.. Все думают о Земле.
- Вот именно, о Земле. Жизнь, обычная, земная, вступает в свои права.
Хороший предлог.
- Я попробую.
- Не обязательно на борту. Нас ждет неизбежный карантин. Вот тогда. Но
только перед прилетом на Землю.
- Хорошо, Игорь Захарович.
Ей были понятны и близки заботы командира. Во что бы то ни стало
вернуть к жизни заболевшего товарища! Любовь? Это сильное средство. Все
знали, что Виктор все восемь лет оказывал Ксении Николаевне - второму
штурману - исключительное внимание. Оно было очень похоже на любовь. Но
любила ли она его? Это никому не было известно.
Был случай. На Грезе в тяжелой аварии с самодвижущимся экипажем
(немного похожим на земной автомобиль) Виктор сильно пострадал. Несколько
дней его жизнь висела на волоске. Ксения самоотверженно ухаживала за ним.
Она заметно похудела за тс дни, как-то осунулась; оправилась только тогда,
когда Мельникова сказала, что Виктор вне опасности. Казалось, что его
несчастье она переживает сильнее, чем все остальные. Но была ли причиной
этого любовь или свойственная Ксении мягкость характера и доброе сердце?
Потом, когда он совсем оправился, их отношения стали такими же, какими были
раньше. Даже как будто немного более холодными со стороны Ксении. На память
о катастрофе Виктор получил глубокий шрам на лице. Но в том, что не это
послужило причиной холодности девушки, Мельникова не сомневалась. Ее
связывали с Ксенией Станиславской не только товарищеские, но и прямые
родственные связи: они были двоюродными сестрами и дружили с детства.
Второв знал, кому поручить деликатный разговор.
Прошли сутки, и неожиданно ранняя связь с Церерой направила мысли
Мельниковой в другую сторону. Сейчас не время было говорить с Ксенией,
которая чуть ли не больше всех на корабле радовалась концу рейда.
И Виктор стал менее мрачен. Все заметили, с каким волнением Он читал
полученную радиограмму, читал три раза, как все. Это было хорошим
признаком.
Космолет летел уже так медленно, что до орбиты Юпитера, на спутнике
которого - Европе, был назначен финиш, оставалось не меньше недели пути.
Эти дни прошли незаметно. Экипажу даже казалось, что время ускорило
свой бег. Люди привыкли к монотонности месяцев и лет полета через бездну
пространства, от одной звезды к другой. И они умели наполнять медленно
текущее время интересной работой. Теперь, когда рейс подходил к концу,
работу не надо было искать, она сама шла в руки. Двенадцать человек
напряженно работали, до минимума сократив часы отдыха.
Командир и оба штурмана готовились к посадке, с помощью вычислительных
машин рассчитывая наиболее выгодную и удобную траекторию, - ведь с
замедлением пришла возможность маневра. Чтобы миновать внешний пояс
астероидов, они решили подойти к орбите Европы снизу, под плоскостью
эклиптики.
Все эти расчеты пришлось производить заново. Все, что было заготовлено
ранее, стало бесполезным. Они думали, что финиш космолета произойдет там
же, где был дан старт, - на Плутоне, но неведомая им космодиспетчерская
станция указала Европу, о которой они никогда не думали.
- Вероятно, Плутон не так пустынен, как раньше, - высказала
предположение Станиславская. - И они опасаются, что при посадке мы нанесем
вред фотонным излучением.
Оба радиоинженера - Кривоносов и Вильсон, сменяя друг друга,
непрерывно дежурили в радиорубке, ожидая, не придет ли еще какое-нибудь
сообщение с Цереры. Но станция астероида только два раза запросила данные о
траектории полета и... больше ничего. Ни одного слова о Земле. А сами
радисты космолета ни о чем не спрашивали. За тысячу восемьсот лет должны
были произойти такие перемены, о которых не расскажешь в радиограмме.
Астрономы трудились больше всех. Наблюдать планеты Солнечной системы извне
~~ разве могли они пропустить такой редкий случай! А само Солнце! Его можно
рассматривать непосредственно в телескоп.
Они понимали, что люди наверняка уже много раз производили такие
наблюдения и что ничего нового для ученых Земли они не откроют, но...
сами-то они видели это второй только раз!
Вместе с астрономами на обсерватории корабля дни и ночи проводили два
биолога и Всеволод Крижевский, пока, по просьбе старшего инженера, сурового
и требовательного Константина Дмитриевича Котова, рачительного хозяина
космолета. Второе не приказал им помочь привести корабль в полный порядок.
Впрочем, один из биологов, Федор Яковлевич Федоров, второй врач,
недолго занимался "уборкой". Его потребовала Мельникова.
Экипажу "Ленина" предстояло пройти длительный карантин Решающее слово
будет принадлежать врачам космолета. Они должны сказать свое мнение о
режиме и продолжительности карантина земным врачам. Нужно было еще и еще
раз тщательно обследовать всех членов экспедиции, произвести многочисленные
кропотливые анализы.
Работы хватало всем.
И дни, которые должны были казаться всем нестерпимо длинными,
промелькнули совсем незаметно.
И вот настал момент, когда кресла перед пультом управления заняли
сразу двое - Второв и Озеров. Это случалось только перед посадкой или
взлетом.
До финиша остались считанные часы.
Теперь связь с Церерой держалась непрерывно. Космодиспетчерская
следила за каждым движением космолета.
Очередная радиограмма гласила:
"Для переброски вашего экипажа на Ганимед вылетел ракетоплан
"ЦМП-258". Старший пилот - Стронций. Ракетоплан находится вблизи орбиты
Европы и ждет приземления "Ленина", чтобы сесть после него. "ЦМП" опустится
по вашему сигналу Свяжитесь со Стронцием на волне 0,876. Диспетчер Леда".
Леда! Стронций!...
Космолетчики поняли, что на Земле появились новые имена. Очевидно,
вышли из обихода фамилии. Обращения друг к другу упростились. Но им
казалось, что при таком положении неизбежно должна возникать путаница.
- Теперь мы вес можем забыть свои фамилии, - сказал Кривоносов. - Я
превращусь в Мишу, а вы в Джорджа.
Вильсон кивнул головой.
- Леда! - Он повторил, растягивая слово: - Ле-е-е-да! Мне кажется
знакомым это имя.
- Может быть, вы с ней когда-нибудь встречались, - пошутил
Кривоносов. - Но верно, мне тоже кажется... Как будто название картины.
- "Леда и Лебедь", - вспомнил Вильсон.
- Правильно. Именно это. Забавное совпадение!
- В чем?
- В том, что вернувшись от Лебедя, мы встретили Леду.
Наконец раздалась команда Второва:
- Прекратить связь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
- Вот именно, о Земле. Жизнь, обычная, земная, вступает в свои права.
Хороший предлог.
- Я попробую.
- Не обязательно на борту. Нас ждет неизбежный карантин. Вот тогда. Но
только перед прилетом на Землю.
- Хорошо, Игорь Захарович.
Ей были понятны и близки заботы командира. Во что бы то ни стало
вернуть к жизни заболевшего товарища! Любовь? Это сильное средство. Все
знали, что Виктор все восемь лет оказывал Ксении Николаевне - второму
штурману - исключительное внимание. Оно было очень похоже на любовь. Но
любила ли она его? Это никому не было известно.
Был случай. На Грезе в тяжелой аварии с самодвижущимся экипажем
(немного похожим на земной автомобиль) Виктор сильно пострадал. Несколько
дней его жизнь висела на волоске. Ксения самоотверженно ухаживала за ним.
Она заметно похудела за тс дни, как-то осунулась; оправилась только тогда,
когда Мельникова сказала, что Виктор вне опасности. Казалось, что его
несчастье она переживает сильнее, чем все остальные. Но была ли причиной
этого любовь или свойственная Ксении мягкость характера и доброе сердце?
Потом, когда он совсем оправился, их отношения стали такими же, какими были
раньше. Даже как будто немного более холодными со стороны Ксении. На память
о катастрофе Виктор получил глубокий шрам на лице. Но в том, что не это
послужило причиной холодности девушки, Мельникова не сомневалась. Ее
связывали с Ксенией Станиславской не только товарищеские, но и прямые
родственные связи: они были двоюродными сестрами и дружили с детства.
Второв знал, кому поручить деликатный разговор.
Прошли сутки, и неожиданно ранняя связь с Церерой направила мысли
Мельниковой в другую сторону. Сейчас не время было говорить с Ксенией,
которая чуть ли не больше всех на корабле радовалась концу рейда.
И Виктор стал менее мрачен. Все заметили, с каким волнением Он читал
полученную радиограмму, читал три раза, как все. Это было хорошим
признаком.
Космолет летел уже так медленно, что до орбиты Юпитера, на спутнике
которого - Европе, был назначен финиш, оставалось не меньше недели пути.
Эти дни прошли незаметно. Экипажу даже казалось, что время ускорило
свой бег. Люди привыкли к монотонности месяцев и лет полета через бездну
пространства, от одной звезды к другой. И они умели наполнять медленно
текущее время интересной работой. Теперь, когда рейс подходил к концу,
работу не надо было искать, она сама шла в руки. Двенадцать человек
напряженно работали, до минимума сократив часы отдыха.
Командир и оба штурмана готовились к посадке, с помощью вычислительных
машин рассчитывая наиболее выгодную и удобную траекторию, - ведь с
замедлением пришла возможность маневра. Чтобы миновать внешний пояс
астероидов, они решили подойти к орбите Европы снизу, под плоскостью
эклиптики.
Все эти расчеты пришлось производить заново. Все, что было заготовлено
ранее, стало бесполезным. Они думали, что финиш космолета произойдет там
же, где был дан старт, - на Плутоне, но неведомая им космодиспетчерская
станция указала Европу, о которой они никогда не думали.
- Вероятно, Плутон не так пустынен, как раньше, - высказала
предположение Станиславская. - И они опасаются, что при посадке мы нанесем
вред фотонным излучением.
Оба радиоинженера - Кривоносов и Вильсон, сменяя друг друга,
непрерывно дежурили в радиорубке, ожидая, не придет ли еще какое-нибудь
сообщение с Цереры. Но станция астероида только два раза запросила данные о
траектории полета и... больше ничего. Ни одного слова о Земле. А сами
радисты космолета ни о чем не спрашивали. За тысячу восемьсот лет должны
были произойти такие перемены, о которых не расскажешь в радиограмме.
Астрономы трудились больше всех. Наблюдать планеты Солнечной системы извне
~~ разве могли они пропустить такой редкий случай! А само Солнце! Его можно
рассматривать непосредственно в телескоп.
Они понимали, что люди наверняка уже много раз производили такие
наблюдения и что ничего нового для ученых Земли они не откроют, но...
сами-то они видели это второй только раз!
Вместе с астрономами на обсерватории корабля дни и ночи проводили два
биолога и Всеволод Крижевский, пока, по просьбе старшего инженера, сурового
и требовательного Константина Дмитриевича Котова, рачительного хозяина
космолета. Второе не приказал им помочь привести корабль в полный порядок.
Впрочем, один из биологов, Федор Яковлевич Федоров, второй врач,
недолго занимался "уборкой". Его потребовала Мельникова.
Экипажу "Ленина" предстояло пройти длительный карантин Решающее слово
будет принадлежать врачам космолета. Они должны сказать свое мнение о
режиме и продолжительности карантина земным врачам. Нужно было еще и еще
раз тщательно обследовать всех членов экспедиции, произвести многочисленные
кропотливые анализы.
Работы хватало всем.
И дни, которые должны были казаться всем нестерпимо длинными,
промелькнули совсем незаметно.
И вот настал момент, когда кресла перед пультом управления заняли
сразу двое - Второв и Озеров. Это случалось только перед посадкой или
взлетом.
До финиша остались считанные часы.
Теперь связь с Церерой держалась непрерывно. Космодиспетчерская
следила за каждым движением космолета.
Очередная радиограмма гласила:
"Для переброски вашего экипажа на Ганимед вылетел ракетоплан
"ЦМП-258". Старший пилот - Стронций. Ракетоплан находится вблизи орбиты
Европы и ждет приземления "Ленина", чтобы сесть после него. "ЦМП" опустится
по вашему сигналу Свяжитесь со Стронцием на волне 0,876. Диспетчер Леда".
Леда! Стронций!...
Космолетчики поняли, что на Земле появились новые имена. Очевидно,
вышли из обихода фамилии. Обращения друг к другу упростились. Но им
казалось, что при таком положении неизбежно должна возникать путаница.
- Теперь мы вес можем забыть свои фамилии, - сказал Кривоносов. - Я
превращусь в Мишу, а вы в Джорджа.
Вильсон кивнул головой.
- Леда! - Он повторил, растягивая слово: - Ле-е-е-да! Мне кажется
знакомым это имя.
- Может быть, вы с ней когда-нибудь встречались, - пошутил
Кривоносов. - Но верно, мне тоже кажется... Как будто название картины.
- "Леда и Лебедь", - вспомнил Вильсон.
- Правильно. Именно это. Забавное совпадение!
- В чем?
- В том, что вернувшись от Лебедя, мы встретили Леду.
Наконец раздалась команда Второва:
- Прекратить связь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120