ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

А Аллу Сергеевну ты уже знаешь. Да что ты молчишь, садись сюда, на мою койку. Спать будем вместе. Садись и рассказывай, как ты вернулась?
— Потеряла свою часть,— ответила Шура.
— Тем лучше,— сказала Алла Сергеевна.— Завтра я поговорю с командиром дивизии, он вас к нам зачислит.
— Садитесь, Шура, вы ведь устали,— сказала Люся Сергеевна.— Меня очень взволновала история вашей встречи с братом. Я тоже искала своего брата, но не нашла. Его невесту убили в Вовче во время бомбежки вместе с вашим братиком.
— Так Аргам — ваш брат? — удивленно спросила Шура.
— Вы его знали? Шура кивнула.
— Садись рядом со мной,— проговорила Люсик,— расскажи мне о моем брате.
Голос молодой женщины дрожал от волнения.
— Три раза я его видела,— негромко проговорила Шура.— Он приходил к нам повидаться с Седой, веселый такой, со мной разговаривал по-немецки, шутил; последний раз он приходил к нам с моим братом, мы посидели под яблоней, у могилы Седы и Миши. Была весна. Он поклялся на могиле Седы...
Голос девушки прервался. Люсик обняла ее, и они обе заплакали.
— Люся, Люся,— сказала Алла Сергеевна,— вы должны помнить, что теперь война, вы сами каждый день оперируете людей, видите, сколько в мире страданий. Держитесь, нельзя так, Люся Сергеевна.
Люсик вытерла глаза и молча вышла из палатки.
— Пусть немножко пройдется, ничего,— сказала Алла Сергеевна и учительским тоном добавила: — Вы тоже успокойтесь, Шура.
Марию сердил самоуверенный тон Аллы Сергеевны. «Нашлась на нашу голову проповедница»,— думала она.
Терапевтам мало работы в медсанбатах, и Алла Сергеевна бывала свободна даже в ту пору, когда хирурги работали, не отличая дня и ночи.
— Нас три сестры, и все три на фронте,— продолжала поучающим голосом Алла Сергеевна,— а наша мать попала в Ташкент. Вы думаете, ей легко? Осталась одна — дочери на фронте. Но надо быть терпеливыми. Каждому достается от этой войны.
— А ваши сестры такие же красавицы, как вы, Алла Сергеевна? — вдруг спросила Вовк.
Алла Сергеевна погрозила ей пальцем.
— Я серьезно спрашиваю,— сказала Мария,— если ваши сестры такие же красивые, то им будет легко на фронте, в них влюбятся большие начальники.
— Ну и язык у тебя, бесстыдница! — сказала Алла Сергеевна.— А ведь знаешь, и в самом деле так. Младшая сестра пишет, что в нее, как мальчишка, влюбился генерал-майор.
Алла Сергеевна вынула из внутреннего кармана письмо, раскрыла его, потом покачала головой и положила обратно в карман.
— Говорят, что красавицам счастья нет. Мужчины, как пчелы, летят на красивых, ну, и теряешь ориентировку.
— А вот Шура сориентировалась,— полюбила рядового бойца.
— Значит, мало воевали за нее,— рассмеялась Алла Сергеевна.— Она еще желторотая.
— Шурочка, может быть, ты поспишь? — спросила Вовк.— Завтра все узнаем, разыщем твоих. Ведь наши ребята с ними, значит, будет известно, где они. И Ираклия увидишь, все будет хорошо.
В палатку вошла Люсик.
— Мороз сильный начинается,— сказала она.— Как бойцы в окопах выдерживают?
— Человек ко всему привыкает,— ответила Алла Сергеевна.— В прошлом году, когда я была в санчасти полка...
Ее рассказ был прерван приходом доктора Ляшко.
— Беседуете? — спросил он.— Садитесь, садитесь, почему встали?
Он с любопытством посмотрел на Шуру.
— Не слышали о нашем происшествии? — спросила Вовк.— Сегодня она явилась к нам, отстала от части.
— Как это случилось, что вы зашли в «гарем», Иван Кириллович? — сказала Алла Сергеевна.
Главный хирург в шутку называл гаремом палатку, где жили женщины-врачи. Сейчас шутка не произвела на него впечатления, он молчал.
— У меня к вам следующая просьба,— наконец сказал он,— прошу вас сейчас же погасить свет и лечь отдыхать. Мне нужно, чтобы к утру вы как следует отдохнули. Вот и все.
И не пожелав обитательницам «гарема» доброй ночи, он вышел из палатки.
— Все ясно, начинаются дела, очень важные дела,— сказала Вовк.— Люся Сергеевна, вот завтра увидите настоящую войну, до этого был мир.
Сердце Люсик беспокойно сжалось.
— Давно пора,— сказала Алла Сергеевна.
— Что же мне делать? — чуть не плача прошептала Шура.
— Пока ляжешь со мной отдыхать,— сказала Вовк.— Ну, я тушу свет, приказ есть приказ.
Это была ночь на девятнадцатое ноября тысяча девятьсот сорок второго года. Перестрелка утихла. В Арчадинской долине молча стояли деревья, пригнувшиеся под тяжестью снега. Противник в эту ночь не освещал ракетами прибрежные холмы, как делал это обычно. Порой раздавались одиночные выстрелы. Луна, которая вечером то появлялась, то исчезала, скрылась сейчас в облаках.
Земля спала, а может быть, лишь казалось, что она спит.
VIII
Люсик внезапно проснулась,— ей показалось, что от ужасного подземного грохота раскалывается земля.
— Мария! — крикнула она.
— Я здесь, Люся Сергеевна! — отозвалась Вовк. Она уже была на ногах.— Это наши бьют.
Мария обняла Люсик.
— Выйдем, поглядим.
Земля дрожала от мощных ударов артиллерии, в небе вспыхивали тысячи молний. Казалось, что содрогается вся Вселенная.
— Люся Сергеевна! Наступил счастливый день! — воскликнула Вовк.
— Как это я потеряла своих, что мне делать? — жалобно спрашивала Шура Ивчук.
— Хватит, Шура,— резко сказала Вовк. Казалось, над их головами мчится сплошной поток
огня и стали. Небо раскололось. Боевое зарево окрасило в красный цвет белые полотнища медицинских палаток.
Мария вбежала в палатку, стала трясти за плечо Аллу Сергеевну, но та лишь подняла голову, ничего не понимая, огляделась и снова закрыла глаза.
— Вставайте, Алла Сергеевна, начинается большое сражение!
— Знаю, знаю.
Люсик, вернувшись в палатку, с удивлением смотрела на Аллу Сергеевну. «Алла храбрая, а я боюсь»,— подумала она.
Еще ночной мрак не рассеялся, порывами дул предутренний холодный ветер, а небо стало светлым от гневного огня войны. Все врачи, сестры, санитары, а вместе с ними и легкораненые вышли из изб и палаток, смотрели на запад.
Кто-то осторожно взял Люсик за руку. Она оглянулась. Это был Ляшко.
— Доброе утро, Люся Сергеевна!
— Да, утро доброе, я думаю, для нас для всех,— добавил стоявший рядом Кацнельсон.
Голос Кацнельсона тонул в грохоте канонады.
Рассвело. На западном берегу Дона, за грядой холмов, поднималась, закрывая горизонт, стена черного дыма. Советские снаряды шли в сторону этой стены, зарывались в ее толщу. Она подымалась все выше и выше, ширилась, наливалась густой чернотой. А в небе возник новый звук — гул моторов сотен советских бомбардировщиков.
Звенело, гудело небо, дрожала, ревела, содрогалась земля.
Люсик казалось, что на западном берегу Дона не осталось живого существа и что, когда замолкнет грохот пушек, там водворится мертвая неподвижность и тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210