Ветхая постройка оказалась птицефермой. По двору гуляли белые леггорны. Мы молча устраивались под навесом, где было приготовлено свежее сено и бочка с питьевой водой.
От Парижа нас сопровождал француз, которого мы звали товарищем Жоржем. Он бойко говорил на нескольких языках — с французского, не моргнув глазом, переходил на испанский, итальянский, английский, немецкий или русский, и это, конечно, значительно облегчало наше взаимопонимание. Как только мы улеглись на сеновале, товарищ Жорж объяснил, что гостиницу пришлось освободить для новой партии добровольцев, которая сегодня прибывает из Парижа. Вечером под видом туристов нас повезут в горы, и если все сойдет благополучно, той же ночью достигнем конечного пункта, откуда через сутки пешком отправимся к испанской границе. Товарищ Жорж просил на протяжении всего пути хранить молчание и беспрекословно выполнять его указания. В автобусах не будет освещения, занавески на окнах опущены, поднимать их запрещается. Остановка машин и потушенные фары означают прибытие в конечный пункт. Там нас встретит другой провожатый. В заключение, наказав еще раз строго держаться по группам, товарищ Жорж посоветовал нам как следует отдохнуть — две следующие ночи скорей всего придется провести в пути.
Все было ясно, и мы отправились на боковую. Душистое сено навевало воспоминания о детстве, о деревне, об отце. Что скажут теперь в нашей захолустной волости, узнав, что сын кузнеца Эндрупа и сын добропорядочного доктора Скулте уехали воевать в красную Испанию? Они так и скажут — в красную Испанию. Доверят ли теперь эти косные мещане, жалкие прихвостни Ульманиса, свои болезни моему отцу? Может, они заставят его отречься от своего сына, предать его проклятью? «Не уступай им, отец,— мысленно умолял я его.— Пусть эти собаки лают. Мы знаем дорогу, и наш караван пойдет вперед. Даже если путь нам преградят непроходимые пустыни, наш караван не остановится. Только не вешай головы, не позорь себя и меня...»
Когда Пендрик разбудил меня, дав тумака в бок, над птицефермой сгущались сумерки. На шоссе приглушенно гудели моторы, и я сообразил, что подошли автобусы, пора отправляться в путь. Безмолвными тенями мы выбирались со двора и скрывались в автобусах. Наша пятерка села последней. Через мгновенье машины мчались по прямой, как стрела, дороге в сторону Средиземного моря. Все сидели на своих местах и молча смотрели вперед, в ветровое стекло шоферской кабины, остальные окна были занавешены. Никто, кроме товарища Жоржа — он был рядом с шофером,— не знал, куда мы едем и когда сойдем. В автобусе стоял полумрак.
Белые лучи фар стелились по синеватому асфальту, выхватывая из темноты дома, деревья, мосты и встречные машины.
Въехали в какой-то город, довольно большой, залитый огнями. Пытались что-то рассмотреть в щели занавесок, но напрасно: скорость была слишком велика, а щели узки. Потом автобусы круто повернули, и скоро городок остался позади. Примерно через час мы выехали на холмистую равнину. Начиналось предгорье Восточных Пиренеев. Холмы все больше разбухали, тянулись в вышину, долины опускались глубже. Теперь уже было совсем темно, только месяц, как таинственный фонарь, подвешенный к прозрачным облакам, струил свой свет на горное плато, Мы осмелели и время от времени, приоткрывая занавески, поглядывали в окна, Все чаще над дорогой повисали отвесные утесы с чахлыми кривыми деревцу ми, а между выветрившихся камней змеились их крепкие корни. На той стороне долины в лунном свете сияла заснеженная вершина, но она была далеко, еще очень далеко.
Дорога взбиралась в горы, потом, петляя, спускалась в долину и снова карабкалась ввысь по каменистым отрогам. Иной раз казалось, что автобус почти вертикально взмывает вверх, а через мгновенье он стрелой летел вниз, в бездонные пропасти, Захватывало дух — катастрофа, казалось, неминуема, но в последнюю долю секунды — резкий поворот, и автобус, тяжело рыча, продолжал путь.
Мы спустились в просторную и ровную долину. Посреди нее роились огни городка. Дали команду пригнуться к сиденьям. За окнами сверкнул яркий электрический свет. Я краем глаза глянул в щель. Автобус пересекал полотно железной дороги. У переезда стояла сторожка. Под навесом болталась черная жандармская накидка. Самого жандарма не было видно. Возможно, часовой намеренно покинул на время свой пост, чтобы пропустить таинственные ночные автобусы. И снова горы, и снова мчимся то вверх, то вниз.
— Приготовиться! — передал по цепочке товарищ Жорж.
Дорога обогнула отвесные скалы. Лучи фар, словно белые руки, ощупали местность, то натыкаясь на каменную стену, то повисая над пропастью. Неожиданно автобус резко затормозил.
— Выходи!
Сойдя с шоссе, мы пробежали метров двести и легли в траву. Кругом было тихо, луна светила блеклым синеватым светом.
— Где мы? — прошептал Пендрик.— Во Франции или это уже Испания?
Ему никто не ответил. Любой вопрос в такой момент казался излишним и глупым. На той стороне долины прокричала сова. Товарищ Жорж приподнялся из густой травы и отозвался таким же кррт ом. С другой стороны снова ответили.
— Встать, за мной! — по-военному скомандовал товарищ Жорж.
Таинственная сова продолжала покрикивать, и Жорж вел нас на этот крик. Скоро из полумрака выскользнула черная тень и двинулась к товарищу Жоржу. Мы догадались, что это и есть наш новый провожатый. Жорж простился и поспешил обратно к автобусам, а мы стали подниматься по узкой тропинке. На пологом скате горы примостился небольшой домишко с длинной пристройкой. Рядом с ним на высокой скале торчала полуразрушенная вышка — видимо, заброшенный наблюдательный пункт пограничников.
Нас повели в пристройку. Она оказалась коровником. Два фонаря освещали просторное помещение. Глиняный пол вдоль стек был застлан свежим сеном. Мы снова очутились в своеобразной гостинице.
— Товарищи,— сказал наш провожатый.— Вы находитесь в Восточных Пиренеях, недалеко от испанской границы. Имейте в виду, что по всей долине до самой границы расставлены секретные посты пограничников с собаками-ищейками. Один неосторожный шаг — и все пропало. Поэтому, прошу вас, будьте начеку. Пока с той стороны не придет проводник, хорошо знающий тайные пути контрабандистов, никто не должен выходить отсюда. Помните, что вы в пограничной зоне, где пребывание без пропусков запрещено.
— А до границы далеко? — спросил кто-то.
— Один ночной переход,— был ответ.— Но переход очень трудный, и потому отдохните хорошенько, соберитесь с силами. Вы пойдете через реки, ущелья и самые высокие вершины, куда пограничники обычно не лазят. Ничего лишнего с собой не берите, все оставьте здесь, и обувь тоже. Все получат легкие матерчатые ботинки на веревочной подошве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
От Парижа нас сопровождал француз, которого мы звали товарищем Жоржем. Он бойко говорил на нескольких языках — с французского, не моргнув глазом, переходил на испанский, итальянский, английский, немецкий или русский, и это, конечно, значительно облегчало наше взаимопонимание. Как только мы улеглись на сеновале, товарищ Жорж объяснил, что гостиницу пришлось освободить для новой партии добровольцев, которая сегодня прибывает из Парижа. Вечером под видом туристов нас повезут в горы, и если все сойдет благополучно, той же ночью достигнем конечного пункта, откуда через сутки пешком отправимся к испанской границе. Товарищ Жорж просил на протяжении всего пути хранить молчание и беспрекословно выполнять его указания. В автобусах не будет освещения, занавески на окнах опущены, поднимать их запрещается. Остановка машин и потушенные фары означают прибытие в конечный пункт. Там нас встретит другой провожатый. В заключение, наказав еще раз строго держаться по группам, товарищ Жорж посоветовал нам как следует отдохнуть — две следующие ночи скорей всего придется провести в пути.
Все было ясно, и мы отправились на боковую. Душистое сено навевало воспоминания о детстве, о деревне, об отце. Что скажут теперь в нашей захолустной волости, узнав, что сын кузнеца Эндрупа и сын добропорядочного доктора Скулте уехали воевать в красную Испанию? Они так и скажут — в красную Испанию. Доверят ли теперь эти косные мещане, жалкие прихвостни Ульманиса, свои болезни моему отцу? Может, они заставят его отречься от своего сына, предать его проклятью? «Не уступай им, отец,— мысленно умолял я его.— Пусть эти собаки лают. Мы знаем дорогу, и наш караван пойдет вперед. Даже если путь нам преградят непроходимые пустыни, наш караван не остановится. Только не вешай головы, не позорь себя и меня...»
Когда Пендрик разбудил меня, дав тумака в бок, над птицефермой сгущались сумерки. На шоссе приглушенно гудели моторы, и я сообразил, что подошли автобусы, пора отправляться в путь. Безмолвными тенями мы выбирались со двора и скрывались в автобусах. Наша пятерка села последней. Через мгновенье машины мчались по прямой, как стрела, дороге в сторону Средиземного моря. Все сидели на своих местах и молча смотрели вперед, в ветровое стекло шоферской кабины, остальные окна были занавешены. Никто, кроме товарища Жоржа — он был рядом с шофером,— не знал, куда мы едем и когда сойдем. В автобусе стоял полумрак.
Белые лучи фар стелились по синеватому асфальту, выхватывая из темноты дома, деревья, мосты и встречные машины.
Въехали в какой-то город, довольно большой, залитый огнями. Пытались что-то рассмотреть в щели занавесок, но напрасно: скорость была слишком велика, а щели узки. Потом автобусы круто повернули, и скоро городок остался позади. Примерно через час мы выехали на холмистую равнину. Начиналось предгорье Восточных Пиренеев. Холмы все больше разбухали, тянулись в вышину, долины опускались глубже. Теперь уже было совсем темно, только месяц, как таинственный фонарь, подвешенный к прозрачным облакам, струил свой свет на горное плато, Мы осмелели и время от времени, приоткрывая занавески, поглядывали в окна, Все чаще над дорогой повисали отвесные утесы с чахлыми кривыми деревцу ми, а между выветрившихся камней змеились их крепкие корни. На той стороне долины в лунном свете сияла заснеженная вершина, но она была далеко, еще очень далеко.
Дорога взбиралась в горы, потом, петляя, спускалась в долину и снова карабкалась ввысь по каменистым отрогам. Иной раз казалось, что автобус почти вертикально взмывает вверх, а через мгновенье он стрелой летел вниз, в бездонные пропасти, Захватывало дух — катастрофа, казалось, неминуема, но в последнюю долю секунды — резкий поворот, и автобус, тяжело рыча, продолжал путь.
Мы спустились в просторную и ровную долину. Посреди нее роились огни городка. Дали команду пригнуться к сиденьям. За окнами сверкнул яркий электрический свет. Я краем глаза глянул в щель. Автобус пересекал полотно железной дороги. У переезда стояла сторожка. Под навесом болталась черная жандармская накидка. Самого жандарма не было видно. Возможно, часовой намеренно покинул на время свой пост, чтобы пропустить таинственные ночные автобусы. И снова горы, и снова мчимся то вверх, то вниз.
— Приготовиться! — передал по цепочке товарищ Жорж.
Дорога обогнула отвесные скалы. Лучи фар, словно белые руки, ощупали местность, то натыкаясь на каменную стену, то повисая над пропастью. Неожиданно автобус резко затормозил.
— Выходи!
Сойдя с шоссе, мы пробежали метров двести и легли в траву. Кругом было тихо, луна светила блеклым синеватым светом.
— Где мы? — прошептал Пендрик.— Во Франции или это уже Испания?
Ему никто не ответил. Любой вопрос в такой момент казался излишним и глупым. На той стороне долины прокричала сова. Товарищ Жорж приподнялся из густой травы и отозвался таким же кррт ом. С другой стороны снова ответили.
— Встать, за мной! — по-военному скомандовал товарищ Жорж.
Таинственная сова продолжала покрикивать, и Жорж вел нас на этот крик. Скоро из полумрака выскользнула черная тень и двинулась к товарищу Жоржу. Мы догадались, что это и есть наш новый провожатый. Жорж простился и поспешил обратно к автобусам, а мы стали подниматься по узкой тропинке. На пологом скате горы примостился небольшой домишко с длинной пристройкой. Рядом с ним на высокой скале торчала полуразрушенная вышка — видимо, заброшенный наблюдательный пункт пограничников.
Нас повели в пристройку. Она оказалась коровником. Два фонаря освещали просторное помещение. Глиняный пол вдоль стек был застлан свежим сеном. Мы снова очутились в своеобразной гостинице.
— Товарищи,— сказал наш провожатый.— Вы находитесь в Восточных Пиренеях, недалеко от испанской границы. Имейте в виду, что по всей долине до самой границы расставлены секретные посты пограничников с собаками-ищейками. Один неосторожный шаг — и все пропало. Поэтому, прошу вас, будьте начеку. Пока с той стороны не придет проводник, хорошо знающий тайные пути контрабандистов, никто не должен выходить отсюда. Помните, что вы в пограничной зоне, где пребывание без пропусков запрещено.
— А до границы далеко? — спросил кто-то.
— Один ночной переход,— был ответ.— Но переход очень трудный, и потому отдохните хорошенько, соберитесь с силами. Вы пойдете через реки, ущелья и самые высокие вершины, куда пограничники обычно не лазят. Ничего лишнего с собой не берите, все оставьте здесь, и обувь тоже. Все получат легкие матерчатые ботинки на веревочной подошве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128