— Гляди-ко, а по-нашему все же лопочут,— басовито заметил один из стариков.
— Они всякие бывают. Когда меня из-под Сандомира привезли в Одессу в госпиталь, то я насмотрелся на этих немецких колонистов. Приезжали из степных сел в город на базар. В тех краях их полно было. Когда чуток подправился, я сам стал интереса ради на базар похаживать. Одни говорили совсем плохо по-русски, другие шпарили как по маслу, еще почище, чем этот здесь!
— Их в разведшколе обучают,— пояснил парнишка-значкист
— Ну и гады! — со злостью сплюнул тот, который допытывался о цене ржи в Печорах.
— А от нас все равно не уйдешь! — торжественно провозгласил тонкоголосый старик.— Какой бы хитрый немец ни был, а русский тебе рано или поздно все равно зенки вывернет. Как в империалистическую, когда мы с Брусиловым австриякам фронт прорвали, я там тоже участвовал.
— Так то были австрийцы,— попытался возразить парнишка без значков.
— А, все одно немцы,— безмятежно махнул рукой старик.— Знаешь, в старину на Руси правильно говорили: кто не русский, тот немец С петровских времен так и говори ти. Намотай себе это на ус.
Яан почувствовал, что на него наваливается страшное безразличие. Пытаться изменить положение было все равно что биться головой о стенку. Лучше предоставить все случаю, как-нибудь должно же оно уладиться. Накопившаяся за долгий день усталость придавила его спиной к бревенчатой стене, руки и ноги налились теплом, отяжелели, и вдруг у него не оказалось уже никаких иных желаний, только стремление оставаться в покое и сомкнуть глаза. В таком блаженном состоянии нервы его отдыхали. Разговор между охранявшими их людьми слился в неразборчивое бормотание, тени сидевших за столом и размахивавших руками стариков отплясывали на стенах своеобразный угловатый танец. Дверь на крыльцо стояла нараспашку, оттуда тянуло ночной прохладой и сенным духом.
Он не знал, просидел ли он так час или два, как вдруг положение резко изменилось. Кто-то вошел твердым шагом в избу, охранники вскочили. Когда в лампе подкрутили фитиль, Яан, протерев глаза, увидел, что в сопровождении сержанта в помещение вошел начальник политотдела дивизии, старший батальонный комиссар Прейман. Сон будто рукой сняло, Яан вскочил на ноги и доложил начальнику политотдела.
Когда все разрешилось и они вместе вышли из сельсовета, старший батальонный комиссар взял Яана за портупею:
— Ну что мне с ними делать! Они ведь тоже начеку! Откуда им знать? Если бы я был в твоем обмундировании, и меня вполне бы могли задержать как диверсанта. Ничего не скажешь. Ты постарайся поскорее сменить обмундирование.
Начальник политотдела пришел в корпус из кадров Красной Армии и носил форму, которая была без оговорок признана собравшимися в сельсовете мужиками. Да и богатейшая русская речь Преимана, достоинствами которой он в меру одарил неудачливых охотников за шпионами, рассеяла всякие сомнения.
— Комдив рычит как лев. Уже подумали, что с тобой что-нибудь приключилось, знаешь, как остервенело немец дороги утюжит, с каждым днем все пуще! Взял машину и поехал взглянуть. Хорошо, что шофер узнал твою машину возле сельсовета!
Мужики стыдливо вслед за ними повалили на крыльцо. Парнишка без значков подошел к радиатору машины и еще раз прочел фирменный знак.
— А почему тут все-таки «орел» с немецкой буквой «л»? — с жесткой любознательностью спросил он.
— Тут все буквы немецкие,— нехотя отозвался Яан.— Не «орел», а «опель». Это немецкая машина.
— Все немецкие буквы? — удивился парнишка, с несколько глуповатым видом уставился на машину, затем его осенила догадка, и он уважительно проговорил: — Значит, трофейная! Взяли у немцев? Вот это да!
Когда они через несколько минут, покидая Лясковичи, окунулись в облако пыли, поднятое машиной Преимана, возле крыльца сельсовета стоял застегнутый на все пуговицы Федор, припав на хромую ногу, он опирался на ружье. Лицо его приняло землистый оттенок. Он мрачно посмотрел вслед уезжавшим, а затем со злостью сплюнул.
— Чего плюешься, Федор? — участливо спросил старик.
— Ну и насобирали же разных фашистов,— медленно выдавил Федор.— Оттого и драпают. Одна измена другую погоняет!
— Федя, а Федь,— насмешливо протянул старик,— чего это ты захотел? Правды, что ли? Да нет ее, правды-то, на свете, богу так удобнее!
Федор со злостью повернулся к старику спиной.
9
Телефонный разговор был отнюдь не из приятных. Едва Рудольф Орг соединился с секретарем укома, как на его голову, словно из-за прорвавшейся плотины, хлынул поток упреков.
— Послушай, Орг,— начал секретарь, слегка запинаясь от волнения и в то же время стараясь сохранять спокойствие.— Что это у тебя за партизанские замашки появились? Я-то думал, ты человек серьезный, так черта с два. Звонарь, вот ты кто, Орг!
— Чего? — не понял парторг.
— Чего-чего! — передразнил секретарь.— Это ты звонил уполномоченному госбезопасности?
— Ну, звонил.
— Плакался, будто в Саардеские леса парашютистов сбросили?
— Сказал, только...
— Что «только»? А ты хоть одного из них видел собственными глазами? Не ты ли и слух распустил, будто один из парашютистов не кто иной, как младший барон Ханен-кампор из имения Куйметса?
— А ты что, не веришь?
— Ты его видел?
— Мил человек, не строй из себя дурака,— думаешь, так он и полез мне на глаза? Ты собственными глазами Гитлера видел? А туда же, отлично знаешь, что он уже в Латвии и прет к нам. Я бы тоже мог спросить, мол, чего болтаешь, раз сам не видел! Так что ты это лучше брось. У меня целая волость полна народа, у каждого есть и глаза и уши.
Рудольф почувствовал, как его охватывает досада. Уездные товарищи и впрямь, видно, верят, что люди по должности разумом наделяются. Будто оттуда, из города, виднее, что в волости творится.
— Такие уши оборвать мало! Бабские разговоры! — неожиданно гаркнул секретарь.— Ты знаешь, чего стоят те, кто в военное время распространяет слухи провокационного характера? Еще парторг волости называешься, чего тут удивляться, если у тебя весь актив в'штаны наложит и в кусты шарахнется, силен ты других запугивать!
— Как это я, по-твоему, запугиваю? — спросил парторг и попытался найти верный тон, который, не раздражая секретаря, помог бы убедить его.— Народ ведь тоже слов попусту не бросает. Хорошо бы только молва. Мне донесли два верных человека. Один сам встретил в сумерках в лесу фон Ханенкампфа, другому рассказывал родич, старый деревенский кузнец, к которому молодой барон приходил ночью вместе с одним незнакомцем чинить какую-то железяку, по виду от полевой рации. Заплатил новой тридцаткой, кузнец полагает, что деньги фальшивые. Тебе что, все еще мало?
— Мало или много, не тебе решать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129