"Да что вы его слушаете – нет у него никакой жены! Я – его сестра". Поняв, в чем дело, человек расхохотался, а Юрген залился краской. Так я познакомилась с Максом. Потом Макс спросил, хорошо ли мы знаем Китцбюхель, добавив, что будет рад показать нам разные места, и мы договорились встретиться на следующий же день. Но назавтра мне расхотелось с ним встречаться: что хорошего можно ждать от человека, с которым случайно знакомишься в баре и который, ко всему прочему, выражается такими фразами, как "Буду рад показать вам всякие места"? Юргену пришлось меня уговаривать; он сказал, что если уж станет совсем невтерпеж, он придумает, как нам выкрутиться. Но Макс был исключительно мил; оказалось, он хочет показать нам местные церкви: Катариненкирхе, Пфарркирхе, Либфрауенкирхе. Макс рассказал нам так много интересного, что я в них прямо-таки влюбилась. Весь день мы осматривали архитектурные памятники, а потом Макс пригласил нас поужинать. После ужина, когда я уже начала гадать, а что же будет дальше, он вдруг сказал: "В моем возрасте непозволительно навязывать свое общество молодым людям. Я и так вам, наверное, успел надоесть за день, поэтому разрешите откланяться. Спасибо за чудесную компанию". С этими словами он попрощался с нами за руку и, прежде чем мы успели его остановить, исчез. Куда он пошел – на другое свидание? Или попросту от нас устал? Я долго не могла уснуть – так меня мучил этот вопрос. Я позвонила ему посреди ночи. "Извините меня за этот дикий звонок, – сказала я, – но, пожалуйста, ответьте: это мы вас так утомили или вам нужно было с кем-то встретиться?" "Ни то, ни другое, – ответил он. – Я сказал чистую правду". "А если я вас спрошу еще об одной вещи – вы скажете правду?" «Да», – ответил он. "Хотите встретиться со мной прямо сейчас?" – спросила я. "Где мне вас ждать?" – спросил он. Потом мы пили вино, бродили среди сугробов и в конце концов очутились у него в номере, в "Золотом грифе". Когда наутро Юрген обо всем этом узнал, он произнес с улыбкой: "В моем возрасте непозволительно навязывать свое общество кому бы то ни было. Я и так вам, наверное, успел надоесть за неделю, поэтому разрешите откланяться". И, собрав свои вещи, сел в машину и двинул через Альпы в Венецию. Он сказал, что хочет повидать кого-то из тех, с кем встречался во время войны, но чем он занимался в течение нескольких следующих дней – этого я точно не знаю. Потом он позвонил из Триеста, сообщил, что в Венеции что-то там не вышло и что теперь он едет в Берлин через Вену. Мы еще раньше договорились, что я сама вернусь домой на поезде. Вечером накануне отъезда я получила телеграмму от папы. В ней говорилось, что машина Юргена сорвалась с горной дороги в Югославии и что Юрген погиб. Но случилось это не на пути в Вену, не в северной Югославии, а к югу от Белграда, в нескольких километрах от Аранделоваца, где Юрген служил во время войны. Думаю, он хотел посмотреть на могилу своей возлюбленной или, может, поговорить с ее родными. Кто знает? Одно ясно, было что-то, что не давало ему покоя с самой войны. И тут Макс нам очень помог. Хотя его ждали дела в банке, он не только заказал папе билет до Белграда, но и сам вылетел со мной. Папа и я были страшно потрясены происшедшим, мы не знали, что надо делать, и все переговоры с полицией взял на себя Макс. Потом он спросил, где мы хотели бы похоронить Юргена, но и этого мы не знали: у нас не было места на кладбище. Тогда Макс позвал меня немного пройтись и во время прогулки поинтересовался, что нас с папой держит в Берлине. Работа и квартира, ответила я. Он спросил, не соглашусь ли я бросить и то и другое. Я спросила, с какой целью, и он ответил, что хочет предложить мне переехать в Мюнхен и стать его женой, и добавил, что у папы там будет своя квартира. "Мы должны решить это прямо сейчас?" – спросила я, и Макс сказал: "Если вы захотите вернуться домой, я смогу устроить место на кладбище в Берлине; если же согласитесь переехать ко мне в Мюнхен, мы похороним Юргена на нашем семейном участке". Я поговорила с папой, и буквально через несколько минут мы с Максом уже были помолвлены. Странно, правда?
– Как твоему папе понравилось в Мюнхене?
– Очень понравилось. Это было для него неожиданностью: он не питал большой симпатии к баварцам. Но Макс сразу же нашел ему дело: работать по линии церкви с беженцами из Восточной Германии – в то время им еще не было видно конца. И хотя к церкви у папы отношение было довольно прохладное, трудился он там лучше всех. Однако после того, как в августе шестьдесят первого была сооружена Берлинская стена, поток беженцев прекратился, и папа как-то сразу пал духом. Однажды он позвал нас с Максом в гости. Ужин был весьма скромный – папа никогда не отличался умением готовить, – зато было хорошее вино, и за разговорами мы засиделись допоздна. На прощание папа нас обнял, чего раньше никогда не делал. Наутро его нашли мертвым. Он вымыл посуду, разделся, аккуратно повесил свои вещи, лег в постель, заснул и не проснулся. Наверно, он знал, что в тот вечер прощается с нами навсегда. Как бы то ни было, в Мюнхене он стал другим человеком – совсем не таким, каким ты его видел в Берлине. Я не хочу сказать, что он изменил своим идеям: просто у него не было времени на то, чтобы предаваться всяким размышлениям. Мы похоронили его рядом с Юргеном. Папа с Максом успели так близко подружиться, что Макс, по-моему, переживал эту потерю еще сильнее, чем я.
На берегу ярко пылал костер, и мы с Эрикой стояли и молча смотрели, как он проплывает мимо. Кому пришло в голову разводить костер среди ночи? И что это за темные тени копошатся вокруг него? И только когда костер превратился в маленькую светящуюся точку, Эрика снова заговорила:
– Я сказала, что не чувствую себя виноватой. Это неправда. Час назад, возможно, так и было, а сейчас – нет.
После того что она рассказала про себя и про Макса, это, в общем-то, было неудивительно.
– Наверно, уже пора спать, – тихо проговорила она. Мы дошли до ее каюты, поцеловали друг друга на ночь, и я отправился прочь, пытаясь определить, не был ли рассказ Эрики ее прощальным словом. Стоило ли вообще затевать это путешествие? Может, она наконец увидела, что я Максу в подметки не гожусь? Это бы я прекрасно понял: терпеть неудачи вошло у меня в привычку. Я не понимал другого: как нам удастся прожить вместе еще целую неделю, если Эрика уже сейчас жалеет, что поехала?
К счастью, назавтра выдался хлопотливый день. Утром мы пришвартовались в Джурджу, откуда на автобусе поехали на экскурсию в Бухарест. Там мы осмотрели Парк свободы, патриаршую церковь и патриарший дворец, после обеда посетили дом отдыха писателей и винный ресторан на свежем воздухе, где столики были встроены прямо в деревья, а вечером смотрели на открытой эстраде выступление ансамбля народных танцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125