Конечно, со стороны фельдфебеля было наглостью выдвигать претензии Ничего страшного им не угрожало. Сейчас, когда немцы стоят посреди деревни безоружные и побитые, они вызывают у бойцов скорее любопытство и чувство собственного превосходства, чего никто из них до сих пор еще не испытывал.
Возле командира полка вдруг встревоженно засуетились люди, и Яан воспользовался изменением обстановки, чтобы оставить Кадакаса в покое. Его ли дело заниматься чужими подчиненными? Пусть Кадакас подгоняет фельдфебеля, если это ему доставляет удовольствие, пускай немец поймет, что здесь ему не Польша и не Франция
Вокруг командира полка теснились офицеры.
— Доложили, что справа из лесу показалась какая-то разведгруппа,— коротко сказал Яану начштаба полка капитан Рейнтамм.— Майор приказал первому батальону прикрыть фланг, а другим быть готовыми продвигаться дальше, обозы следует пропустить через деревню, немцев отправить, по возможности скорее, под конвоем в дивизию'
Яан бегом кинулся в ближайшие ворота, пронесся мимо хлева и выскочил на огород. Возле его развалившегося плетня, за которым росли лебеда и крапива по грудь, он остановился и выхватил из чехла бинокль.
Сперва он ничего не увидел. Через некоторое время все же на краю леса между редкими деревьями наметилось какое-то движение. Там по одному, мельком показывались люди, которые явно следили за тем, что происходит в деревне. Мундиры были странно зелеными, немецкие те ведь и вовсе серые. А вдруг смешанный лес, просвечиваясь солнцем, придает такую окраску?
Он услышал поблизости клацанье затвора Глянул налево — незнакомый боец как раз вгонял в патронник патрон. Яан снова поднес к глазам бинокль.
— Приготовиться! — донеслась команда офицера.
Яан напряженно следил в бинокль за лесом. Вдруг это немцы спешат к своим на помощь? Если так, то промедление было бы непростительно.
— Припои триста,— откуда-то с соседнего огорода команда невидимого офицера.
Яан слышал выкрики команд и позади, в деревне. Слов разобрать было нельзя, но чувствовалось, что вся деревня напряжена, полна скрытых передвижений и выжидания, за сараями и домами пулеметные расчеты занимают огневые рубежи, пальцами, дрожащими от неизбежного возбуждения предстоящего боя, закладывают ленту и ждут с затаенным сердцем первого выстрела. Того, что хотя и возвестит вновь о возможной близости смерти, но в то же время и освободит от напряженного неведения, долго выносить которое, пожалуй, тяжелее, чем непосредственную угрозу. Тем более что в бою всегда появляется дело, требующее сосредоточенности, помогающее забыть все те роковые случайности, которые могут тебя поджидать. Бывалые солдаты недаром говорят: труднее всего ожидание боя.
Прямо напротив него из-за большого дерева, росшего на краю леса, высунулся военный и поднес к глазам бинокль. Яан успел в одно мгновение разглядеть его.
Вдруг его озарило.
— Огонь отставить! — крикнул он во все легкие, и голос его от напряжения сорвался.— Свои!
Спустя четверть часа он проводил к командиру полка не кого другого, как капитана Калниньша. Латыш еще сильнее загорел, белки его глаз светились на бронзовом лице. Но борода его была столь же аккуратно подстрижена, как и при их первой встрече. На плече капитана висел знакомый немецкий автомат.
— Капитан Калниньш, командир бокового охранения сто восемьдесят третьей стрелковой дивизии,— доложил он майору Астахову.— У меня задание установить связь с соседом слева, с эстонской дивизией.
— Можете считать, капитан, что вы свое задание выполнили блестяще,— умиротворенно сказал майор. Было ясно, что подобный исход принес ему огромное облегчение. Свалилась опасность, которая нависла над столь успешно проведенной операцией.— Как же здорово, что у моих ребят крепкие нервы и острые глаза. Не то начали бы садить друг в друга.
— Мои ребята стреляю! только наверняка,— заметил с некоторой долей превосходства Калниньш.— Вы не очень-то похожи на немцев, считайте это комплиментом, если желаете.
После доклада и обмена необходимой информацией Калниньш подошел к Яану.
— Знаете, лейтенант,— сказал он и серьезно посмотрел в глаза Яану,— у меня создается впечатление, что эстонцы удивительно самонадеянные люди. В этом смысле чем-то схожие с немцами. Куда бы я ни сунул нос - - непременно вы уже тут как тут.
— Я просто не хочу предоставлять соседей самим себе и оставлять без надзора,— возразил Яан.— Как раз вчера вечером вспоминал вас. Хорошая была карта, но, жаль, кончилась — помните, та, которую вы мне подарили у Пскова. До этих краев уже не хватило.
Калниньш с сожалением покачал головой.
— Немец измельчал, ни одного более или менее интеллигентного в руки не попадается, чтобы с собой имел приличную карту, я и сам уже составляю для себя на ходу схемы с легендами. Но, готовясь к нашей следующей встрече, я постараюсь иметь в виду вашу скромную просьбу.
Яан обратил внимание, что плечо капитанского френча вытерто до блеска ремнем автомата.
— Для этой штуки патроны все же достаете? — спросил он.
— С ним наполовину проще, чем с английской винтовкой,— ответил Калниньш.— В Дно получали пополнение и русские винтовки, но на мою роту все равно не хватило. У меня такое чувство, будто начальство думает, что о моей роте не нужно заботиться — сама себя обеспечит. Я уже предупреждал командира полка, что перейду на свои хлеба и снабжу бойцов только немецким оружием, тогда, по крайней мере, не придется без патронов сидеть.
— Вы получали даже пополнение? — поинтересовался Яан.— У нас с этим плоховато, людей остается в строю все меньше.
— Десять человек из дивизионных тылов, два лейтенанта и четыре политработника.
— Это кто такие?
— Ленинградские комсомольцы, добровольцы. Не могу запомнить русские фамилии, я зову их по именам, даже в рифму получается: Саша, Паша, Яша и Влаша. Воевать не умеют, но смелости хоть отбавляй, да и вообще боевые ребята, если в живых останутся — хорошие выйдут солдаты.
Калниньш задумчиво пощипывал свою бородку. Яан успел заметить, что его сбитые сапоги были тщательно начищены. Контраст между ухоженной бородой и дочерна загорелым от лесной жизни лицом, навощенными сапогами и насквозь пропотевшим и пыльным обмундированием придавал капитану вид многоопытного землепроходца. Было очевидно, что подчиненные капитана Калниньша держатся своего командира и готовы идти за ним хоть с завязанными глазами.
— Вы тогда дошли до станции Струги Красные? — спросил Яан.
— И еще как! Оказалось, что я был там просто необходим. То, что я со своей ротой неожиданно насел на немцев, настолько их перепугало, что дивизия смогла на полдня дольше держать оборону. У немца страшно чувствительная душа — если разок пуганешь, тут же надуется, надолго затаит обиду и давай разбираться, что же это такое и стоит ли вообще дальше играть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Возле командира полка вдруг встревоженно засуетились люди, и Яан воспользовался изменением обстановки, чтобы оставить Кадакаса в покое. Его ли дело заниматься чужими подчиненными? Пусть Кадакас подгоняет фельдфебеля, если это ему доставляет удовольствие, пускай немец поймет, что здесь ему не Польша и не Франция
Вокруг командира полка теснились офицеры.
— Доложили, что справа из лесу показалась какая-то разведгруппа,— коротко сказал Яану начштаба полка капитан Рейнтамм.— Майор приказал первому батальону прикрыть фланг, а другим быть готовыми продвигаться дальше, обозы следует пропустить через деревню, немцев отправить, по возможности скорее, под конвоем в дивизию'
Яан бегом кинулся в ближайшие ворота, пронесся мимо хлева и выскочил на огород. Возле его развалившегося плетня, за которым росли лебеда и крапива по грудь, он остановился и выхватил из чехла бинокль.
Сперва он ничего не увидел. Через некоторое время все же на краю леса между редкими деревьями наметилось какое-то движение. Там по одному, мельком показывались люди, которые явно следили за тем, что происходит в деревне. Мундиры были странно зелеными, немецкие те ведь и вовсе серые. А вдруг смешанный лес, просвечиваясь солнцем, придает такую окраску?
Он услышал поблизости клацанье затвора Глянул налево — незнакомый боец как раз вгонял в патронник патрон. Яан снова поднес к глазам бинокль.
— Приготовиться! — донеслась команда офицера.
Яан напряженно следил в бинокль за лесом. Вдруг это немцы спешат к своим на помощь? Если так, то промедление было бы непростительно.
— Припои триста,— откуда-то с соседнего огорода команда невидимого офицера.
Яан слышал выкрики команд и позади, в деревне. Слов разобрать было нельзя, но чувствовалось, что вся деревня напряжена, полна скрытых передвижений и выжидания, за сараями и домами пулеметные расчеты занимают огневые рубежи, пальцами, дрожащими от неизбежного возбуждения предстоящего боя, закладывают ленту и ждут с затаенным сердцем первого выстрела. Того, что хотя и возвестит вновь о возможной близости смерти, но в то же время и освободит от напряженного неведения, долго выносить которое, пожалуй, тяжелее, чем непосредственную угрозу. Тем более что в бою всегда появляется дело, требующее сосредоточенности, помогающее забыть все те роковые случайности, которые могут тебя поджидать. Бывалые солдаты недаром говорят: труднее всего ожидание боя.
Прямо напротив него из-за большого дерева, росшего на краю леса, высунулся военный и поднес к глазам бинокль. Яан успел в одно мгновение разглядеть его.
Вдруг его озарило.
— Огонь отставить! — крикнул он во все легкие, и голос его от напряжения сорвался.— Свои!
Спустя четверть часа он проводил к командиру полка не кого другого, как капитана Калниньша. Латыш еще сильнее загорел, белки его глаз светились на бронзовом лице. Но борода его была столь же аккуратно подстрижена, как и при их первой встрече. На плече капитана висел знакомый немецкий автомат.
— Капитан Калниньш, командир бокового охранения сто восемьдесят третьей стрелковой дивизии,— доложил он майору Астахову.— У меня задание установить связь с соседом слева, с эстонской дивизией.
— Можете считать, капитан, что вы свое задание выполнили блестяще,— умиротворенно сказал майор. Было ясно, что подобный исход принес ему огромное облегчение. Свалилась опасность, которая нависла над столь успешно проведенной операцией.— Как же здорово, что у моих ребят крепкие нервы и острые глаза. Не то начали бы садить друг в друга.
— Мои ребята стреляю! только наверняка,— заметил с некоторой долей превосходства Калниньш.— Вы не очень-то похожи на немцев, считайте это комплиментом, если желаете.
После доклада и обмена необходимой информацией Калниньш подошел к Яану.
— Знаете, лейтенант,— сказал он и серьезно посмотрел в глаза Яану,— у меня создается впечатление, что эстонцы удивительно самонадеянные люди. В этом смысле чем-то схожие с немцами. Куда бы я ни сунул нос - - непременно вы уже тут как тут.
— Я просто не хочу предоставлять соседей самим себе и оставлять без надзора,— возразил Яан.— Как раз вчера вечером вспоминал вас. Хорошая была карта, но, жаль, кончилась — помните, та, которую вы мне подарили у Пскова. До этих краев уже не хватило.
Калниньш с сожалением покачал головой.
— Немец измельчал, ни одного более или менее интеллигентного в руки не попадается, чтобы с собой имел приличную карту, я и сам уже составляю для себя на ходу схемы с легендами. Но, готовясь к нашей следующей встрече, я постараюсь иметь в виду вашу скромную просьбу.
Яан обратил внимание, что плечо капитанского френча вытерто до блеска ремнем автомата.
— Для этой штуки патроны все же достаете? — спросил он.
— С ним наполовину проще, чем с английской винтовкой,— ответил Калниньш.— В Дно получали пополнение и русские винтовки, но на мою роту все равно не хватило. У меня такое чувство, будто начальство думает, что о моей роте не нужно заботиться — сама себя обеспечит. Я уже предупреждал командира полка, что перейду на свои хлеба и снабжу бойцов только немецким оружием, тогда, по крайней мере, не придется без патронов сидеть.
— Вы получали даже пополнение? — поинтересовался Яан.— У нас с этим плоховато, людей остается в строю все меньше.
— Десять человек из дивизионных тылов, два лейтенанта и четыре политработника.
— Это кто такие?
— Ленинградские комсомольцы, добровольцы. Не могу запомнить русские фамилии, я зову их по именам, даже в рифму получается: Саша, Паша, Яша и Влаша. Воевать не умеют, но смелости хоть отбавляй, да и вообще боевые ребята, если в живых останутся — хорошие выйдут солдаты.
Калниньш задумчиво пощипывал свою бородку. Яан успел заметить, что его сбитые сапоги были тщательно начищены. Контраст между ухоженной бородой и дочерна загорелым от лесной жизни лицом, навощенными сапогами и насквозь пропотевшим и пыльным обмундированием придавал капитану вид многоопытного землепроходца. Было очевидно, что подчиненные капитана Калниньша держатся своего командира и готовы идти за ним хоть с завязанными глазами.
— Вы тогда дошли до станции Струги Красные? — спросил Яан.
— И еще как! Оказалось, что я был там просто необходим. То, что я со своей ротой неожиданно насел на немцев, настолько их перепугало, что дивизия смогла на полдня дольше держать оборону. У немца страшно чувствительная душа — если разок пуганешь, тут же надуется, надолго затаит обиду и давай разбираться, что же это такое и стоит ли вообще дальше играть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129