Но в тот раз ничего нельзя было поделать, жизнь шла по своим законам, которые даже большие и переломные события не в силах были изменить.
Рудольф согласился с Астрид и решил поговорить о директоре скотобойни в укоме партии. Пусть они сообщат в Центральный Комитет, эту заячью душу следовало приструнить. Кому, как не директору крупнейшего предприятия в поселке, осуществлять на месте советскую власть.
И еще Астрид осторожно спросила, знает ли Ру\ди о том, что происходит в Ванатоа. Осталось впечатление, что она находится в контакте с Хельгой. Незадолго до этого сестра намеком высказала пожелание, чтобы он так, от нечего делать, их не навещал. Не было и малейшего сомнения, что причина кроется в Ильмаре. По слухам, зять буйствовал, когда по весне у него увели со двора машину. Теперь он явно винит в этом всех представителей новой власти. По мнению Рудольфа, можно было и оставить людям эти отдельные автомобили, приобретенные в долг и с великим трудом,— какие уж это средства производства! Но распоряжение поступило сверху, и не в его власти было менять его либо делать исключения. Уж столько-то он знал своего зятя, чтобы представить, как тот изводит Хельгу: у тебя брат парторг, не мог хоть разок постоять за нас!
Противная история, но что поделаешь? Меньше всего ему подобало заступаться за родственников. Это в старое время рука руку мыла. Ни в коем случае ему нельзя было пойти по этой дороге — тогда уж лучше сразу сложить с себя полномочия.
Но что могли означать намеки Астрид: мол, Рудольфу не мешало бы зорче следить за прогулками зятя, от них у Хельги голова пухнет? Вдруг Ильмар поддерживает какие-то связи с лесовиками? Они теперь начали показывать зубы... Это уж ни в какие ворота! Родич парторга — и якшается с бандитами. Чтобы он был способен на большее, этому Рудольф не верил. Улучить бы момент, сходить с несколькими людьми на хутор Ванатоа и посмотреть. Появится какое-нибудь подозрение — задержит Ильмара и отправит в уезд на следствие. Это было бы полезно по всем статьям. Во-первых, никто из тех, кто слышал, как куражится Ильмар, уже не укажет пальцем, что парторг оберегает своих родственничков; во-вторых, крутой и неуравновешенный зятек оказался бы в смутные времена в надежном месте, не то, поди знай, вдруг совершит еще большую глупость, потом ни самому, ни другим не расхлебать. Несколько недель в кутузке под стражей были бы для него самой надежной защитой от самого себя и от плохой компании
Рудольф в своих размышлениях как раз дошел до этого, когда на безлюдном шоссе послышался шум приближающейся машины. Киккас и Каунре тут же, не сказав ни слова, встали у окон на стражу. В дневное время да еще на машине вряд ли можно было ждать лесных братьев, но как знать, следовало соблюдать осторожность. Рудольф тоже взял у стены винтовку и стал следить за дорогой.
В клубах пыли из-за поворота к волисполкому приближался грузовик с полным кузовом людей в синих гимнастерках.
— Ты смотри, Рууди, вместо одного Юхана Лээтсаара нам прислал.— Сумел же ты, однако, выторговать в уезде подкрепление! Или расписал им, что у нас в лесу за поселком стоит целый батальон лесовиков?
— Уж теперь-то мы дочиста выметем волость,— пообещал Рудольф.— Иначе у тебя смелости не хватит стать председателем волисполкома.
Сам он продолжал бдительно следить за происходящим.
Грузовик замедлил ход, шофер словно бы колебался, затем машина завернула во двор и остановилась. Рудольф закинул винтовку за плечо, вышел на крыльцо и застыл в ожидании.
Вдруг до его слуха донеслось нечто странное: незнакомый говор! Он мгновенно напрягся словно пружина, рука на ремне винтовки дернулась. Рудольф смерил взглядом расстояние до двери. Одним прыжком он должен будет укрыться за дверью. Обостренное недавним опытом чувство опасности, казалось, пронзило тело электрическим током. Вдруг снова в его ушах зазвучали слова командира артиллерийской батареи, который помог выбить лесных братьев из церкви и потом немного задержался в поселке:
— Немцы начали засылать в наш тыл отряды диверсантов. Обычно они одеты в красноармейскую или милицейскую форму — петлицы и все такое, на первый взгляд не узнаешь. Смотрите не дайте себя провести таким образом.
Увидев целый грузовик противников, Рудольф в мгновение ока понял всю безнадежность своего положения. Однако он решил дорого отдать жизнь. Во второй раз они его так просто не возьмут!
Видимо, в его взгляде и облике было нечто такое, что вылезший из кабины милиционер вдруг принялся отчаянно махать рукой и кричать на ломаном русском языке:
— Товарищ! Мы латышские милиционеры, товарищ!
Рудольф сам не очень хорошо говорил по-русски, но, несмотря на это, он все же понял, что это не немцы. Напряжение немного спало. Успокаивающе подействовало также то, что прибывшие не спеша начали выбираться из кузова и закидывать карабины за плечо. Их командир медленно, широким шагом направился к крыльцу волисполкома. Парторг стоял на месте, некоторое сомнение все еще грызло его,
У командира милиционеров имелась бумага из укома. Знакомая подпись рассеяла сомнение, и Рудольф пригласил милиционера в помещение. Машину велел загнать в стоящий рядом в волисполкоме сарай. С глаз долой — спокойней будет.
Латыши два дня тому назад перешли в Валге на эстонскую территорию, после беспрерывных стычек они нуждались в отдыхе. Из уездного комитета их направили в Виймаствереский волисполком. В городе все свободные помещения были забиты отступающими и беженцами, частью к тому же заняты истребительным батальоном и войсками. Все это рассказал милицейский начальник, русские, латышские и немецкие слова все время путались.
— У вас в лесу белые бандиты,— говорил он.— У нас тоже айзсарги стреляли из-за немцев, мы на своей шкуре испытали. Десять человек потерял по дороге; кто остался, научились хорошо стрелять, мы можем помочь вам.
Там же, в уездном комитете, где рассказывали историю про большой палец Тимуска, Рудольф услышал еще и о том, что в Латвии рабочая гвардия ведет жестокие бои. Кто-то спросил: с немцами, что ли? О немцах я ничего не знаю, у них там хватает своих белых, ответил уполномоченный оперативного штаба, проводивший совещание. Помолчал немного и добавил с явным сожалением: мы напрасно поспешили распустить Народную самозащиту, когда организовывали милицию, одно другому не помешало бы. Латыши оказались умнее, сохранили рабочую гвардию — им сейчас куда легче формировать воинские части!
У Рудольфа возникло сильное желание подробно расспросить прибывших со стороны фронта милиционеров, что же там, собственно, происходит и — что важнее всего! — как далеко или как близко находятся немцы. Но, увидев, что люди вконец устали, не выспались и измучены, он подавил свое любопытство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Рудольф согласился с Астрид и решил поговорить о директоре скотобойни в укоме партии. Пусть они сообщат в Центральный Комитет, эту заячью душу следовало приструнить. Кому, как не директору крупнейшего предприятия в поселке, осуществлять на месте советскую власть.
И еще Астрид осторожно спросила, знает ли Ру\ди о том, что происходит в Ванатоа. Осталось впечатление, что она находится в контакте с Хельгой. Незадолго до этого сестра намеком высказала пожелание, чтобы он так, от нечего делать, их не навещал. Не было и малейшего сомнения, что причина кроется в Ильмаре. По слухам, зять буйствовал, когда по весне у него увели со двора машину. Теперь он явно винит в этом всех представителей новой власти. По мнению Рудольфа, можно было и оставить людям эти отдельные автомобили, приобретенные в долг и с великим трудом,— какие уж это средства производства! Но распоряжение поступило сверху, и не в его власти было менять его либо делать исключения. Уж столько-то он знал своего зятя, чтобы представить, как тот изводит Хельгу: у тебя брат парторг, не мог хоть разок постоять за нас!
Противная история, но что поделаешь? Меньше всего ему подобало заступаться за родственников. Это в старое время рука руку мыла. Ни в коем случае ему нельзя было пойти по этой дороге — тогда уж лучше сразу сложить с себя полномочия.
Но что могли означать намеки Астрид: мол, Рудольфу не мешало бы зорче следить за прогулками зятя, от них у Хельги голова пухнет? Вдруг Ильмар поддерживает какие-то связи с лесовиками? Они теперь начали показывать зубы... Это уж ни в какие ворота! Родич парторга — и якшается с бандитами. Чтобы он был способен на большее, этому Рудольф не верил. Улучить бы момент, сходить с несколькими людьми на хутор Ванатоа и посмотреть. Появится какое-нибудь подозрение — задержит Ильмара и отправит в уезд на следствие. Это было бы полезно по всем статьям. Во-первых, никто из тех, кто слышал, как куражится Ильмар, уже не укажет пальцем, что парторг оберегает своих родственничков; во-вторых, крутой и неуравновешенный зятек оказался бы в смутные времена в надежном месте, не то, поди знай, вдруг совершит еще большую глупость, потом ни самому, ни другим не расхлебать. Несколько недель в кутузке под стражей были бы для него самой надежной защитой от самого себя и от плохой компании
Рудольф в своих размышлениях как раз дошел до этого, когда на безлюдном шоссе послышался шум приближающейся машины. Киккас и Каунре тут же, не сказав ни слова, встали у окон на стражу. В дневное время да еще на машине вряд ли можно было ждать лесных братьев, но как знать, следовало соблюдать осторожность. Рудольф тоже взял у стены винтовку и стал следить за дорогой.
В клубах пыли из-за поворота к волисполкому приближался грузовик с полным кузовом людей в синих гимнастерках.
— Ты смотри, Рууди, вместо одного Юхана Лээтсаара нам прислал.— Сумел же ты, однако, выторговать в уезде подкрепление! Или расписал им, что у нас в лесу за поселком стоит целый батальон лесовиков?
— Уж теперь-то мы дочиста выметем волость,— пообещал Рудольф.— Иначе у тебя смелости не хватит стать председателем волисполкома.
Сам он продолжал бдительно следить за происходящим.
Грузовик замедлил ход, шофер словно бы колебался, затем машина завернула во двор и остановилась. Рудольф закинул винтовку за плечо, вышел на крыльцо и застыл в ожидании.
Вдруг до его слуха донеслось нечто странное: незнакомый говор! Он мгновенно напрягся словно пружина, рука на ремне винтовки дернулась. Рудольф смерил взглядом расстояние до двери. Одним прыжком он должен будет укрыться за дверью. Обостренное недавним опытом чувство опасности, казалось, пронзило тело электрическим током. Вдруг снова в его ушах зазвучали слова командира артиллерийской батареи, который помог выбить лесных братьев из церкви и потом немного задержался в поселке:
— Немцы начали засылать в наш тыл отряды диверсантов. Обычно они одеты в красноармейскую или милицейскую форму — петлицы и все такое, на первый взгляд не узнаешь. Смотрите не дайте себя провести таким образом.
Увидев целый грузовик противников, Рудольф в мгновение ока понял всю безнадежность своего положения. Однако он решил дорого отдать жизнь. Во второй раз они его так просто не возьмут!
Видимо, в его взгляде и облике было нечто такое, что вылезший из кабины милиционер вдруг принялся отчаянно махать рукой и кричать на ломаном русском языке:
— Товарищ! Мы латышские милиционеры, товарищ!
Рудольф сам не очень хорошо говорил по-русски, но, несмотря на это, он все же понял, что это не немцы. Напряжение немного спало. Успокаивающе подействовало также то, что прибывшие не спеша начали выбираться из кузова и закидывать карабины за плечо. Их командир медленно, широким шагом направился к крыльцу волисполкома. Парторг стоял на месте, некоторое сомнение все еще грызло его,
У командира милиционеров имелась бумага из укома. Знакомая подпись рассеяла сомнение, и Рудольф пригласил милиционера в помещение. Машину велел загнать в стоящий рядом в волисполкоме сарай. С глаз долой — спокойней будет.
Латыши два дня тому назад перешли в Валге на эстонскую территорию, после беспрерывных стычек они нуждались в отдыхе. Из уездного комитета их направили в Виймаствереский волисполком. В городе все свободные помещения были забиты отступающими и беженцами, частью к тому же заняты истребительным батальоном и войсками. Все это рассказал милицейский начальник, русские, латышские и немецкие слова все время путались.
— У вас в лесу белые бандиты,— говорил он.— У нас тоже айзсарги стреляли из-за немцев, мы на своей шкуре испытали. Десять человек потерял по дороге; кто остался, научились хорошо стрелять, мы можем помочь вам.
Там же, в уездном комитете, где рассказывали историю про большой палец Тимуска, Рудольф услышал еще и о том, что в Латвии рабочая гвардия ведет жестокие бои. Кто-то спросил: с немцами, что ли? О немцах я ничего не знаю, у них там хватает своих белых, ответил уполномоченный оперативного штаба, проводивший совещание. Помолчал немного и добавил с явным сожалением: мы напрасно поспешили распустить Народную самозащиту, когда организовывали милицию, одно другому не помешало бы. Латыши оказались умнее, сохранили рабочую гвардию — им сейчас куда легче формировать воинские части!
У Рудольфа возникло сильное желание подробно расспросить прибывших со стороны фронта милиционеров, что же там, собственно, происходит и — что важнее всего! — как далеко или как близко находятся немцы. Но, увидев, что люди вконец устали, не выспались и измучены, он подавил свое любопытство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129