— Все такой же красивый. И тот же блеск в глазах! А помните наши тяжелые дни, дорогой?
— Сейчас тоже хоть и радостные, но нелегкие дни, товарищ генерал,— сказал Аршакян.— А вы изменились, товарищ генерал... товарищ полковник. Помолодели.
— Да, я изменился, это верно... наверно, изменился,— кивнул Галунов.— Удача ведь всегда молодит! А? — Он невесело улыбнулся.— Стал после генерала майором, потом за год и три месяца прошел путь от майора до полковника. Немалая удача, друг! А? Сейчас вот командую бригадой. От батальона — к полку, от полка — к бригаде.
Галунов, меняя тему разговора, спросил у Аршакяна:
— А кто же остался в дивизии из старых знакомых? Кто сейчас командует дивизией?
— Командует дивизией генерал Геладзе, а начальником штаба полковник Дементьев.
— Неужели наш Дементьев? Уже полковник? — удивился Галунов.
В эту минуту неподалеку остановился открытый «виллис», в нем сидели Геладзе и Дементьев.
Полковник Галунов четким шагом подошел к машине.
— Галунов? — удивленно проговорил Дементьев.
— Он самый.
Геладзе долго тряс руку Галунова, а потом обнял его. Дементьев и Галунов поздоровались молча. Мгновение пристально смотрели в лицо друг другу,— Галунов снизу, высокий Дементьев сверху.
Геладзе поднялся на развалины сгоревшего дома. Вокруг сгрудилась толпа военных.
— Товарищи бойцы, командиры и политработники! — начал Геладзе громко и торжественно. Лицо его покрылось красными пятнами, на толстой шее вздулись жилы.-- Поздравляю вас с великой победой! Сегодня весь мир узнает, что сотни тысяч гитлеровских солдат и офицеров зажаты в железное кольцо советских армий. Сейчас мы повернем на восток, к Сталинграду, к матушке Волге, чтобы стиснуть кольцо на горле гадюки. За работу, товарищи!.. Родина не забудет тех, кто отдает за нее жизнь!
В те радостные дни подобные летучие митинги вспыхивали почти в каждой воинской части, в каждом освобожденном советскими войсками городе и селе.
Генерал спустился с обгорелых бревен и, простившись с Галуновым, уехал. Бойцы разошлись по своим подразделениям. И лица людей, и орудия, и смотровые щели танков теперь были обращены на восток, в сторону врага, окруженного в Сталинграде.
Галунов сел в сани, оглянулся на Дементьева и Аршакяна, помахал им рукой.
— Изменился он,— тихо сказал Дементьев Аршакяну,— вот как жизнь его обломала! А помните, какой он был раньше? Не подойди...
— Я боялся, что ты холодно обойдешься с ним, Владимир Михайлович,— также негромко ответил Аршакян,— и мне было как-то не по себе. Я помню, как он пренебрежительно разговаривал когда-то с тобой: «Что это за царапина на твоем лице? Видно, орден хочешь просить?» А помнишь адъютанта Литвака, погибшего из-за галуновской дурости? Никогда не забуду смерти этого славного парня... И ты, конечно, не забыл... Вот я и боялся, что ты будешь слишком резок с Галуновым. -
— К чему теперь быть с ним резким,— задумчиво промолвил Дементьев.— Раньше я не любил его за высокомерие, за грубость, он это чувствовал и бесился. А сейчас...— он махнул рукой,— нет нужды вспоминать старое.
— А знаешь, увидев тебя, он растерялся, мне даже показалось, что лицо его побледнело.
— И я это заметил, поэтому первый и протянул ему РУку...
XXIX
Стоя возле своего «виллиса», генерал Геладзе разговаривал с Козаковым и Микаберидзе.
— Подойдем к ним,— сказал Дементьев Аршакяну,— надо сообщить Микаберидзе о смерти брата.
Микаберидзе удивлялся, почему генерал, разговаривая с ним, хмурится и угрюмо смотрит в сторону. На лицах подошедших Дементьева и Тиграна он заметил такую же хмурую, мрачную тень. Радостное, счастливое оживление, владевшее с такой силой душой Микаберидзе, вдруг сменилось тревогой.
— Шалва,— негромко сказал генерал,— мы ведем тяжелую и великую войну. И еще неизвестно, кто из нас доживет до окончательной победы...
Микаберидзе испытующе посмотрел на генерала. В это время батальон Малышева начал спускаться с холма на степную равнину. Но это не было обычным походным движением воинского подразделения,— люди шагали медленно, опустив головы. Впереди строя двигались два тяжелых орудия. На лафетах орудий лежали тела Ираклия Микаберидзе и танкиста Краснова. За орудиями шли Шура и Аник. За ними в угрюмом молчании шагали боевые товарищи погибших: Малышев, Бурденко, Тоноян, Хачикян, Савин, Ивчук, Гамидов, Мусраилов, Копбаев, Попов.
Близился полдень. Ветер стих. Снежинки легко ложились на плечи бойцов, на орудия, на мертвые лица Ираклия и Краснова.
У Шуры подгибались ноги. Свет мерк в ее глазах. Она не видела ни людей, ни огромной степи. Только два лица были перед ней — мертвые лица Ираклия и Краснова. Они оба лежат на холодных лафетах орудий, они не видят ни солнца, ни неба, ни Шуры, ни боевых своих друзей. И в земле будут они лежать рядом, мирно и навечно дружно.
Голова у Шуры все больше кружилась, на глаза накатывала темнота, ноги слабели. Сделав несколько неверных шагов, она упала.
Аник попыталась поднять ее, но не смогла. Подбежал Николай, подхватил сестру, помог ей подняться.
Малышев приказал усадить девушек в сани.
А траурное шествие двигалось с торжественной неторопливостью.
Раскаты боя все отдалялись и отдалялись к востоку.
Батальон остановился. Девушки вышли из саней. Молча, с опущенными головами подошли к месту похорон Геладзе и командир танковой части. Следом за ними шли старшие командиры и комиссар Микаберидзе...
Все они, сняв шапки, стояли возле орудий. Бойцы начали рыть могилу. После нескольких ударов лопаты из-под снега показался желтый, мерзлый песок. Аник, обняв плачущую Шуру, подвела ее к стоявшему у могилы Микаберидзе. Он стоял молча и неподвижно, скрестив на груди руки.
— Товарищ батальонный комиссар...— проговорила Аник.
Шалва посмотрел на нее отсутствующим взглядом.
— Это Шура, товарищ батальонный комиссар, невеста Ираклия...
Микаберидзе протянул руки к Шуре. Девушка прижалась головой к его груди и зарыдала.
— Шура, шеничириме, Шура...— повторял он, целуя и прижимая к груди голову девушки.
Полковник-танкист тихо рассказывал Геладзе:
— Капитан Краснов, оказывается, был также влюблен в эту девушку... А мы не понимали, почему она равнодушна к такому славному парню...
С грохотом подошли к месту похорон танки. Танкисты вышли из машин, стали помогать пехотинцам рыть могилу.
Каро и Ивчук молча, словно почетный караул, встали возле убитых.
Аник смотрела на Каро пристальным, упорным взглядом — словно она не видела его давно, давно. Сердце ее сжалось от страха,— сколько еще впереди боев... И сколько еще смертей...
Но вот могила готова. С лафетов сняли тела убитых. Орудия отъехали в сторону. Генерал подошел к могиле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210