Снят. Он нас уже не касается, бог с ним.
Начальник политотдела многозначительно покосился на мазаную стену хаты, и Тигран невольно посмотрел в ту же сторону. На стене ничего интересного не было, стена как стена.
А начальник политотдела изрек:
— Бывает, что и генералы не выдерживают испытаний.
Получив в оперативном отделе план дислокации частей, Тигран принялся разглядывать новые листы карты. Степи, высотки, лощины и овраги, рощи и перелески, Северный Донец с притоками, речушка Неже-голь, города Короча и Вовча. Самый крупный населенный пункт в этом районе — Вовча, линия советской обороны прошла восточнее его, наверно, враг уже занял эту Вовчу.
На пороге оперативного отдела Аршакян столкнулся с незнакомым генералом, которого сопровождал начальник политотдела Федосов. Тигран понял, что это и есть новый командир дивизии Яснополянский. Федосов, заметив Аршакяна, что-то сказал генералу.
Аршакян вытянулся для приветствия. Генерал пожал ему руку, пристально посмотрел ему в глаза. Это был рыжий немолодой человек с грубыми, крупными чертами лица.
— Говорят, вы не любите генералов, верно ли? — спросил он.
Эти шутливые слова смутили Аршакяна. Тигран попытался ответить шуткой:
— Обычно генералы должны давать нам, своим подчиненным, оценку, а не наоборот.
— Согласно субординации — так. Но люди видят, кто чего стоит. Никакое звание не спасет от критики народа. Ладно, еще поговорим. А к генералам будьте все же снисходительней. Я вот генерал, который любит политработников.
— Постараюсь оправдать доверие,— совсем уж смущенно ответил Аршакян.
Прежде чем отправиться в полк Дементьева, Тигран зашел на полевую почту. К нему с радостным возгласом подбежала Седа Цатурян. Его ждали два письма. Глядя на знакомый почерк, Тигран разволновался. Это были первые письма из Еревана.
Усевшись на скамейку, он прочел письма матери и Люсик. И вновь оставшийся вдали мир ожил, расстояние исчезло, радость и надежда захватили его.
Потом он шел полем со связным полка и на ходу все перечитывал дорогие строки. Каждое слово при перечитывании звучало по-новому. Мать писала, что в Ереване все спрашивают о Тигране, что сынок его, маленький Ованес, вырос и уже улыбается, что мать назначили начальником управления детдомами; писала, кто из товарищей пошел в армию. Каждая мелочь в этих письмах казалась необычайно важной. В конце письма мать шутливо писала: «Все мужчины воюют, во многих семьях дома остались одни женщины и дети. А положение нашей семьи гораздо лучше — ведь в нашем доме есть мужчина, наш защитник и кормилец Ованес Тигранович...»
— Письма получили, товарищ старший политрук? — спросил связной.— Сколько же дней они шли?
— Четырнадцать.
— Долгонько!
— Мы все отходим в глубь страны, и это не приближает нас, а отдаляет от родных, потому и письма запаздывают. А вы получаете письма?
— Нету. При отступлении подошел к самому дому. Да сразу, в одну ночь, дом остался далеко, попал в черный край. Теперь до него не дойти.
— Это какие же места?
— Позавчера еще думал — попрошусь у командира на денек на побывку, а сейчас в нашей Вовче немец. Отсюда восемнадцать километров, а от полка семь. И близко, и не достанешь.
Аршакян спрятал письма.
— Ничего, возьмем обратно вашу Вовчу.
А перед ними широко расстилалась украинская земля — поля, перелески, рощи. Простоволосые ивы гнули головы к речной воде, на богатых полях стояли скирды необмолоченной пшеницы. Вот у лесной опушки стали видны распряженные кони, подводы, бойцы, рывшие блиндажи. Несколько командиров курили, сидя на пнях. Один из них побежал к Тиграну.
— Товарищ старший политрук, здравствуйте, как поживаете?
Перед обрадованным, пораженным Тиграном стоял Минас Меликян. Судя по рассказам Сархошева, Мели-кяна давно уже не было в живых.
Они обнялись.
— Ты, говорят, бедовый старик, в Харькове подвиги совершал? — пошутил Тигран.
— Кто это вам говорил?
— Сархошев.
— Вай, сукин сын! Наврал, чтоб и самому показаться героем. Клянусь душой, Тигран-джан, мы оттуда еле головы унесли. Я пришел в тот же день, еще затемно добрался до полка.
— Ас кем это ты пьянствовал в Харькове? Минас смутился.
— Есть там у меня знакомая семья армянская. Он не смотрел в лицо Аршакяну. Встретившись с Минасом, Сархошев сразу же
признался ему, что рассказал Аршакяну фантастическую историю о Харькове и умолил Меликяна подтвердить, что тот будто бы зашел к своим знакомым и выпивал с ними. Добродушный Минас страшно рассердился, стал ругаться, но в конце концов согласился принять на себя вину, чтобы не подводить товарища.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
Первая военная зима на Украине была сурова и началась рано — в ноябре. Снег засыпал дороги, забил лощины, согнул своей тяжестью ветви деревьев в лесах. Ледяной ветер выл в степях, гнал тучи сухого, злого снега, заваливал сугробами входы в землянки. Бойцы надели полушубки и шапки-ушанки, натянули рукавицы, обулись в валенки. Но режущий, безжалостный ветер обжигал, пронизывал, вызывал слезы на глазах. Дыхание инеем оседало на воротниках.
Из штаба полка возвращался в батальон боец Алди-бек Мусраилов, насвистывая узбекскую песенку. Снег слепил ему глаза, но Алдибек все шел да шел вперед, поднимался на холмы, спускался в лощины. Буран замел следы людей, машин, лошадей, танков, но боец шел уверенно, не боясь заблудиться.
Песня, которую он насвистывал, была ни мрачной, ни веселой. Алдибек Мусраилов получил письмо от Хаджидже. Лукавая девушка впервые ясно написала, что любит Алдибека и будет ждать его. В конце письма она написала по-русски «Крепко целую» и подписалась «Твоя Хаджидже».
Ни солдатских сто граммов, ни даже сто пятьдесят граммов не могли сильнее согреть и опьянить его в этот холодный день. Хаджидже прислала письмо... Написал молодому солдату и ее отец. Знаменитый председатель колхоза, человек строптивый, писал Алдибеку: «Герой Алдибек, большой салам тебе от нашего колхоза. Каждый день, просыпаясь утром и ложась спать вечером, все колхозники тебя вспоминают и желают руке твоей — силы, сердцу твоему — отваги, мысли твоей — ясности. А наш уговор, сын Мусраила, Алдибек, нерушим. Придешь и возьмешь к себе в дом мою Хаджидже. Еще раз большой привет от всех и снова говорю — наш уговор останется в силе, возвращайся героем, живым и здоровым к своей Хаджидже...»
Весь взвод собрался в землянке, когда Алдибек с чистосердечной простотой показал товарищам письмо Хаджидже.
В поле выла метель. Мороз вползал в пазы между бревнами. Ветер то и дело с воем врывался в жестяную трубу печурки, и землянка наполнялась дымом.
Несмотря на дневной час, в землянке горела самодельная коптилка. При свете неровного желтого пламени, выползающего из гильзы мелкокалиберного снаряда, едва можно было различить лица бойцов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
Начальник политотдела многозначительно покосился на мазаную стену хаты, и Тигран невольно посмотрел в ту же сторону. На стене ничего интересного не было, стена как стена.
А начальник политотдела изрек:
— Бывает, что и генералы не выдерживают испытаний.
Получив в оперативном отделе план дислокации частей, Тигран принялся разглядывать новые листы карты. Степи, высотки, лощины и овраги, рощи и перелески, Северный Донец с притоками, речушка Неже-голь, города Короча и Вовча. Самый крупный населенный пункт в этом районе — Вовча, линия советской обороны прошла восточнее его, наверно, враг уже занял эту Вовчу.
На пороге оперативного отдела Аршакян столкнулся с незнакомым генералом, которого сопровождал начальник политотдела Федосов. Тигран понял, что это и есть новый командир дивизии Яснополянский. Федосов, заметив Аршакяна, что-то сказал генералу.
Аршакян вытянулся для приветствия. Генерал пожал ему руку, пристально посмотрел ему в глаза. Это был рыжий немолодой человек с грубыми, крупными чертами лица.
— Говорят, вы не любите генералов, верно ли? — спросил он.
Эти шутливые слова смутили Аршакяна. Тигран попытался ответить шуткой:
— Обычно генералы должны давать нам, своим подчиненным, оценку, а не наоборот.
— Согласно субординации — так. Но люди видят, кто чего стоит. Никакое звание не спасет от критики народа. Ладно, еще поговорим. А к генералам будьте все же снисходительней. Я вот генерал, который любит политработников.
— Постараюсь оправдать доверие,— совсем уж смущенно ответил Аршакян.
Прежде чем отправиться в полк Дементьева, Тигран зашел на полевую почту. К нему с радостным возгласом подбежала Седа Цатурян. Его ждали два письма. Глядя на знакомый почерк, Тигран разволновался. Это были первые письма из Еревана.
Усевшись на скамейку, он прочел письма матери и Люсик. И вновь оставшийся вдали мир ожил, расстояние исчезло, радость и надежда захватили его.
Потом он шел полем со связным полка и на ходу все перечитывал дорогие строки. Каждое слово при перечитывании звучало по-новому. Мать писала, что в Ереване все спрашивают о Тигране, что сынок его, маленький Ованес, вырос и уже улыбается, что мать назначили начальником управления детдомами; писала, кто из товарищей пошел в армию. Каждая мелочь в этих письмах казалась необычайно важной. В конце письма мать шутливо писала: «Все мужчины воюют, во многих семьях дома остались одни женщины и дети. А положение нашей семьи гораздо лучше — ведь в нашем доме есть мужчина, наш защитник и кормилец Ованес Тигранович...»
— Письма получили, товарищ старший политрук? — спросил связной.— Сколько же дней они шли?
— Четырнадцать.
— Долгонько!
— Мы все отходим в глубь страны, и это не приближает нас, а отдаляет от родных, потому и письма запаздывают. А вы получаете письма?
— Нету. При отступлении подошел к самому дому. Да сразу, в одну ночь, дом остался далеко, попал в черный край. Теперь до него не дойти.
— Это какие же места?
— Позавчера еще думал — попрошусь у командира на денек на побывку, а сейчас в нашей Вовче немец. Отсюда восемнадцать километров, а от полка семь. И близко, и не достанешь.
Аршакян спрятал письма.
— Ничего, возьмем обратно вашу Вовчу.
А перед ними широко расстилалась украинская земля — поля, перелески, рощи. Простоволосые ивы гнули головы к речной воде, на богатых полях стояли скирды необмолоченной пшеницы. Вот у лесной опушки стали видны распряженные кони, подводы, бойцы, рывшие блиндажи. Несколько командиров курили, сидя на пнях. Один из них побежал к Тиграну.
— Товарищ старший политрук, здравствуйте, как поживаете?
Перед обрадованным, пораженным Тиграном стоял Минас Меликян. Судя по рассказам Сархошева, Мели-кяна давно уже не было в живых.
Они обнялись.
— Ты, говорят, бедовый старик, в Харькове подвиги совершал? — пошутил Тигран.
— Кто это вам говорил?
— Сархошев.
— Вай, сукин сын! Наврал, чтоб и самому показаться героем. Клянусь душой, Тигран-джан, мы оттуда еле головы унесли. Я пришел в тот же день, еще затемно добрался до полка.
— Ас кем это ты пьянствовал в Харькове? Минас смутился.
— Есть там у меня знакомая семья армянская. Он не смотрел в лицо Аршакяну. Встретившись с Минасом, Сархошев сразу же
признался ему, что рассказал Аршакяну фантастическую историю о Харькове и умолил Меликяна подтвердить, что тот будто бы зашел к своим знакомым и выпивал с ними. Добродушный Минас страшно рассердился, стал ругаться, но в конце концов согласился принять на себя вину, чтобы не подводить товарища.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
Первая военная зима на Украине была сурова и началась рано — в ноябре. Снег засыпал дороги, забил лощины, согнул своей тяжестью ветви деревьев в лесах. Ледяной ветер выл в степях, гнал тучи сухого, злого снега, заваливал сугробами входы в землянки. Бойцы надели полушубки и шапки-ушанки, натянули рукавицы, обулись в валенки. Но режущий, безжалостный ветер обжигал, пронизывал, вызывал слезы на глазах. Дыхание инеем оседало на воротниках.
Из штаба полка возвращался в батальон боец Алди-бек Мусраилов, насвистывая узбекскую песенку. Снег слепил ему глаза, но Алдибек все шел да шел вперед, поднимался на холмы, спускался в лощины. Буран замел следы людей, машин, лошадей, танков, но боец шел уверенно, не боясь заблудиться.
Песня, которую он насвистывал, была ни мрачной, ни веселой. Алдибек Мусраилов получил письмо от Хаджидже. Лукавая девушка впервые ясно написала, что любит Алдибека и будет ждать его. В конце письма она написала по-русски «Крепко целую» и подписалась «Твоя Хаджидже».
Ни солдатских сто граммов, ни даже сто пятьдесят граммов не могли сильнее согреть и опьянить его в этот холодный день. Хаджидже прислала письмо... Написал молодому солдату и ее отец. Знаменитый председатель колхоза, человек строптивый, писал Алдибеку: «Герой Алдибек, большой салам тебе от нашего колхоза. Каждый день, просыпаясь утром и ложась спать вечером, все колхозники тебя вспоминают и желают руке твоей — силы, сердцу твоему — отваги, мысли твоей — ясности. А наш уговор, сын Мусраила, Алдибек, нерушим. Придешь и возьмешь к себе в дом мою Хаджидже. Еще раз большой привет от всех и снова говорю — наш уговор останется в силе, возвращайся героем, живым и здоровым к своей Хаджидже...»
Весь взвод собрался в землянке, когда Алдибек с чистосердечной простотой показал товарищам письмо Хаджидже.
В поле выла метель. Мороз вползал в пазы между бревнами. Ветер то и дело с воем врывался в жестяную трубу печурки, и землянка наполнялась дымом.
Несмотря на дневной час, в землянке горела самодельная коптилка. При свете неровного желтого пламени, выползающего из гильзы мелкокалиберного снаряда, едва можно было различить лица бойцов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210