Я сообщу им кое-какие мелочи о своей работе в разведке, но добавлю, что о самом интересном можно будет рассказать только через десять лет. Напустив на себя таинственности, я предстану перед ними в некоем загадочном ореоле. Потом, не откладывая дела в долгий ящик, я извещу их о своем решении вернуться в Берлин. Нравится – не нравится, а теперь я сам себе хозяин, и если родители попробуют мне помешать, они быстро увидят, как сильно я переменился. На этот случай я даже заготовил речь, смысл которой сводился к тому, что в Америке, конечно, неплохо, но в данный момент она меня не устраивает, и поэтому я возвращаюсь туда, где ощущаю гармонию жизни. Разговор с родителями состоится в первый же вечер, в гостиной, сразу после ужина.
На деле, однако, все вышло несколько иначе. Не успел я переступить порог, как мама сунула мне под нос список всех приглашенных на сегодня. Что касается отца, то он вернулся домой в последнюю минуту перед нашествием. В шесть часов начали прибывать гости; войдя, они прямиком направлялись к бару. В семь появились закуски, а к восьми, казалось, в гостиной собрались все мало-мальски знакомые мне жители Нашвилла, притом под изрядным хмельком. Ко мне подошла мамина приятельница миссис Мак-Киннон и, вздохнув, сказала:
– Вы, конечно, рады, что снова дома, – как я вас понимаю! Мы с мужем сами вернулись только месяц назад и буквально прыгали от счастья. Я Дэвиду так и сказала: съездить в Европу, конечно, приятно, но возвращаться еще приятнее. Мне все время казалось, что если я увижу хотя бы еще один неисправный туалет, еще одного хама-официанта, то не выдержу и закричу. Как это у вас хватило терпения так долго там прожить? Подумайте, они даже не знают, что такое завтрак; по их мнению – это булочка, смазанная джемом. Нет-нет, я прекрасно знаю, что это такое – снова оказаться дома!
Коэн Джексон, старый университетский приятель, протиснулся ко мне со стаканом виски в руке и спросил трубным голосом:
– Слушай, это правда, что женщины там не бреют волос?
– Да, в основном.
– По-моему, это омерзительно – когда женщина поднимает руку, а у нее подмышкой клок волос.
– Ничего, привыкаешь.
– А волосы на ногах? Как можно лечь в постель с женщиной, у которой волосатые ноги?
– И с этим осваиваешься.
– Ну, не знаю, я бы не смог. Я бы первым делом дал ей бритву и велел побриться.
– Вряд ли она бы послушалась. Они там считают, что волосы – это нормально.
– Волосы – нормально? Что же они, слепые что ли? Неужели видеть женщину, заросшую волосами, им так же приятно, как женщину с чистой кожей?
– Они просто не обращают на это внимания.
– Я бы точно обратил. И еще я слышал, что там можно купить любую женщину, какую захочешь.
– Ну, там есть проститутки – как, впрочем, и здесь.
– При чем тут проститутки? Просто подходишь на улице к любой симпатичной женщине, предлагаешь ей нужную сумму – и дело в шляпе.
– Этот номер у тебя пройдет с тем же успехом, что и в Америке.
– У меня другие сведения. То есть, конечно, какую-нибудь богатую аристократку вряд ли так купишь, а всех остальных – пожалуйста.
– Слушай, Коэн, если ты в Европе станешь на улице предлагать женщинам отдаться за деньги, то в девятнадцати случаях из двадцати получишь по морде.
– Ну, у меня другие сведения.
Потом ко мне подошла Кэрол Энн Эллистон. Она недавно вышла замуж за Спейна Кимбро, и я еще не успел привыкнуть к тому, что теперь ее зовут Кэрол Энн Кимбро.
– Хэмилтон, – воскликнула она, – какое счастье, что ты там ни на ком не женился!
– А, собственно, почему?
– А ты спроси у родителей Тодда Гудлоу – они тебе расскажут.
– А им откуда знать?
– Ты что, не слышал?
– Я только что вернулся.
– Значит, так: Тодд служил лейтенантом в Штутгарте, там познакомился с какой-то немкой и решил во что бы то ни стало на ней жениться. Родители пробовали его отговорить, но он на них – ноль внимания. Ну, поженились они честь по чести, привез он ее сюда, а теперь рвет на себе волосы. Вид у него прямо как у мученика.
– Чем же он так мучается?
– Если бы ты ее увидел, то сразу бы понял. Поперек себя шире и целыми днями только и делает, что сидит и читает журналы про кино. Не готовит, не убирает – ничего. Тодд мне уже сказал, что спит и видит, когда она уберется восвояси. Ни с кем из семьи эта Эльке не разговаривает, а ведь они все сделали, чтобы она чувствовала себя как дома.
– Что ж он женился на такой, которая поперек себя шире?
– Наверно, из-за грудей. На нее посмотришь – одни груди видно.
Потом подошел Сэнфорд Адамс – опрятный и элегантный, как никогда раньше. Он теперь занимался продажей недвижимости.
– Слушай, тут про тебя говорят, что ты в Германии был вроде как шпионом.
– Я служил в разведке.
– А ты знаешь, что Уэбб Перкинс во время корейской войны был чуть ли не главным нашим шпионом в Японии? Его специально обучили японскому, и он там выполнял всякие хитрые задания.
– Я вел допросы в Берлине.
– Уэбб рассказывает фантастические истории про свои японские дела.
– У нас в Берлине тоже были фантастические случаи. – Вот, например, про одного японца, который был четверным агентом и работал на китайцев, а мы думали, что он тройной агент и работает на нас.
– Однажды объявили, что русские вот-вот нападут на Берлин, и мы уже решили, что всем нам крышка.
– Попроси Уэбба, чтобы он рассказал тебе эту историю.
– Подозреваю, что некоторые из тех, кого я допрашивал, были двойными агентами.
– А тот японец был четверным агентом.
– У нас там работали интересные ребята из Принстона, Стэнфорда, Беркли. Сильная была группа.
– Понятно, а мы тут с Уэббом занялись коммерческой деятельностью. Сейчас проворачиваем одну операцию по продаже участков в Грин-Хиллз. Помяни мое слово, это будет крупнейший торговый центр в Нашвилле. Уже сейчас от желающих нет отбоя.
– Должно быть, Уэбб учил японский там же, где я русский.
– Ну, сейчас он, наверно, его уже подзабыл. По-японски-то здесь ни с кем не поговоришь. Но в бизнесе он сечет – будь здоров. Надо будет как-нибудь устроить вам встречу.
Разумеется, присутствовали и Колдуэллы. Как всегда, они были исключительно любезны и рассказали о том, как замечательно я принимал их в Берлине. При этом имя Эрики ни разу не было упомянуто, так что выходило, будто мы провели то воскресенье втроем, а не вчетвером. Среди слушателей была и Сара Луиза. Я уже видел ее, когда встречал гостей, – тогда она лишь сказала, что очень признательна за заботу о родителях, потом добавила: "Сегодня ты, наверно, нарасхват – не буду тебя отвлекать", – и исчезла.
Все это время она, разумеется, пользовалась гораздо большим вниманием, чем я. Сейчас Сара Луиза стояла возле Симса и Сисси и усердно им суфлировала: "Расскажите, как вы видели русских солдат у памятника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
На деле, однако, все вышло несколько иначе. Не успел я переступить порог, как мама сунула мне под нос список всех приглашенных на сегодня. Что касается отца, то он вернулся домой в последнюю минуту перед нашествием. В шесть часов начали прибывать гости; войдя, они прямиком направлялись к бару. В семь появились закуски, а к восьми, казалось, в гостиной собрались все мало-мальски знакомые мне жители Нашвилла, притом под изрядным хмельком. Ко мне подошла мамина приятельница миссис Мак-Киннон и, вздохнув, сказала:
– Вы, конечно, рады, что снова дома, – как я вас понимаю! Мы с мужем сами вернулись только месяц назад и буквально прыгали от счастья. Я Дэвиду так и сказала: съездить в Европу, конечно, приятно, но возвращаться еще приятнее. Мне все время казалось, что если я увижу хотя бы еще один неисправный туалет, еще одного хама-официанта, то не выдержу и закричу. Как это у вас хватило терпения так долго там прожить? Подумайте, они даже не знают, что такое завтрак; по их мнению – это булочка, смазанная джемом. Нет-нет, я прекрасно знаю, что это такое – снова оказаться дома!
Коэн Джексон, старый университетский приятель, протиснулся ко мне со стаканом виски в руке и спросил трубным голосом:
– Слушай, это правда, что женщины там не бреют волос?
– Да, в основном.
– По-моему, это омерзительно – когда женщина поднимает руку, а у нее подмышкой клок волос.
– Ничего, привыкаешь.
– А волосы на ногах? Как можно лечь в постель с женщиной, у которой волосатые ноги?
– И с этим осваиваешься.
– Ну, не знаю, я бы не смог. Я бы первым делом дал ей бритву и велел побриться.
– Вряд ли она бы послушалась. Они там считают, что волосы – это нормально.
– Волосы – нормально? Что же они, слепые что ли? Неужели видеть женщину, заросшую волосами, им так же приятно, как женщину с чистой кожей?
– Они просто не обращают на это внимания.
– Я бы точно обратил. И еще я слышал, что там можно купить любую женщину, какую захочешь.
– Ну, там есть проститутки – как, впрочем, и здесь.
– При чем тут проститутки? Просто подходишь на улице к любой симпатичной женщине, предлагаешь ей нужную сумму – и дело в шляпе.
– Этот номер у тебя пройдет с тем же успехом, что и в Америке.
– У меня другие сведения. То есть, конечно, какую-нибудь богатую аристократку вряд ли так купишь, а всех остальных – пожалуйста.
– Слушай, Коэн, если ты в Европе станешь на улице предлагать женщинам отдаться за деньги, то в девятнадцати случаях из двадцати получишь по морде.
– Ну, у меня другие сведения.
Потом ко мне подошла Кэрол Энн Эллистон. Она недавно вышла замуж за Спейна Кимбро, и я еще не успел привыкнуть к тому, что теперь ее зовут Кэрол Энн Кимбро.
– Хэмилтон, – воскликнула она, – какое счастье, что ты там ни на ком не женился!
– А, собственно, почему?
– А ты спроси у родителей Тодда Гудлоу – они тебе расскажут.
– А им откуда знать?
– Ты что, не слышал?
– Я только что вернулся.
– Значит, так: Тодд служил лейтенантом в Штутгарте, там познакомился с какой-то немкой и решил во что бы то ни стало на ней жениться. Родители пробовали его отговорить, но он на них – ноль внимания. Ну, поженились они честь по чести, привез он ее сюда, а теперь рвет на себе волосы. Вид у него прямо как у мученика.
– Чем же он так мучается?
– Если бы ты ее увидел, то сразу бы понял. Поперек себя шире и целыми днями только и делает, что сидит и читает журналы про кино. Не готовит, не убирает – ничего. Тодд мне уже сказал, что спит и видит, когда она уберется восвояси. Ни с кем из семьи эта Эльке не разговаривает, а ведь они все сделали, чтобы она чувствовала себя как дома.
– Что ж он женился на такой, которая поперек себя шире?
– Наверно, из-за грудей. На нее посмотришь – одни груди видно.
Потом подошел Сэнфорд Адамс – опрятный и элегантный, как никогда раньше. Он теперь занимался продажей недвижимости.
– Слушай, тут про тебя говорят, что ты в Германии был вроде как шпионом.
– Я служил в разведке.
– А ты знаешь, что Уэбб Перкинс во время корейской войны был чуть ли не главным нашим шпионом в Японии? Его специально обучили японскому, и он там выполнял всякие хитрые задания.
– Я вел допросы в Берлине.
– Уэбб рассказывает фантастические истории про свои японские дела.
– У нас в Берлине тоже были фантастические случаи. – Вот, например, про одного японца, который был четверным агентом и работал на китайцев, а мы думали, что он тройной агент и работает на нас.
– Однажды объявили, что русские вот-вот нападут на Берлин, и мы уже решили, что всем нам крышка.
– Попроси Уэбба, чтобы он рассказал тебе эту историю.
– Подозреваю, что некоторые из тех, кого я допрашивал, были двойными агентами.
– А тот японец был четверным агентом.
– У нас там работали интересные ребята из Принстона, Стэнфорда, Беркли. Сильная была группа.
– Понятно, а мы тут с Уэббом занялись коммерческой деятельностью. Сейчас проворачиваем одну операцию по продаже участков в Грин-Хиллз. Помяни мое слово, это будет крупнейший торговый центр в Нашвилле. Уже сейчас от желающих нет отбоя.
– Должно быть, Уэбб учил японский там же, где я русский.
– Ну, сейчас он, наверно, его уже подзабыл. По-японски-то здесь ни с кем не поговоришь. Но в бизнесе он сечет – будь здоров. Надо будет как-нибудь устроить вам встречу.
Разумеется, присутствовали и Колдуэллы. Как всегда, они были исключительно любезны и рассказали о том, как замечательно я принимал их в Берлине. При этом имя Эрики ни разу не было упомянуто, так что выходило, будто мы провели то воскресенье втроем, а не вчетвером. Среди слушателей была и Сара Луиза. Я уже видел ее, когда встречал гостей, – тогда она лишь сказала, что очень признательна за заботу о родителях, потом добавила: "Сегодня ты, наверно, нарасхват – не буду тебя отвлекать", – и исчезла.
Все это время она, разумеется, пользовалась гораздо большим вниманием, чем я. Сейчас Сара Луиза стояла возле Симса и Сисси и усердно им суфлировала: "Расскажите, как вы видели русских солдат у памятника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125