Люся Аршакян, если не ошибаюсь. Что же, пусть приезжает, поможет прогнать фашистов. Я согласился.
Генерал, внезапно нахмурясь, указал на разложенную на столе карту.
— А почему ваши инструктора не в полках? Пусть идут на передовую, занимаются политикой, подымают воинский дух! А в тактике мы и без их помощи разберемся.
Федосов сказал, что старший политрук Аршакян только что вернулся из полка, а остальные инструктора сейчас направятся в подразделения.
— Тут им делать нечего, их работа там у — сказал генерал и подошел к карте, указал пальцем расположение дивизии. Начальник политотдела склонился над картой.
— Стало быть, вышли на исходные, на рассвете наши подразделения будут в бою, а вы со своим политотделом отсиживаетесь. Пошли, адъютант.
Генерал стремительно вышел из избы. Тигран не понял, зачем Галунов пришел в политотдел. Для него было новостью, что Люсик подала генералу заявление. Люсик... Маленький сын... Теперь мирная жизнь казалась ему далеким, невозвратным сном.
— Ну, Михайлов, ты езжай в полк Сергиенко,— приказал Федосов.
Инструктора отправились в полки. После их ухода Федосов задумчиво посмотрел на Аршакяна.
— Вот тебе и история, товарищ историк. Видно, делать историю немножко труднее, чем писать о ней.
Солдат принес сена, положил в угол комнаты и вышел.
— А как вам понравился генерал Галунов? — спросил начальник политотдела, глядя прищуренными глазами прямо в глаза Аршакяна.
— Трудно мне судить о генерале,— уклончиво ответил Аршакян,— я всего лишь раза два-три его видел.
— Понятно... Высокое начальство критиковать не полагается. Основой военной науки вы уже овладели. О Дементьеве говорите, что он вам нравится, а про генерала ничего не хотите сказать. Что ж, генерал Галунов старый офицер, образованный человек, книги Драгомирова, Клаузевица, мемуары Людендорфа наизусть знает. Ну ладно, отдыхайте.
Тигран лег, укрылся шинелью. Думал, что запах сена и теплота комнаты после трех бессонных ночей сразу усыпят его. Но как только он закрывал глаза, начинались кошмары, лихорадочно билось сердце...
Тигран поднялся, надел шинель, подтянул ремень, проверил пистолет, взял тяжелую, еще не просохшую с ночи плащ-палатку.
— Идите снова, в полк, к Дементьеву,— сказал начальник политотдела.— Переходите из окопа в окоп, разговаривайте с каждым бойцом. Покажите личный пример храбрости. Первые бои имеют решающее значение. Желаю успеха.
Солдаты указали Тиграну, как пройти до оперативного отдела штаба. Там он нашел связного и вместе с ним пошел в полк.
— Вы, кажется, были в нашем вагоне? — спросил Аршакян. Боец подтвердил, сказал, что он служит в комендантском взводе, а зовут его Савиным.
— А какая у вас книжка за поясом? Успеваете читать?
— Короленко, «Без языка»,— ответил Савин,— интересная книжонка.
Сквозь туман видны были бомбовые воронки, вокруг них лежал нарытый силой взрыва свежий чернозем. Вокруг валялись заиндевелые, изуродованные трупы лошадей с остекленевшими глазами. Аршакян и Савин дошли до второго эшелона полка.
— Вон в той земляночке находится напрочь полка и командир транспортной роты,— сказал Савин.
— Давайте заглянем к ним.
— Как это вы попали к нам, товарищ старший политрук? — радостной скороговоркой приветствовал Тиграна Меликян.— Тысячу раз добро пожаловать. Если часто будем встречаться, не видать нам смерти, позор мне, если живым-здоровым не вернусь в Ереван.
— А как дела в вашей роте? — спросил Аршакян Сархошева.
Сархошев доложил, что он все задания командования выполнил своевременно и что командир полка доволен транспортной ротой.
Немного отдохнув, Аршакян поднялся.
— Будьте осторожны, товарищ старший политрук,— сказал Меликян,— сильно бьют, гады.
Меликян и Сархошев смотрели вслед Аршакяну.
— На фронте вроде помягче стал,— с насмешкой проговорил Сархошев.
— Что ты хочешь этим сказать? — раздраженно спросил Минас.
— Говорю — стал помягче.
— Видишь, каким молодцом шагает на передовую?
— Пошел-то молодцом, посмотрим, как вернется.
— Так и вернется молодцом, ты лучше самокритикой займись.
Вражеский огонь усилился. Над головами Аршакяна и Савина с зловещим свистом и воем проносились
мины. То там, то здесь подымались облака дыма, летел!) комья земли. Вдруг Савин бросился в землю. Аршакян стоял во весь рост и растерянно оглядывался. Кто-то вблизи крикнул:
— Ложись, что торчишь, как столб! Аршакян неловко лег на землю.
Вокруг оглушительно загрохотали разрывы, завыли осколки.
— Закончится обстрел, поднимемся, побежим, уже недалеко,— сказал Савин. Немного погодя он встал, крикнул:
— Побежали, товарищ старший политрук! Аршакян бросился за ним. Спускаясь по косогору,
они увидели, как по узкой ложбине ездовой, вовсю нахлестывая лошадь, гнал повозку. То тут, то там черными фонтанами поднималась земля, лошадь шарахалась в разные стороны. Трое связистов бежали по ложбине, тянули черные провода, быстро сматывали их с катушки. При близких разрывах они бросались на землю, а затем снова поднимались, бежали дальше. Дым застлал ложбину, смешался с осенним туманом. Снаряд разорвался около повозки. Лошадь поскакала, волоча за собой оборванные постромки. Мотая страшной окровавленной головой, она промчалась мимо Аршакяна. От ее безумного ржания озноб побежал по коже, холодело сердце. На земле валялась разбитая повозка. Рядом лежало неподвижное тело ездового.
— Вот она, война...
Где война? Ведь Тигран еще не видел врага.
— Нам надо пересечь эту лощину, товарищ старший политрук,— крикнул Савин.
Когда они добежали до повозки, вновь засвистели, завыли снаряды. Они легли на землю. Грохотали разрывы, залязгали над головой осколки. Аршакян, прижавшись щекой к мокрой земле, видел перед собой спину Савина, каблуки его сапог с железными подковами. Аршакян ждал, когда же Савин подымется, чтобы побежать за ним.
— Товарищ старший политрук, скорее, что же вы! — неожиданно раздался издалека голос Савина. Аршакян поднял голову, кинулся следом за Савиным. А боец с подковами на сапогах лежал и не поднимался. Аршакян догнал связного под холмом: понял, что лежал возле убитого ездового, а казалось ему, что это Савин.
— Здесь уже безопасно, пойдем по окопам,— сказал Савин и спустился в траншею,— книжку свою я потерял, может, еще отыщу... Не передохнуть ли нам немножко, товарищ старший политрук?
Он прислушался к грохоту.
— Это наши стреляют,— сказал Савин.— Издалека бьют. Дальнобойные. Стодвадцатидвухмиллиметровки.
Прислонившись спиною к стене окопа, Аршакян искренне любовался Савиным,— удивительно спокойный, рассудительный парень.
— Вы сколько раз переходили эту лощину?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
Генерал, внезапно нахмурясь, указал на разложенную на столе карту.
— А почему ваши инструктора не в полках? Пусть идут на передовую, занимаются политикой, подымают воинский дух! А в тактике мы и без их помощи разберемся.
Федосов сказал, что старший политрук Аршакян только что вернулся из полка, а остальные инструктора сейчас направятся в подразделения.
— Тут им делать нечего, их работа там у — сказал генерал и подошел к карте, указал пальцем расположение дивизии. Начальник политотдела склонился над картой.
— Стало быть, вышли на исходные, на рассвете наши подразделения будут в бою, а вы со своим политотделом отсиживаетесь. Пошли, адъютант.
Генерал стремительно вышел из избы. Тигран не понял, зачем Галунов пришел в политотдел. Для него было новостью, что Люсик подала генералу заявление. Люсик... Маленький сын... Теперь мирная жизнь казалась ему далеким, невозвратным сном.
— Ну, Михайлов, ты езжай в полк Сергиенко,— приказал Федосов.
Инструктора отправились в полки. После их ухода Федосов задумчиво посмотрел на Аршакяна.
— Вот тебе и история, товарищ историк. Видно, делать историю немножко труднее, чем писать о ней.
Солдат принес сена, положил в угол комнаты и вышел.
— А как вам понравился генерал Галунов? — спросил начальник политотдела, глядя прищуренными глазами прямо в глаза Аршакяна.
— Трудно мне судить о генерале,— уклончиво ответил Аршакян,— я всего лишь раза два-три его видел.
— Понятно... Высокое начальство критиковать не полагается. Основой военной науки вы уже овладели. О Дементьеве говорите, что он вам нравится, а про генерала ничего не хотите сказать. Что ж, генерал Галунов старый офицер, образованный человек, книги Драгомирова, Клаузевица, мемуары Людендорфа наизусть знает. Ну ладно, отдыхайте.
Тигран лег, укрылся шинелью. Думал, что запах сена и теплота комнаты после трех бессонных ночей сразу усыпят его. Но как только он закрывал глаза, начинались кошмары, лихорадочно билось сердце...
Тигран поднялся, надел шинель, подтянул ремень, проверил пистолет, взял тяжелую, еще не просохшую с ночи плащ-палатку.
— Идите снова, в полк, к Дементьеву,— сказал начальник политотдела.— Переходите из окопа в окоп, разговаривайте с каждым бойцом. Покажите личный пример храбрости. Первые бои имеют решающее значение. Желаю успеха.
Солдаты указали Тиграну, как пройти до оперативного отдела штаба. Там он нашел связного и вместе с ним пошел в полк.
— Вы, кажется, были в нашем вагоне? — спросил Аршакян. Боец подтвердил, сказал, что он служит в комендантском взводе, а зовут его Савиным.
— А какая у вас книжка за поясом? Успеваете читать?
— Короленко, «Без языка»,— ответил Савин,— интересная книжонка.
Сквозь туман видны были бомбовые воронки, вокруг них лежал нарытый силой взрыва свежий чернозем. Вокруг валялись заиндевелые, изуродованные трупы лошадей с остекленевшими глазами. Аршакян и Савин дошли до второго эшелона полка.
— Вон в той земляночке находится напрочь полка и командир транспортной роты,— сказал Савин.
— Давайте заглянем к ним.
— Как это вы попали к нам, товарищ старший политрук? — радостной скороговоркой приветствовал Тиграна Меликян.— Тысячу раз добро пожаловать. Если часто будем встречаться, не видать нам смерти, позор мне, если живым-здоровым не вернусь в Ереван.
— А как дела в вашей роте? — спросил Аршакян Сархошева.
Сархошев доложил, что он все задания командования выполнил своевременно и что командир полка доволен транспортной ротой.
Немного отдохнув, Аршакян поднялся.
— Будьте осторожны, товарищ старший политрук,— сказал Меликян,— сильно бьют, гады.
Меликян и Сархошев смотрели вслед Аршакяну.
— На фронте вроде помягче стал,— с насмешкой проговорил Сархошев.
— Что ты хочешь этим сказать? — раздраженно спросил Минас.
— Говорю — стал помягче.
— Видишь, каким молодцом шагает на передовую?
— Пошел-то молодцом, посмотрим, как вернется.
— Так и вернется молодцом, ты лучше самокритикой займись.
Вражеский огонь усилился. Над головами Аршакяна и Савина с зловещим свистом и воем проносились
мины. То там, то здесь подымались облака дыма, летел!) комья земли. Вдруг Савин бросился в землю. Аршакян стоял во весь рост и растерянно оглядывался. Кто-то вблизи крикнул:
— Ложись, что торчишь, как столб! Аршакян неловко лег на землю.
Вокруг оглушительно загрохотали разрывы, завыли осколки.
— Закончится обстрел, поднимемся, побежим, уже недалеко,— сказал Савин. Немного погодя он встал, крикнул:
— Побежали, товарищ старший политрук! Аршакян бросился за ним. Спускаясь по косогору,
они увидели, как по узкой ложбине ездовой, вовсю нахлестывая лошадь, гнал повозку. То тут, то там черными фонтанами поднималась земля, лошадь шарахалась в разные стороны. Трое связистов бежали по ложбине, тянули черные провода, быстро сматывали их с катушки. При близких разрывах они бросались на землю, а затем снова поднимались, бежали дальше. Дым застлал ложбину, смешался с осенним туманом. Снаряд разорвался около повозки. Лошадь поскакала, волоча за собой оборванные постромки. Мотая страшной окровавленной головой, она промчалась мимо Аршакяна. От ее безумного ржания озноб побежал по коже, холодело сердце. На земле валялась разбитая повозка. Рядом лежало неподвижное тело ездового.
— Вот она, война...
Где война? Ведь Тигран еще не видел врага.
— Нам надо пересечь эту лощину, товарищ старший политрук,— крикнул Савин.
Когда они добежали до повозки, вновь засвистели, завыли снаряды. Они легли на землю. Грохотали разрывы, залязгали над головой осколки. Аршакян, прижавшись щекой к мокрой земле, видел перед собой спину Савина, каблуки его сапог с железными подковами. Аршакян ждал, когда же Савин подымется, чтобы побежать за ним.
— Товарищ старший политрук, скорее, что же вы! — неожиданно раздался издалека голос Савина. Аршакян поднял голову, кинулся следом за Савиным. А боец с подковами на сапогах лежал и не поднимался. Аршакян догнал связного под холмом: понял, что лежал возле убитого ездового, а казалось ему, что это Савин.
— Здесь уже безопасно, пойдем по окопам,— сказал Савин и спустился в траншею,— книжку свою я потерял, может, еще отыщу... Не передохнуть ли нам немножко, товарищ старший политрук?
Он прислушался к грохоту.
— Это наши стреляют,— сказал Савин.— Издалека бьют. Дальнобойные. Стодвадцатидвухмиллиметровки.
Прислонившись спиною к стене окопа, Аршакян искренне любовался Савиным,— удивительно спокойный, рассудительный парень.
— Вы сколько раз переходили эту лощину?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210