Мадис мог подумать, что парторг преднамеренно упал на колени, а не от страха ноги подкосило.
Сам Мадис, оцепенев от ужаса, следил из окна волостной управы за проезжавшими мимо немцами, которые никакого внимания на него не обратили. Когда машины завернули к поселку, он лесом пробрался домой, но и там не задержался, правильно решив, что теперь-то его в покое не оставят, врагов у него куча. Взял про запас одежду и поселился в сарае за речкой.
Уже на следующий день охранники приходили его искать, жену и пригрозили пустить под крышу красного петуха, если хозяин добром не явится. Жена отправила детей к родителям и жила с тех пор в постоянном страхе, ночами спала в амбаре, дом оставался пустой. Она боялась, что ее могут спалить заживо, потому что румбаский Юриааду, уходя, мрачно проскрипел:
— Мы должны собственными руками очистить Эстонию от всякой красной скверны, дочиста огнем выжжем, будет как стеклышко!
Теперь жена просила Мадиса, чтобы он не показывался вблизи дома. Она была уверена, что за хутором следят. Прирезанную землю вместе с урожаем прежний хозяин все равно забрал обратно, дай бог, чтобы из этой заварухи поживу-поздорову выбраться.
Так и Мадис Каунре оказался бездомным.
Ханс Акерман присоединился к ним последним. Он уже с неделю бродил по лесам в полном одиночестве, обросший и голодный. Домой в волость Ойдрема он вернуться не мог, дело батрацкое, да и неоткуда взять крышу над головой, зато своей активной деятельностью в комиссии по проведению земельной реформы, а потом в коннопрокатном пункте и, наконец, в истребительном батальоне он успел приобрести широкую известность. У ойдремаских лесовиков были с ним свои счеты. Сам он думал, что ему еще здорово повезло, когда он угодил из истребительного батальона с контузией в уездную больницу и был там арестован городскими белоповязочниками. В лицо они его не знали, известно было только то, что он из истребительного батальона. Ойдремаские прикончили бы его на месте, в этом он был убежден,
В своих блужданиях по лесам Акерман наткнулся на место недавней стычки. Кто и с кем вел бой на лесной дороге, осталось неизвестным, трупы уже были захоронены. Высоко подрубленная и сваленная поперек дороги большая ель говорила о том, что здесь была устроена засада. Дорога была истоптана множеством ног, повсюду валялись разнокалиберные гильзы. Видимо, уже кто-то немного оттащил с дороги спиленную ель, так что по обочине можно было проехать на телеге. Жизнь останавливаться не может. Среди гравия обильно поблескивали осколки стекла, будто кто-то бил здесь чьи-то окна.
На этом месте, за кюветом, Акерман и нашел себе оружие. Необъяснимым образом среди кочек оказался офицерский ремень вместе с большой, чуточку бесформенной кобурой нагана. Но что удивительнее всего — в кобуре было оружие. Тяжелый вороненый револьвер, все семь гнезд в барабане заполнены патронами, спереди в каждом выглядывала медного цвета пуля с усеченным концом. Акерман схватил наган, как величайшее сокровище. Больше не нужно было отчаиваться от беззащитности. Во второй раз он ни за что бы не желал оказаться безоружным лицом к лицу с охранниками, как в тот раз в уездной больнице. Теперь он может постоять за себя, его уже не так просто взять.
Позднее в глубине леса он некоторое время просидел на пне, приучал руку к револьверу и изучал свою находку. Из такого оружия он еще никогда не стрелял. Запасной комплект патронов прочно сидел в маленькое кожаном кармашке кобуры. Па внутреннем краешке клапана химическим карандашом было что-то написано. С трудом разбирая русские буквы, он прочел: Козлов Виктор Иванович. На передней стороне кобуры, будто вклеенный в свои кожаные пазы, находился тонкий медный шомпол с большим кольцом на конце. Наган был вроде в порядке — тратить патроны на проверку ему не хотелось. Акерман испытал чувство благодарности к незнакомому человеку, который скрывался за именем Козлов Виктор Иванович, Кто знает в живых ли он еще. Может, гонимый неведомым ему побуждением, последним усилием руки забросил спой ремень с револьвером подальше, кочки, чтобы его там нашел он, Ханс Акерман, ДЛИ которого оружие сейчас нужнее, чем что-либо другое, Если это оружие и не смогло снасти владельца, то, возможно, им воспользуется другой человк, Козлов Виктор Ишаномч — будто слова благодарности, еще раз повторил про себя Акерман,
Бродя но лесу с наганом, он и повстречался с Рудольфом и Мадисом Каунре, На этот раз никто из них не испугался, Акерман сразу узнал пиймаетиереекого парторга, Радость была обоюдной, поскольку втроем они чувствовали себя уже организованной силой, Теперь при надобности можно было ввести даже дежурство и спать чуть спокойнее, А то ночное недосыпание уже и днем притупляло чувства, а это было опасно.
Забота о еде не давала покоя.
Делать было нечего, Рудольф решил рискнуть. Самым верным был признан такой ход: Акерман, как человек в этих краях незнакомый, отправится на зорьке в деревню Курни и попытается раздобыть еды. Рудольф описал ему дорогу, которая приведет его на хутор Туулсе. Там дома одна старая хозяйка, сам хозяин десять дней тому назад отправился по разнарядке с лошадью в извоз, да так и остался по ту сторону фронта. Туулсе — хуторок небольшой, зато хозяйка радушная, она и малым поделится. Во всяком случае, Акерман не должен объяснять, кто он или с кем в лесу прячется,— пусть скажет просто, что ушел от войны из дому и не может вернуться назад раньше, чем пройдут бои. Наверняка хозяйке хутора Туулсе неважно, чьей именно стороны он держится.
Время казалось подходящим. Было еще сумеречно, но уже ясно виднелась дорога, петлявшая между кустов к околице. И хозяйка давно уже встала к утренней дойке, не нужно будить; как знать, всяк ли осмелится в нынешнее смутное время открыть дверь на ночной стук.
— Оставь наган,— посоветовал Рудольф перед уходом.— Не насильно же брать идешь. Вон из-под пиджака как выпирает, только зря людей напугаешь.
Акерман с некоторым сожалением снял с пояса ремень и положил на ветки. Он уже было пошел, но все же передумал, вернулся назад, нагнулся над кобурой, вытащил револьвер, подержал его в руке и засунул со спины под пиджак за пояс.
— Тут не видно,— словно извиняясь, сказал он Рудольфу.- Я без него словно голый.
Рудольф пожал плечами, но запрещать не стал. Сложилось так, они хоть и советовались друг с другом, но начальника у них в группе не было.
— Смотри, чтобы он тебя не подвел под монастырь,— только и сказал Рудольф.— В нынешние времена может так странно получиться, что и че знаешь, как вернее — взять или оставить.
— Ты спроси у Альмы побольше еды, столько, сколько унесешь, да она не пожалеет,— голодно добавил Мадис Каунре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Сам Мадис, оцепенев от ужаса, следил из окна волостной управы за проезжавшими мимо немцами, которые никакого внимания на него не обратили. Когда машины завернули к поселку, он лесом пробрался домой, но и там не задержался, правильно решив, что теперь-то его в покое не оставят, врагов у него куча. Взял про запас одежду и поселился в сарае за речкой.
Уже на следующий день охранники приходили его искать, жену и пригрозили пустить под крышу красного петуха, если хозяин добром не явится. Жена отправила детей к родителям и жила с тех пор в постоянном страхе, ночами спала в амбаре, дом оставался пустой. Она боялась, что ее могут спалить заживо, потому что румбаский Юриааду, уходя, мрачно проскрипел:
— Мы должны собственными руками очистить Эстонию от всякой красной скверны, дочиста огнем выжжем, будет как стеклышко!
Теперь жена просила Мадиса, чтобы он не показывался вблизи дома. Она была уверена, что за хутором следят. Прирезанную землю вместе с урожаем прежний хозяин все равно забрал обратно, дай бог, чтобы из этой заварухи поживу-поздорову выбраться.
Так и Мадис Каунре оказался бездомным.
Ханс Акерман присоединился к ним последним. Он уже с неделю бродил по лесам в полном одиночестве, обросший и голодный. Домой в волость Ойдрема он вернуться не мог, дело батрацкое, да и неоткуда взять крышу над головой, зато своей активной деятельностью в комиссии по проведению земельной реформы, а потом в коннопрокатном пункте и, наконец, в истребительном батальоне он успел приобрести широкую известность. У ойдремаских лесовиков были с ним свои счеты. Сам он думал, что ему еще здорово повезло, когда он угодил из истребительного батальона с контузией в уездную больницу и был там арестован городскими белоповязочниками. В лицо они его не знали, известно было только то, что он из истребительного батальона. Ойдремаские прикончили бы его на месте, в этом он был убежден,
В своих блужданиях по лесам Акерман наткнулся на место недавней стычки. Кто и с кем вел бой на лесной дороге, осталось неизвестным, трупы уже были захоронены. Высоко подрубленная и сваленная поперек дороги большая ель говорила о том, что здесь была устроена засада. Дорога была истоптана множеством ног, повсюду валялись разнокалиберные гильзы. Видимо, уже кто-то немного оттащил с дороги спиленную ель, так что по обочине можно было проехать на телеге. Жизнь останавливаться не может. Среди гравия обильно поблескивали осколки стекла, будто кто-то бил здесь чьи-то окна.
На этом месте, за кюветом, Акерман и нашел себе оружие. Необъяснимым образом среди кочек оказался офицерский ремень вместе с большой, чуточку бесформенной кобурой нагана. Но что удивительнее всего — в кобуре было оружие. Тяжелый вороненый револьвер, все семь гнезд в барабане заполнены патронами, спереди в каждом выглядывала медного цвета пуля с усеченным концом. Акерман схватил наган, как величайшее сокровище. Больше не нужно было отчаиваться от беззащитности. Во второй раз он ни за что бы не желал оказаться безоружным лицом к лицу с охранниками, как в тот раз в уездной больнице. Теперь он может постоять за себя, его уже не так просто взять.
Позднее в глубине леса он некоторое время просидел на пне, приучал руку к револьверу и изучал свою находку. Из такого оружия он еще никогда не стрелял. Запасной комплект патронов прочно сидел в маленькое кожаном кармашке кобуры. Па внутреннем краешке клапана химическим карандашом было что-то написано. С трудом разбирая русские буквы, он прочел: Козлов Виктор Иванович. На передней стороне кобуры, будто вклеенный в свои кожаные пазы, находился тонкий медный шомпол с большим кольцом на конце. Наган был вроде в порядке — тратить патроны на проверку ему не хотелось. Акерман испытал чувство благодарности к незнакомому человеку, который скрывался за именем Козлов Виктор Иванович, Кто знает в живых ли он еще. Может, гонимый неведомым ему побуждением, последним усилием руки забросил спой ремень с револьвером подальше, кочки, чтобы его там нашел он, Ханс Акерман, ДЛИ которого оружие сейчас нужнее, чем что-либо другое, Если это оружие и не смогло снасти владельца, то, возможно, им воспользуется другой человк, Козлов Виктор Ишаномч — будто слова благодарности, еще раз повторил про себя Акерман,
Бродя но лесу с наганом, он и повстречался с Рудольфом и Мадисом Каунре, На этот раз никто из них не испугался, Акерман сразу узнал пиймаетиереекого парторга, Радость была обоюдной, поскольку втроем они чувствовали себя уже организованной силой, Теперь при надобности можно было ввести даже дежурство и спать чуть спокойнее, А то ночное недосыпание уже и днем притупляло чувства, а это было опасно.
Забота о еде не давала покоя.
Делать было нечего, Рудольф решил рискнуть. Самым верным был признан такой ход: Акерман, как человек в этих краях незнакомый, отправится на зорьке в деревню Курни и попытается раздобыть еды. Рудольф описал ему дорогу, которая приведет его на хутор Туулсе. Там дома одна старая хозяйка, сам хозяин десять дней тому назад отправился по разнарядке с лошадью в извоз, да так и остался по ту сторону фронта. Туулсе — хуторок небольшой, зато хозяйка радушная, она и малым поделится. Во всяком случае, Акерман не должен объяснять, кто он или с кем в лесу прячется,— пусть скажет просто, что ушел от войны из дому и не может вернуться назад раньше, чем пройдут бои. Наверняка хозяйке хутора Туулсе неважно, чьей именно стороны он держится.
Время казалось подходящим. Было еще сумеречно, но уже ясно виднелась дорога, петлявшая между кустов к околице. И хозяйка давно уже встала к утренней дойке, не нужно будить; как знать, всяк ли осмелится в нынешнее смутное время открыть дверь на ночной стук.
— Оставь наган,— посоветовал Рудольф перед уходом.— Не насильно же брать идешь. Вон из-под пиджака как выпирает, только зря людей напугаешь.
Акерман с некоторым сожалением снял с пояса ремень и положил на ветки. Он уже было пошел, но все же передумал, вернулся назад, нагнулся над кобурой, вытащил револьвер, подержал его в руке и засунул со спины под пиджак за пояс.
— Тут не видно,— словно извиняясь, сказал он Рудольфу.- Я без него словно голый.
Рудольф пожал плечами, но запрещать не стал. Сложилось так, они хоть и советовались друг с другом, но начальника у них в группе не было.
— Смотри, чтобы он тебя не подвел под монастырь,— только и сказал Рудольф.— В нынешние времена может так странно получиться, что и че знаешь, как вернее — взять или оставить.
— Ты спроси у Альмы побольше еды, столько, сколько унесешь, да она не пожалеет,— голодно добавил Мадис Каунре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129