За боевые заслуги был награжден медалью Креста Свободы. Позднее продолжал служить кадровым офицером в армии буржуазной Эстонии, сначала во 2 артиллерийской группе, позднее в генеральном штабе. Начиная с 1936 года имел хорошие отношения с офицерами службы немецкого военного атташе, большинство из которых являлись сотрудниками разведслужбы. Проявил особую активность после июньской революции, добившись осенью 1940 года перевода в Красную Армию. По мнению сослуживцев, хорошо знавших его, он был скорее человеком робким и неустойчивым. Страдая чувством собственной неполноценности, нередко допускал по отношению к подчиненным грубость и бестактность, утверждая свою волю, вследствие чего получил во время строевой службы от подчиненных ему артиллеристов прозвище «Ревматизм».
11 июля к утру на новый сборный пункт дивизии в двух километрах от Порхова, на восточный берег Шелони в район шоссе Порхов — Дно, прибыло 287 бойцов и офицеров. В течение дня к ним добавились прибывавшие с западного берега Шелони в одиночку и группами военнослужащие.
18
В ту же ночь Рудольфа Орга увели на допрос.
Мучительное и нереальное ощущение испытывал он, когда шел по этому казенно окрашенному зеленой масляной краской коридору, с коричневыми дверями по сторонам, и слышал за спиной тяжелые шаги какого-то члена Омакайтсе с белой повязкой на рукаве. Всего недели полторы тому назад он здесь же, в уездном отделе НКВД, получал оружие для отряда самообороны. Как быстро меняется мир вокруг тебя, подумал парторг. Так быстро, что не успеваешь еще до конца свыкнуться с предыдущими изменениями, как уже приходят новые перемены, и опять начинай привыкать. Наверное, тебе никогда не предоставят достаточно времени, чтобы вжиться в свою роль. Начиная с лета сорокового года он невесть сколько раз вновь и вновь находил себя в положении, когда неопытность порождает отвратительное ощущение беспомощности.
Сначала был комитет по земельной реформе, новоземельцы, прирезки, десятки жалоб — как справедливых, так и коварных, даже угрозы были, мол, «в глотку вам загоним эту землю, которую отрезаете». Едва это миновало, как приспела работа в милиции, установление нового порядка в поселке, свыкшемся со старым, где не один мужик отпускал ядовитые замечания и, куражась после водки, клял на чем свет стоит эти красные порядки, обещая еще не то показать, «когда русские опять за Чудью будут». Шут с ним, это все можно было пережить, не секрет, в чем туг причина, гораздо противнее оказалось изо дня в день заниматься извечными пьяницами и тремя профессиональными проститутками, содержавшими притоны, в которых гости затевали между собой потасовки, зачастую вынуждавшие милиционера и по ночам подниматься с постели.
Наконец прошлой зимой приспела в родной волости должность парторга. Это было, пожалуй, самое трудное. Просто невероятно, какое бесчисленное множество друзей и приятелей у него вдруг объявилось! И всем требовалось провернуть какие-то небольшие, но непременно важные и безотлагательные дела, которые вроде бы вовсе и не были противозаконными, но в то же время оказывались такими, что их без того, чтобы где-то на что-то закрыть глаза, а где-то подтолкнуть, никак не уладишь.
Вот и шли искать помощи у парторга, как представителя новой власти. Будь у него к тому малейшая склонность, он бы трижды спился в те времена от дармового самогона. Когда же выяснилось, что парторг своей властью никому из приятелей на выручку не идет, вокруг него образовался отчужденный круг хозяев и хозяйских сынков, начали ядовито шипеть. Зато батраки, новоземельцы и простой люд в поселке стали теснее общаться с ним. Хорошо, что у него нашлись славные помощники. Например, Юхан Лээтсаар... Как быстро все проходит! Неужели и впрямь возможно, что они всего неделю назад снесли Юхана на Виймаствереское кладбище и похоронили там под вековыми липами и дубами?
Мысль на мгновение словно бы вильнула в темноту, беспомощно пытаясь приподнять завесу неведения, однако тут же встал куда более повелительный вопрос: что же все-таки произошло с Хельгой? Отсюда надо как можно скорее выбраться, в истории с Хельгой нужно разобраться. Без этого покоя не будет, дело это так оставлять нельзя.
Как жаль, что их схватили раньше, чем они пришли на хутор Ванатоа. Осмелев, там теперь уничтожат улики, решат, что все равно уже никто не придет выяснять истину. Явно специально поджидали. Чертовски глупо получилось! Старуха побежала из волисполкома домой, донесла, мол, Киккас пообещал прийти расследовать происшествие, у них было время подготовиться. И все равно, рано им еще радоваться!
Вдруг коричневые двери по обе стороны коридора показались словно бы поставленными стоймя крышками гробов и стук сапог по дощатому полу напомнил грохот засушенных зноем комков глины, которые сыпались на гроб Юхана Лээтсаара. Еще раз мысли Рудольфа вильнули было в темноту, в запретное.
— Придержи, комиссар! — донеслось вдруг до его слуха.
Он остановился и только сейчас отметил про себя, что грохот шагов позади него прекратился за миг до этого. Конвоир стоял поодаль, у двери, мимо которой он, Рудольф, прошел, занятый своими мыслями. Стоял, приставив к ноге винтовку, и указывал головой сюда.
В маленькой комнатке находились стол и два стула. На одном из них сидел незнакомый человек в кайтселийтовской форме, с удлиненным лицом и карими глазами, волосы зачесаны гладко на пробор, на столе перед ним белели какие-то бумаги. Указав Рудольфу на свободный стул, он впился своим зорким взглядом в лицо подследственного.
— Орг Рудольф? — спросил он негромко.— Парторг волости Вий-маствере?
Он выговаривал все правильно, хотя немного скованно, словно исправно выучил чужой язык. Это удивило Рудольфа Может, немец? Но с какой тогда стати маскарад с переодеванием под кайтселийтчика? И где же немецкие солдаты? До сих пор он видел одних только людей из Ома-кайтсе.
— Да,— помедлив, ответил Рудольф. Он понял, что здесь слишком много найдется людей, знающих его, поэтому нет смысла играть в прятки.
— Когда вас арестовали, винтовка ваша была закопченная и в кармане оставалось только пять патронов. Где вы расстреляли остальные?
— В бою,— коротко ответил Рудольф.
— Где? Когда? — потребовал допрашивающий.
— Сегодня утром.
— С кем был бой? Где?!
—- С фашистами,— медленно произнес Рудольф.— Где-то в лесу. Точно уже не помню где.
— Вы стреляли в гражданских лиц? — продолжал допытываться следователь.
— Нет. Они отвечали огнем из винтовок.
— Тогда в немецких солдат?
— Я не рассматривал, в каких они были мундирах. Допрашивающий облокотился на стол и исподлобья вперил взгляд
в парторга.
— Рудольф Орг,— предупреждающе произнес он,— лучше не говорите, что не помните.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
11 июля к утру на новый сборный пункт дивизии в двух километрах от Порхова, на восточный берег Шелони в район шоссе Порхов — Дно, прибыло 287 бойцов и офицеров. В течение дня к ним добавились прибывавшие с западного берега Шелони в одиночку и группами военнослужащие.
18
В ту же ночь Рудольфа Орга увели на допрос.
Мучительное и нереальное ощущение испытывал он, когда шел по этому казенно окрашенному зеленой масляной краской коридору, с коричневыми дверями по сторонам, и слышал за спиной тяжелые шаги какого-то члена Омакайтсе с белой повязкой на рукаве. Всего недели полторы тому назад он здесь же, в уездном отделе НКВД, получал оружие для отряда самообороны. Как быстро меняется мир вокруг тебя, подумал парторг. Так быстро, что не успеваешь еще до конца свыкнуться с предыдущими изменениями, как уже приходят новые перемены, и опять начинай привыкать. Наверное, тебе никогда не предоставят достаточно времени, чтобы вжиться в свою роль. Начиная с лета сорокового года он невесть сколько раз вновь и вновь находил себя в положении, когда неопытность порождает отвратительное ощущение беспомощности.
Сначала был комитет по земельной реформе, новоземельцы, прирезки, десятки жалоб — как справедливых, так и коварных, даже угрозы были, мол, «в глотку вам загоним эту землю, которую отрезаете». Едва это миновало, как приспела работа в милиции, установление нового порядка в поселке, свыкшемся со старым, где не один мужик отпускал ядовитые замечания и, куражась после водки, клял на чем свет стоит эти красные порядки, обещая еще не то показать, «когда русские опять за Чудью будут». Шут с ним, это все можно было пережить, не секрет, в чем туг причина, гораздо противнее оказалось изо дня в день заниматься извечными пьяницами и тремя профессиональными проститутками, содержавшими притоны, в которых гости затевали между собой потасовки, зачастую вынуждавшие милиционера и по ночам подниматься с постели.
Наконец прошлой зимой приспела в родной волости должность парторга. Это было, пожалуй, самое трудное. Просто невероятно, какое бесчисленное множество друзей и приятелей у него вдруг объявилось! И всем требовалось провернуть какие-то небольшие, но непременно важные и безотлагательные дела, которые вроде бы вовсе и не были противозаконными, но в то же время оказывались такими, что их без того, чтобы где-то на что-то закрыть глаза, а где-то подтолкнуть, никак не уладишь.
Вот и шли искать помощи у парторга, как представителя новой власти. Будь у него к тому малейшая склонность, он бы трижды спился в те времена от дармового самогона. Когда же выяснилось, что парторг своей властью никому из приятелей на выручку не идет, вокруг него образовался отчужденный круг хозяев и хозяйских сынков, начали ядовито шипеть. Зато батраки, новоземельцы и простой люд в поселке стали теснее общаться с ним. Хорошо, что у него нашлись славные помощники. Например, Юхан Лээтсаар... Как быстро все проходит! Неужели и впрямь возможно, что они всего неделю назад снесли Юхана на Виймаствереское кладбище и похоронили там под вековыми липами и дубами?
Мысль на мгновение словно бы вильнула в темноту, беспомощно пытаясь приподнять завесу неведения, однако тут же встал куда более повелительный вопрос: что же все-таки произошло с Хельгой? Отсюда надо как можно скорее выбраться, в истории с Хельгой нужно разобраться. Без этого покоя не будет, дело это так оставлять нельзя.
Как жаль, что их схватили раньше, чем они пришли на хутор Ванатоа. Осмелев, там теперь уничтожат улики, решат, что все равно уже никто не придет выяснять истину. Явно специально поджидали. Чертовски глупо получилось! Старуха побежала из волисполкома домой, донесла, мол, Киккас пообещал прийти расследовать происшествие, у них было время подготовиться. И все равно, рано им еще радоваться!
Вдруг коричневые двери по обе стороны коридора показались словно бы поставленными стоймя крышками гробов и стук сапог по дощатому полу напомнил грохот засушенных зноем комков глины, которые сыпались на гроб Юхана Лээтсаара. Еще раз мысли Рудольфа вильнули было в темноту, в запретное.
— Придержи, комиссар! — донеслось вдруг до его слуха.
Он остановился и только сейчас отметил про себя, что грохот шагов позади него прекратился за миг до этого. Конвоир стоял поодаль, у двери, мимо которой он, Рудольф, прошел, занятый своими мыслями. Стоял, приставив к ноге винтовку, и указывал головой сюда.
В маленькой комнатке находились стол и два стула. На одном из них сидел незнакомый человек в кайтселийтовской форме, с удлиненным лицом и карими глазами, волосы зачесаны гладко на пробор, на столе перед ним белели какие-то бумаги. Указав Рудольфу на свободный стул, он впился своим зорким взглядом в лицо подследственного.
— Орг Рудольф? — спросил он негромко.— Парторг волости Вий-маствере?
Он выговаривал все правильно, хотя немного скованно, словно исправно выучил чужой язык. Это удивило Рудольфа Может, немец? Но с какой тогда стати маскарад с переодеванием под кайтселийтчика? И где же немецкие солдаты? До сих пор он видел одних только людей из Ома-кайтсе.
— Да,— помедлив, ответил Рудольф. Он понял, что здесь слишком много найдется людей, знающих его, поэтому нет смысла играть в прятки.
— Когда вас арестовали, винтовка ваша была закопченная и в кармане оставалось только пять патронов. Где вы расстреляли остальные?
— В бою,— коротко ответил Рудольф.
— Где? Когда? — потребовал допрашивающий.
— Сегодня утром.
— С кем был бой? Где?!
—- С фашистами,— медленно произнес Рудольф.— Где-то в лесу. Точно уже не помню где.
— Вы стреляли в гражданских лиц? — продолжал допытываться следователь.
— Нет. Они отвечали огнем из винтовок.
— Тогда в немецких солдат?
— Я не рассматривал, в каких они были мундирах. Допрашивающий облокотился на стол и исподлобья вперил взгляд
в парторга.
— Рудольф Орг,— предупреждающе произнес он,— лучше не говорите, что не помните.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129