Я расстилаю на столе карту Эберсвальде, и мы начинаем ее изучать. Сперва я спрашиваю о том, что нам уже известно: где находится казарма, где стрельбище, где они проходили боевую подготовку? Он отвечает правду, и мы переходим к оружию и снаряжению. Материальная часть у них обычная, советская, модели устаревшие. Только что получили партию девятимиллиметровых автоматических пистолетов, поговаривают о том, что скоро поступят грузовики марки «Победа». Мы переходим к офицерам его части, и выясняется, что большинство из них – вновь прибывшие. Источник сообщает о них, что помнит: возраст, рост, вес, характер. Похоже, недавно произошла чистка. Причина? Источник подробно рассказывает о том, что случилось два месяца назад. Несколько солдат вернулись в казарму, напившись пива, достали свое оружие и начали угрожать дежурному офицеру. Тот позвал на помощь трезвых солдат, произошла небольшая перестрелка. Ранен никто не был, и вообще неясно, из-за чего весь сыр-бор загорелся. Источник считает, что все это политика, что ребята устали от идеологической накачки. Вероятно, он сочинил все это специально для меня, но я все равно вставлю его рассказ в свой отчет – в Гейдельберге разберутся. Первыми, кого убрали из части после ЧП, были политработники и командир роты, их заменили парой офицеров, обучавшихся у русских, в Казахстане. Зачинщики были посажены на несколько недель под арест, тем все и кончилось. Я делаю вид, будто не понял кое-какие малоправдоподобные детали, но источник держится за свою версию и повторяет ее слово в слово. Либо он хорошо все выучил, либо говорит правду. Под конец я задаю несколько стандартных вопросов. Что он в последнее время видел из вооружения советской армии? Источник вспоминает, что видел танковые колонны. Да-да, появляется все больше танков Т-54. От Т-34 их можно отличить по 100-миллиметровым орудиям и круглым орудийным башням.
Что ж, похоже, это все, да и обедать уже пора. Прощаясь с источником, я испытываю смешанные чувства. С одной стороны, я сделал все, что мог, а это не так уж плохо: в Гейдельберге говорят, что им нравится моя работа, что большая часть сведений о восточногерманской армии идет из нашего «дома», а два раза я и сам обнаружил в "Нью-Йорк Таймс" кое-что из того, что мне удалось выведать. С другой стороны, мы все, за исключением наших двух немцев, как разведчики – полный нуль, и сами это хорошо понимаем.
В обед мы едем кутить в Американский клуб. Мы – это четыре следователя-американца, наш черный сержант (в то время мы говорили «негр»: назвав сержанта «черный», можно было нарваться на драку) и мистер Суесс, наш штатский начальник. Для нас это единственная возможность соприкоснуться с Америкой, и мы ведем себя, как туристы: заказываем гамбургеры и чили, коктейли и портер. За столом Эд Остин из Стэнфорда рассказывает содержание нового фильма о Либерейсе, который он только что посмотрел. Судя по всему, это ужасная гадость. Когда официант в картине спросил: «А на десерт – не угодно ли клубнички?», солдаты, заполнившие зал, смеялись до упаду. А потом, когда кто-то на экране произнес слово «Liebestraum» и Либерейс сказал: "Это значит «тоска по любви», другой персонаж воскликнул: «Ах, так вы говорите по-немецки?» Публика гоготала.
Мистер Суесс – эмигрант из Вены, прошедший долгий путь на американской государственной службе. Когда к власти в Венгрии пришли коммунисты, он вел допросы в Зальцбурге, и однажды ему попался беженец из Будапешта. Суесс решил, что подробное описание Будапешта должно привлечь внимание начальства. Он достал путеводитель по городу, изданный в 1939 году, и принялся допытываться у своего источника, все ли осталось в прежнем виде. "Как, по-вашему, длина такого-то моста – 30,3 метра? Как, по-вашему, высота такого памятника – 8,5 метров?" Так продолжалось полгода; в конце концов Суесс представил отчет на пятистах страницах, подтверждавший, что путеводитель не врет, вслед за чем получил повышение. Отчет был положен пылиться в шкаф, который вскоре стали называть "архив Суесса". За короткое время Суесс уставил целую полку новыми отчетами, все они оставались непрочитанными, но сам он продвигался по службе. Сейчас Суесс – на вершине своей карьеры, он заведует нашим домом в Берлине уже два года.
Было бы несправедливо утверждать, что Суесс – неумелый работник: это означало бы, что он пробует что-то предпринять, но у него не получается. Суесс же вообще ничего не делает. Час в день он проводит за своим столом, читая «Аргоси», «Эсквайр» и тому подобные журналы, затем куда-то исчезает, или, как он выражается, "уходит по делам". Всем заправляют Маннштайн и два других немца, они же отвечают на вопросы, когда к нам наведываются люди из Гейдельберга и Франкфурта. Суесс же держится на плаву благодаря добрым отношениям с подчиненными. Почти каждое воскресенье он зовет нас в гости позавтракать яичницей с куриной печенкой. При этом он не скупится на пиво и крепкие напитки, так что когда мы уходим от него через несколько часов, все уже слегка навеселе. Никому и в голову не придет настучать на Суесса. Пусть остается. Он человек душевный, а вместо него могут прислать какого-нибудь солдафона. Да и кто его прогонит? Суесс знает, что любят пить в Гейдельберге и Франкфурте, и время от времени посылает туда ящики бутылок.
Сегодня Суесс в хорошем настроении. Он учится на курсах английского языка, и вчера ему вернули две контрольные работы, за которые поставили по четверке. Для Суесса четверка – отличная отметка, а это значит, что он будет держаться за нас с Остином изо всех сил: ведь эти работы написали за него мы. С одной стороны, мы с Эдом считаем, что написали на пятерку, и с удовольствием пристукнули бы того преподавателя, который явно занизил оценку. С другой стороны, нам надоело писать за Суесса, и мы уже начинаем думать, что не мешало бы получить парочку троек или двоек. После занятий Суесс пошел в кино на "Дружеские уговоры" и до сих пор блаженствует от увиденного. Мы спрашиваем, что ему так понравилось, а он все повторяет в ответ: "Очень, очень дружеский фильм".
Суесс верит тому, что пишут в газетах, и совершенно не понимает, как я могу быть в приятельских отношениях с Вильямсом, нашим сержантом-негром. Только что Верховный Суд принял закон против расовой сегрегации в школах, и все те чувства, которые северяне еще недавно питали к Германии и Японии, они теперь выплескивают на южан. Для них мы какие-то злодеи. Из того, что Суесс читает в газетах, следует, будто я должен ненавидеть либо Вильямса, либо южан. Суессу кажется нелепым, что мы с Вильямсом (а он родом из Алабамы) – закадычные друзья, что когда его подружка-немка гонит его прочь, он идет ночевать не куда-нибудь, а ко мне, что я не хватаюсь за пистолет из-за его связи с белой женщиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125