:
— Вы хотите на ней жениться?
— Почему непременно жениться?
— Ну, а если так, не все ли вам равно, где она будет работать?
— У нее здесь мать, она должна быть с нею. Зоро усмехнулся.
— Мать! У меня, думаете, нет ее? Более того, я оставил жену и ушел на фронт. Мать!..
— Если вы не отстанете от девушки, я буду говорить с комиссаром.
Зоро злобно посмотрел на меня.
— Вы забыли, что в этих вопросах я никому не подчиняюсь и не нуждаюсь ни в чьих советах. И к тому же, если Альбина будет работать в медпункте, это отнюдь не помешает вашим ухаживаниям, скорей наоборот,— примирительно закончил Зоро.
Я едва сдержался, чтобы не съездить ему по морде.
— Зачем вы хотите сделать нас посмешищем?
— Кого это вас?
— Меня и командира батареи.
— При чем тут командир батареи?
— Микола Савич знаком с Карменситой.
— Ну и что? Он будет рад, и только.
— Он вас прогонит ко всем чертям.
— Опять угрозы! Мы на испанской земле.
— Из этого не следует, что вам позволено нас компрометировать. Как только в медпункте появятся Альбина с Карменситой, вы распустите слух, что это наши фронтовые жены, не так ли?
— Да что вы! — воскликнул Зоро.— Даю вам честное слово, что этого не будет.
— Дайте честное слово, что вы оставите их в покое. Зоро презрительно усмехнулся.
— Вы не мужчина — тряпка. Но если хотите, извольте. И, смею вас заверить, у меня не было никакой задней мысли. Просто считаю, что с хорошенькими девушками работать куда приятней, чем со старухами, вот и все. Нас каждое мгновение подстерегает смерть, И потому стараюсь брать пример с пчелы: пить мед из всякого цветка, который встречается на пути.
— Альбину с Карменситой вам придется облететь стороной,— заметил я.
— Не велика потеря. Мало ли на свете хорошеньких цветиков, на мой век хватит.
Когда мы прибыли на батарею, все спали, только Дик стоял с винтовкой на посту. От радости он чуть не выстрелил, желая известить остальных о нашем возвращении.
— Здорово, Малыш! — кричал он, бросаясь нам навстречу с винтовкой в руках.— Гостинцы привезли?
Борис протянул ему увесистую сумку.
— На, забирай, только не ори! Дик приподнял ее раз-другой.
— Тяжелая,— радостно констатировал он.— Надо бить тревогу.
Дик разбудил Августа Сауку и Яна Цериня. Они явились к нам в палатку заспанные и продрогшие, но, увидев привезенные яства, оживились. Дик к тому времени сменился с поста, и мы все вместе сидели до поздней ночи, уплетая сладости, потягивая вино. Больше всего ребят волновал вопрос: получит ли республика новое оружие. Я сказал, что видел в Альмансе отличные гаубицы.
— А наши ни к черту не годятся,— заметил Дик и рассказал о недавнем обстреле.
— Что слышно о новых операциях? — спросил Саука.
— О новых операциях вслух не говорят, военная тайна,— ответил Борис.
— Но что творится под Теруэлем? — спросил Це-ринь.— Там-то что, топчемся на месте?
— Тоже военная тайна,— сказал я, не желая пересказывать мрачные вести. Чтобы переменить разговор, я осведомился, что случилось нового в наше отсутствие.
— Мы тоже топчемся на месте,— сказал Ян Це-ринь.— Правда, поговаривают о большом наступлении, а когда, одному господу богу известно. Фашисты все прощупывают, но сами начинать боятся.
— Вот погоди, придет весна, тогда тут снова заварится каша,— рассуждал Дик.— А то что это за война: лежат в окопах да патроны впустую тратят. Разве так победишь!
Борис наполнил наши кружки, мы выпили за новые битвы и новые победы. У меня было тяжело на сердце.
О трудностях республики я знал" куда больше, чем они. Но я смеялся и шутил вместе со всеми.
— Вот это, я понимаю, вино! — расхваливал Дик.— А то, что Пендрик подает нам к обеду, от этой кислятины меня воротит. Я слышал, ее делают из порошка. Неужели и с вином в Испании стало туго?
— А ты переходи на молоко, как Церинь,— весело сказал Саука.
— С каких это пор Церинь стал пить молоко? — спросил Борис.
Церинь нахмурился и махнул рукой.
— Чего треплются! Раз-другой купил молока, и уже разговоры.
— Он таскает хлеб в деревню и там обменивает его на молоко,— пояснил Дик.
Церинь рассердился:
— Я не твой — свой хлеб обменивал! Что ты ко мне привязался? Тут дети неделями хлеба не видят, их отцы на фронте...
— А табак? — вмешался Август.— Нам самим курева не хватает, а ты меняешь на козье молоко.
— Я не могу без молока,— отрезал Церинь.— Я родился и вырос в деревне.
— Бедненький мальчик! — ласково проговорил Саука.— Надо будет сказать Пендрику, чтоб раздобыл козу. А то шляешься по деревням...
— Ничего, тебе тоже не мешает пройтись, посмотреть, в какой нужде живут люди,— возразил Церинь.-*-Пожалуй, стал бы задаром отдавать свой паек. Ума не приложу, как они тут существуют. Рудники, на которых раньше работали, закрыты, поля сорняками поросли. Недавно одной женщине — у нее только-только родился ребенок — дал буханочку белого хлеба и спрашиваю, нельзя ли тут где-нибудь молочком разжиться. «Подожди,— говорит,— сейчас козу подою». А я смотрю, нет у нее никакой козы, хотела своим собственным молоком отблагодарить меня.
— Иди ты! — воскликнул Дик.
— Заглянул в окошко, она из своей груди цедит в кружку. Ну я, конечно, отказался.
Сауке рассказ показался невероятным, это рассердило Цериня.
— Хочешь — верь, хочешь — нет, твое дело! Я говорю, как было. Я и комиссару рассказывал.
— И что же он? — смеясь, спросил Саука,
— Чего ощеряешься! — сердито крикнул Церинь.— Батарея возьмет над деревней шефство, и часть твоего пайка пойдет детям.
— Разве мне жалко? — воскликнул Август.— Перебьемся.
— Правильно, пускай берут,— сказал Дик.— В Шотландии тоже местами ужасная нищета, особенно в рыбацких поселках. Но такую историю впервые слышу. Если у нас человек окажется на мели, он вешается или травит себя газом, кому что удобней. Как-то раз один субъект решил прыгнуть с пятого этажа, но нечаянно угодил на балкон соседа этажом ниже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
— Анатолио, уговорите сеньора медико взять нас с Карменситой санитарками, хорошо? Ну, пожалуйста, будьте добры. Нам так надоело с утра до вечера перешивать да ставить заплатки на гимнастерки и брюки павших солдат... Возьмите хотя бы на время, пока вы здесь.
Я попытался отговорить Альбину и, конечно, отговорил бы, если б рядом не стоял Зоро. Его глаза вожделенно поблескивали, как у кота, увидевшего лакомую мышку. К счастью, матери Альбины не было дома, Кар-менсита жила на другом конце города, а без них окончательно решить было нельзя. Я нарочно взглянул на часы и напомнил Альбине, что в машине нас ожидает
товарищ. Прощаясь, Зоро сказал, что на днях заедет за окончательным ответом.
Как только мы вышли, я попросил Зоро оставить Альбину в покое. Он удивленно посмотрел на меня:
— Вы хотите на ней жениться?
— Почему непременно жениться?
— Ну, а если так, не все ли вам равно, где она будет работать?
— У нее здесь мать, она должна быть с нею. Зоро усмехнулся.
— Мать! У меня, думаете, нет ее? Более того, я оставил жену и ушел на фронт. Мать!..
— Если вы не отстанете от девушки, я буду говорить с комиссаром.
Зоро злобно посмотрел на меня.
— Вы забыли, что в этих вопросах я никому не подчиняюсь и не нуждаюсь ни в чьих советах. И к тому же, если Альбина будет работать в медпункте, это отнюдь не помешает вашим ухаживаниям, скорей наоборот,— примирительно закончил Зоро.
Я едва сдержался, чтобы не съездить ему по морде.
— Зачем вы хотите сделать нас посмешищем?
— Кого это вас?
— Меня и командира батареи.
— При чем тут командир батареи?
— Микола Савич знаком с Карменситой.
— Ну и что? Он будет рад, и только.
— Он вас прогонит ко всем чертям.
— Опять угрозы! Мы на испанской земле.
— Из этого не следует, что вам позволено нас компрометировать. Как только в медпункте появятся Альбина с Карменситой, вы распустите слух, что это наши фронтовые жены, не так ли?
— Да что вы! — воскликнул Зоро.— Даю вам честное слово, что этого не будет.
— Дайте честное слово, что вы оставите их в покое. Зоро презрительно усмехнулся.
— Вы не мужчина — тряпка. Но если хотите, извольте. И, смею вас заверить, у меня не было никакой задней мысли. Просто считаю, что с хорошенькими девушками работать куда приятней, чем со старухами, вот и все. Нас каждое мгновение подстерегает смерть, И потому стараюсь брать пример с пчелы: пить мед из всякого цветка, который встречается на пути.
— Альбину с Карменситой вам придется облететь стороной,— заметил я.
— Не велика потеря. Мало ли на свете хорошеньких цветиков, на мой век хватит.
Когда мы прибыли на батарею, все спали, только Дик стоял с винтовкой на посту. От радости он чуть не выстрелил, желая известить остальных о нашем возвращении.
— Здорово, Малыш! — кричал он, бросаясь нам навстречу с винтовкой в руках.— Гостинцы привезли?
Борис протянул ему увесистую сумку.
— На, забирай, только не ори! Дик приподнял ее раз-другой.
— Тяжелая,— радостно констатировал он.— Надо бить тревогу.
Дик разбудил Августа Сауку и Яна Цериня. Они явились к нам в палатку заспанные и продрогшие, но, увидев привезенные яства, оживились. Дик к тому времени сменился с поста, и мы все вместе сидели до поздней ночи, уплетая сладости, потягивая вино. Больше всего ребят волновал вопрос: получит ли республика новое оружие. Я сказал, что видел в Альмансе отличные гаубицы.
— А наши ни к черту не годятся,— заметил Дик и рассказал о недавнем обстреле.
— Что слышно о новых операциях? — спросил Саука.
— О новых операциях вслух не говорят, военная тайна,— ответил Борис.
— Но что творится под Теруэлем? — спросил Це-ринь.— Там-то что, топчемся на месте?
— Тоже военная тайна,— сказал я, не желая пересказывать мрачные вести. Чтобы переменить разговор, я осведомился, что случилось нового в наше отсутствие.
— Мы тоже топчемся на месте,— сказал Ян Це-ринь.— Правда, поговаривают о большом наступлении, а когда, одному господу богу известно. Фашисты все прощупывают, но сами начинать боятся.
— Вот погоди, придет весна, тогда тут снова заварится каша,— рассуждал Дик.— А то что это за война: лежат в окопах да патроны впустую тратят. Разве так победишь!
Борис наполнил наши кружки, мы выпили за новые битвы и новые победы. У меня было тяжело на сердце.
О трудностях республики я знал" куда больше, чем они. Но я смеялся и шутил вместе со всеми.
— Вот это, я понимаю, вино! — расхваливал Дик.— А то, что Пендрик подает нам к обеду, от этой кислятины меня воротит. Я слышал, ее делают из порошка. Неужели и с вином в Испании стало туго?
— А ты переходи на молоко, как Церинь,— весело сказал Саука.
— С каких это пор Церинь стал пить молоко? — спросил Борис.
Церинь нахмурился и махнул рукой.
— Чего треплются! Раз-другой купил молока, и уже разговоры.
— Он таскает хлеб в деревню и там обменивает его на молоко,— пояснил Дик.
Церинь рассердился:
— Я не твой — свой хлеб обменивал! Что ты ко мне привязался? Тут дети неделями хлеба не видят, их отцы на фронте...
— А табак? — вмешался Август.— Нам самим курева не хватает, а ты меняешь на козье молоко.
— Я не могу без молока,— отрезал Церинь.— Я родился и вырос в деревне.
— Бедненький мальчик! — ласково проговорил Саука.— Надо будет сказать Пендрику, чтоб раздобыл козу. А то шляешься по деревням...
— Ничего, тебе тоже не мешает пройтись, посмотреть, в какой нужде живут люди,— возразил Церинь.-*-Пожалуй, стал бы задаром отдавать свой паек. Ума не приложу, как они тут существуют. Рудники, на которых раньше работали, закрыты, поля сорняками поросли. Недавно одной женщине — у нее только-только родился ребенок — дал буханочку белого хлеба и спрашиваю, нельзя ли тут где-нибудь молочком разжиться. «Подожди,— говорит,— сейчас козу подою». А я смотрю, нет у нее никакой козы, хотела своим собственным молоком отблагодарить меня.
— Иди ты! — воскликнул Дик.
— Заглянул в окошко, она из своей груди цедит в кружку. Ну я, конечно, отказался.
Сауке рассказ показался невероятным, это рассердило Цериня.
— Хочешь — верь, хочешь — нет, твое дело! Я говорю, как было. Я и комиссару рассказывал.
— И что же он? — смеясь, спросил Саука,
— Чего ощеряешься! — сердито крикнул Церинь.— Батарея возьмет над деревней шефство, и часть твоего пайка пойдет детям.
— Разве мне жалко? — воскликнул Август.— Перебьемся.
— Правильно, пускай берут,— сказал Дик.— В Шотландии тоже местами ужасная нищета, особенно в рыбацких поселках. Но такую историю впервые слышу. Если у нас человек окажется на мели, он вешается или травит себя газом, кому что удобней. Как-то раз один субъект решил прыгнуть с пятого этажа, но нечаянно угодил на балкон соседа этажом ниже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128