Однако то была не вода.
- Что это? - раздался испуганный шепот.
- Разве ты не видишь? Собаки.
- Они ищут нас?
Страх пересилил сдержанность и осторожность: голос говорившего дрожал
от волнения.
- Вряд ли. Они слишком далеко. Собаки могли бы нас почуять, будь они
на этом берегу. Но озеро широкое, да к тому же ветер дует совсем в другую
сторону... Нет, они бегут куда-то по своим делам, и благодари Бога за то,
что им сейчас есть чем заняться, кроме твоей драгоценной персоны.
Командир разглядывал низкие фигурки - издалека они казались совсем
маленькими, глаз едва различал отдельные силуэты. Звери бежали друг за
дружкой, огибая озеро. Посеребренные лунным светом, бесшумно скользящие
вдоль берега силуэты казались призрачными видениями, колдовским обманом.
Луна спряталась за тучу, и низина с раскинувшимся в ней озером
погрузилась во тьму; теперь невозможно было разглядеть, куда направилась
свора собак.
Командир невольно вздрогнул, неприятно пораженный тем, насколько
быстро, оказывается, эти твари умеют бегать.
38. ХРАНИТЕЛЬ
Чье-то тяжелое дыхание, доносящееся из дальнего угла, стало еще
громче; порой раздавались хриплые, с присвистом вздохи.
Постепенно шипящие звуки стихли, и Холлорану показалось, что он
слышит тихий шепот. Напрягая слух до предела, он старался разобрать, о чем
шепчет почти беззвучный, шепелявый голос, но ему не удалось разобрать даже
отдельных слов. Лучи его фонаря все еще были направлены на старое, грязное
тряпье, сваленное в углу; теперь эти лохмотья лежали абсолютно неподвижно,
и он подумал, уж не померещилось ли ему шевеление в этой большой куче,
которое он только что заметил.
Грудь Холлорана часто и бурно вздымалась, он дрожал от слабости и
нервного напряжения. Казалось, сам воздух в этом заброшенном доме пропитан
какой-то отравой. Может быть, причиной тому была отвратительная вонь,
стоящая в комнате. Холлорану хотелось немедленно повернуться и выскочить
за дверь, промчаться по темным коридорам, чтобы как можно скорее оказаться
на улице, где свежий ветер и ночная прохлада. Однако любопытство, которое
привело его в этот дом, еще более возросло; вопреки своим мрачным
предчувствиям, он был готов упорно искать спрятавшегося стража ворот.
Воспоминания о его собственном прошлом, вихрем промчавшиеся перед ним,
разбудили в нем стремление во что бы то ни стало разоблачить тайну
темного, мертвого дома. Внезапно ожившие в его памяти события были
сквернейшими грехами, которые он совершил, тяжелейшими минутами, которыми
ему довелось пережить за всю жизнь. Могло ли это быть простой случайностью
или следствием сильной усталости? Вряд ли, особенно если учесть все, что
он уже увидел в Нифе.
Он был смущен и растерян - чувство вины, обычно успешно подавляемое,
поднялось с самого дна его души. И чем сильнее оно овладевало им, тем
более глубоким становилось его раскаяние - давно забытое переживание,
отозвавшееся далеким эхом на грустные воспоминания. Что-то удерживало его
от стремительного бегства - он остался в комнате, превозмогая страх и
нарастающую душевную тревогу.
Очень медленно, словно каждый шаг стоил ему огромных усилий, он
подошел к куче ветоши, неподвижно лежавшей в углу.
Он увидел тонкий матрац, лежащую на грязном полу - из-под краев
подстилки виднелись темные пятна засохшей жидкости, когда-то пролившейся
на пол, а может быть, просочившейся сквозь подстилку. Тряпье, в беспорядке
сваленное на самом верху ее, могло быть всем, чем угодно - скомканными
старыми шерстяными одеялами, одеждой или разрозненными лоскутами ткани.
Эта груда старых вещей слабо колыхалась в такт хриплому, тяжелому дыханию,
которое было слышно аж на другом конце комнаты - очевидно, на подстилке
кто-то лежал. Холлоран наклонился и приподнял ветошь.
К нему повернулось лицо, наполовину закрытое капюшоном.
Руки Холлорана разжались сами собой, и он выронил тряпки, которыми
укрывался незнакомец. Холлоран попятился, испугавшись того, что он увидел.
Увядшая, морщинистая, темная кожа была покрыта гноящимися струпьями,
блестевшими в лучах фонаря. Но самым страшным зрелищем была даже не эта
гниющая заживо плоть, а глаза, глядящие из-под капюшона, - огромные,
лишенные век, выпуклые, выпирающие из глазниц, словно два раздувшихся,
огромных пузыря. Радужная оболочка помутнела, покрылась какой-то тонкой
пленкой; белки глаз были желтыми, покрытыми сетью тонких кровеносных
сосудов.
От этого существа исходил сильный сладковатый запах разлагающейся
плоти, заглушающий даже резкую вонь испражнений и кисловатый дух плесени.
И вот в этих страшных, неподвижных, мутных глазах, глядящих на
Холлорана, промелькнуло какое-то странное выражение; распростертая на
подстилке фигура шевельнулась, пытаясь приподняться, тощая шея изогнулась,
словно голова уродливой твари была для нее слишком тяжела. Капюшон упал с
безволосого черепа, испещренного коричневыми пятнами. Лысое темя
напоминало бугристую равнину - морщинистая кожа лежала на нем
неправильными складками, казалось; что под нею находятся не твердые кости,
а мягкая ткань.
Чувствуя страх и отвращение, Холлоран отступил еще на один шаг.
Существо, лежащее перед ним, было похоже на гигантскую ящерицу. Это
впечатление еще больше усилилось, когда тварь открыла безгубый рот -
узкую, широкую щель - и темно-красный язык облизнул сухую, потрескавшуюся
кожу. Глаза, лишенные век, довершали сходство с гигантской рептилией.
Ящероподобное создание попыталось заговорить, но из пересохшей
гортани вырвался лишь еще один хриплый, тяжелый вздох. Голова безжизненно
упала на грубую постель, словно даже такое незначительное усилие было
слишком тяжело для больного, слабого тела. Существо лежало неподвижно -
казалось, оно умирает или уже умерло.
Только теперь Холлоран подошел ближе к этой страшной и жалкой твари,
пересилив нарастающее внутреннее чувство тревоги. Огромные неподвижные
глаза смотрели прямо на него, и он посветил в них ярким лучом своего
фонаря. Они не моргнули, не прищурились, а затянутые мутной пленкой зрачки
не сократились от света.
- Это ты... - послышался свистящий шепот.
Холлоран вздрогнул.
Существо тяжело вздохнуло, словно ему было больно и трудно говорить.
На морщинистой коже его лица появились еще более резкие, глубокие складки,
гноящиеся трещины расширились, а рот ввалился внутрь.
Холлорану пришлось собрать все силы, чтобы его голос не дрожал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
- Что это? - раздался испуганный шепот.
- Разве ты не видишь? Собаки.
- Они ищут нас?
Страх пересилил сдержанность и осторожность: голос говорившего дрожал
от волнения.
- Вряд ли. Они слишком далеко. Собаки могли бы нас почуять, будь они
на этом берегу. Но озеро широкое, да к тому же ветер дует совсем в другую
сторону... Нет, они бегут куда-то по своим делам, и благодари Бога за то,
что им сейчас есть чем заняться, кроме твоей драгоценной персоны.
Командир разглядывал низкие фигурки - издалека они казались совсем
маленькими, глаз едва различал отдельные силуэты. Звери бежали друг за
дружкой, огибая озеро. Посеребренные лунным светом, бесшумно скользящие
вдоль берега силуэты казались призрачными видениями, колдовским обманом.
Луна спряталась за тучу, и низина с раскинувшимся в ней озером
погрузилась во тьму; теперь невозможно было разглядеть, куда направилась
свора собак.
Командир невольно вздрогнул, неприятно пораженный тем, насколько
быстро, оказывается, эти твари умеют бегать.
38. ХРАНИТЕЛЬ
Чье-то тяжелое дыхание, доносящееся из дальнего угла, стало еще
громче; порой раздавались хриплые, с присвистом вздохи.
Постепенно шипящие звуки стихли, и Холлорану показалось, что он
слышит тихий шепот. Напрягая слух до предела, он старался разобрать, о чем
шепчет почти беззвучный, шепелявый голос, но ему не удалось разобрать даже
отдельных слов. Лучи его фонаря все еще были направлены на старое, грязное
тряпье, сваленное в углу; теперь эти лохмотья лежали абсолютно неподвижно,
и он подумал, уж не померещилось ли ему шевеление в этой большой куче,
которое он только что заметил.
Грудь Холлорана часто и бурно вздымалась, он дрожал от слабости и
нервного напряжения. Казалось, сам воздух в этом заброшенном доме пропитан
какой-то отравой. Может быть, причиной тому была отвратительная вонь,
стоящая в комнате. Холлорану хотелось немедленно повернуться и выскочить
за дверь, промчаться по темным коридорам, чтобы как можно скорее оказаться
на улице, где свежий ветер и ночная прохлада. Однако любопытство, которое
привело его в этот дом, еще более возросло; вопреки своим мрачным
предчувствиям, он был готов упорно искать спрятавшегося стража ворот.
Воспоминания о его собственном прошлом, вихрем промчавшиеся перед ним,
разбудили в нем стремление во что бы то ни стало разоблачить тайну
темного, мертвого дома. Внезапно ожившие в его памяти события были
сквернейшими грехами, которые он совершил, тяжелейшими минутами, которыми
ему довелось пережить за всю жизнь. Могло ли это быть простой случайностью
или следствием сильной усталости? Вряд ли, особенно если учесть все, что
он уже увидел в Нифе.
Он был смущен и растерян - чувство вины, обычно успешно подавляемое,
поднялось с самого дна его души. И чем сильнее оно овладевало им, тем
более глубоким становилось его раскаяние - давно забытое переживание,
отозвавшееся далеким эхом на грустные воспоминания. Что-то удерживало его
от стремительного бегства - он остался в комнате, превозмогая страх и
нарастающую душевную тревогу.
Очень медленно, словно каждый шаг стоил ему огромных усилий, он
подошел к куче ветоши, неподвижно лежавшей в углу.
Он увидел тонкий матрац, лежащую на грязном полу - из-под краев
подстилки виднелись темные пятна засохшей жидкости, когда-то пролившейся
на пол, а может быть, просочившейся сквозь подстилку. Тряпье, в беспорядке
сваленное на самом верху ее, могло быть всем, чем угодно - скомканными
старыми шерстяными одеялами, одеждой или разрозненными лоскутами ткани.
Эта груда старых вещей слабо колыхалась в такт хриплому, тяжелому дыханию,
которое было слышно аж на другом конце комнаты - очевидно, на подстилке
кто-то лежал. Холлоран наклонился и приподнял ветошь.
К нему повернулось лицо, наполовину закрытое капюшоном.
Руки Холлорана разжались сами собой, и он выронил тряпки, которыми
укрывался незнакомец. Холлоран попятился, испугавшись того, что он увидел.
Увядшая, морщинистая, темная кожа была покрыта гноящимися струпьями,
блестевшими в лучах фонаря. Но самым страшным зрелищем была даже не эта
гниющая заживо плоть, а глаза, глядящие из-под капюшона, - огромные,
лишенные век, выпуклые, выпирающие из глазниц, словно два раздувшихся,
огромных пузыря. Радужная оболочка помутнела, покрылась какой-то тонкой
пленкой; белки глаз были желтыми, покрытыми сетью тонких кровеносных
сосудов.
От этого существа исходил сильный сладковатый запах разлагающейся
плоти, заглушающий даже резкую вонь испражнений и кисловатый дух плесени.
И вот в этих страшных, неподвижных, мутных глазах, глядящих на
Холлорана, промелькнуло какое-то странное выражение; распростертая на
подстилке фигура шевельнулась, пытаясь приподняться, тощая шея изогнулась,
словно голова уродливой твари была для нее слишком тяжела. Капюшон упал с
безволосого черепа, испещренного коричневыми пятнами. Лысое темя
напоминало бугристую равнину - морщинистая кожа лежала на нем
неправильными складками, казалось; что под нею находятся не твердые кости,
а мягкая ткань.
Чувствуя страх и отвращение, Холлоран отступил еще на один шаг.
Существо, лежащее перед ним, было похоже на гигантскую ящерицу. Это
впечатление еще больше усилилось, когда тварь открыла безгубый рот -
узкую, широкую щель - и темно-красный язык облизнул сухую, потрескавшуюся
кожу. Глаза, лишенные век, довершали сходство с гигантской рептилией.
Ящероподобное создание попыталось заговорить, но из пересохшей
гортани вырвался лишь еще один хриплый, тяжелый вздох. Голова безжизненно
упала на грубую постель, словно даже такое незначительное усилие было
слишком тяжело для больного, слабого тела. Существо лежало неподвижно -
казалось, оно умирает или уже умерло.
Только теперь Холлоран подошел ближе к этой страшной и жалкой твари,
пересилив нарастающее внутреннее чувство тревоги. Огромные неподвижные
глаза смотрели прямо на него, и он посветил в них ярким лучом своего
фонаря. Они не моргнули, не прищурились, а затянутые мутной пленкой зрачки
не сократились от света.
- Это ты... - послышался свистящий шепот.
Холлоран вздрогнул.
Существо тяжело вздохнуло, словно ему было больно и трудно говорить.
На морщинистой коже его лица появились еще более резкие, глубокие складки,
гноящиеся трещины расширились, а рот ввалился внутрь.
Холлорану пришлось собрать все силы, чтобы его голос не дрожал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136