..
— Ага, значит, приходил, рассматривал!— нервно отозвался Иван, а Стоян Кралев продолжал громко, чтобы все его слышали:
— Раз они не святые, а наши грешные мужики, нечего им делать в церкви...
— Господь смотрит на нас сверху, чадо!
— Может, он и смотрит, а только мы вот смотрим наверх и видим один воздух. И ты ничего не видишь, а поклоны ему бьешь.
— Жив наш господь, жив! Если б он не был жив, и мы бы не были живы.
— Ты так говоришь, словно сегодня утром ходил к господу в гости, и он тебя кофием угощал.
— Господь никому не показывается. Се тайна всемирная...
— Дешевые у вас хитрости, батюшка. Господь, говорите, тайна. Не желает людям показываться, прячется от них, как же ты хочешь, чтоб они в него верили?
— Ты тоже коммунизма не видел, как же ты в него веришь?
Послышался смех, толпа зашумела.
— Ишь ты куда замахнулся! Коммунизм, батюшка, научно обоснован, а первая его фаза — социализм — уже построена в Советском Союзе. Туда многие ездили, видели, своей рукой пощупали, как говорится. А ваша вера на чем основана? Вам говорят: бог есть, и вы верите. Что может быть глупее этого — зажмуриться и верить во что-то, чего не можешь ни увидеть, ни услышать, ни понюхать? Все мы знаем народную поговорку «На бога надейся, да сам не плошай». Что хочет сказать народ этой поговоркой? Что на бога надеяться нечего, потому что его нет, а надеяться надо на себя. Простой народ сам, на собственном опыте, дошел до этой мысли, а вы, попы, задуриваете ему голову и сбиваете с толку. Столько несправедливостей, столько голода и болезней, столько человеческих трагедий на этом свете, а ваш всемогущий бог сидит наверху, скрестив руки, и в ус не дует. Верь в него после этого.
— Без веры — смерть, чадо! Придет день, и там, наверху...
— На тот свет намекаешь?— прервал его Стоян Кралев.— Когда кто-нибудь оттуда вернется и расскажет, что он там видел, тогда подумаем. Если там есть другая жизнь, мы покаемся господу, он нас простит и пустит в рай...
Отец Энчо хотел что-то сказать, но кто-то подхватил его под мышки и вынес из толпы. Это был его сын, мужик лет пятидесяти, сам не свой от неловкости за отца.
— Не обращай на него внимания, старый уж, сам не знает, что говорит!— сказал он Стояну Кралеву и потащил старика домой.
Краткий диспут со священником послужил Стояну Кралеву хорошим предисловием к антирелигиозной речи, которой требовал от него текущий момент. У него был многолетний опыт произнесения речей перед сельской аудиторией, он хорошо знал правила этого искусства, а также возможности своих слушателей. Говорил громко, отчетливо и вдохновенно, менял интонацию, умело пользовался паузами и жестами, употреблял к случаю народные словечки, приводил примеры, которые легко воспринимались и запоминались. Он обрушился на религию, сравнив ее, как все атеисты, с опиумом, с помощью которого буржуазная идеология усыпляет сознание народа. Убеждая слушателей в том, что бога нет, он использовал доводы полуграмотного священника, которые тот приводил, вероятно, не слишком их понимая. Опровергнуть и осмеять эти доводы было нетрудно, так как Стоян Кралев опирался на деревенский реализм. Он даже и не подозревал, что взялся за тему, старую и сложную, как мир, над которой бились до него сотни философов.
— Это все равно как если б нам сказали: поставьте кастрюлю на огонь и ждите, пока сварится похлебка, хотя вы не положили в кастрюлю ни мяса, ни овощей. Так и с религией: верьте в бога, хотя вы его не видите и не слышите!
Оказалось, что, пока Стоян Кралев говорил, иконы были выброшены в окно с другой стороны церкви и сложены у ограды, а рядом свалены сухие дрова. Люди рассматривали их с большим любопытством, узнавали знакомые лица и скоро начали спрашивать Стояна Кра-лева, зачем сжигать такие красивые картины. Он достал спички и поджег дрова, а Иван Шибилев бросился вперед, пробился сквозь толпу, схватил две иконы и крикнул:
— Варвары! Средневековые инквизиторы! Вас надо сжечь на костре, вас!..
Через некоторое время, когда мы встретились и заговорили об этом случае, Иван сказал мне, что никогда раньше не приходил в такое исступление.
— Сейчас я отдаю себе отчет,— говорил он,— что это и было их целью — вывести меня из себя, и я действительно был охвачен такой яростью, что мог натворить бог знает что. Я понимал, что меня решили принести в жертву, чтобы показать оппозиции, как они беспощадны и как они умеют, когда надо, не жалеть даже своих. Я понимал, что меня ждет после всего этого, и все-таки не мог сдержаться, кричал на Стояна Кралева и Михо Баранова, осыпал их оскорбительными эпитетами.
Две иконы, которые взял тогда Иван, были с ликами его матери и Моны. Милиционер догнал его, преградил дорогу и попытался их отнять, но Иван толкнул его в грудь и быстрым шагом направился к дому. Толпа молча следила за ним, пока он не скрылся за ближайшим домом, а Стоян Кралев, бледный и возбужденный, закричал:
— Товарищи, вы знаете, почему Иван Шибилев взбесился, когда мы взялись за иконы? Потому что это он их рисовал. Мы, товарищи, закладываем фундамент социализма, нашего светлого будущего, мучаемся, отказываем себе во всем, недосыпаем, недоедаем, а он завел дружбу с выжившим из ума попом и рисует ему для церкви иконы. Стал ли он только теперь жертвой религиозного заблуждения или мы годами носили за пазухой змею? Вы слышали, как он поносил и меня, и начальника народной милиции, видели, как он толкнул милиционера. Кто может позволить себе такую наглость на глазах у всего села, если не человек, который, хочет он этого или не хочет, льет воду на мельницу классового врага? И все из-за этой мазни...
Стоян Кралев взял несколько икон и бросил их в пламя. Запахло скипидаром и краской, сухое дерево затрещало и вспыхнуло. На одной из икон был нарисован Иисус с лицом его брата Илко. Лицо это, и без того истерзанное страданием, потемнело, покрылось кипящими каплями масла, съежилось и исчезло. Таким же образом исчез и Стою Бараков в облике Иуды с коротко подстриженными щетинистыми волосами, виновато прислушивающийся в конце стола к словам Иисуса; и Николин Миялков в облике Иоанна Крестителя; и тетушка Танка Джелебова в облике святой Мины, и еще с десяток наших мужиков и баб, старых и молодых, изображенных в ярких библейских одеяниях, с золотыми нимбами вокруг голов.
Рано утром Ивана Шибилева арестовали и увезли в город, а через несколько дней отправили в трудово-воспитательное общежитие (ТВО). Мотивы наказания стали нам известны от него самого, уже когда он вышел на свободу. Его обвинили в морально-бытовом разложении, в религиозной пропаганде, в неподчинении и нанесении побоев служащему народной милиции и еще в стольких прегрешениях, что, как он сам говорил, он даже удивился, как это его не повесили на глазах у честного народа или не засадили в тюрьму на всю жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
— Ага, значит, приходил, рассматривал!— нервно отозвался Иван, а Стоян Кралев продолжал громко, чтобы все его слышали:
— Раз они не святые, а наши грешные мужики, нечего им делать в церкви...
— Господь смотрит на нас сверху, чадо!
— Может, он и смотрит, а только мы вот смотрим наверх и видим один воздух. И ты ничего не видишь, а поклоны ему бьешь.
— Жив наш господь, жив! Если б он не был жив, и мы бы не были живы.
— Ты так говоришь, словно сегодня утром ходил к господу в гости, и он тебя кофием угощал.
— Господь никому не показывается. Се тайна всемирная...
— Дешевые у вас хитрости, батюшка. Господь, говорите, тайна. Не желает людям показываться, прячется от них, как же ты хочешь, чтоб они в него верили?
— Ты тоже коммунизма не видел, как же ты в него веришь?
Послышался смех, толпа зашумела.
— Ишь ты куда замахнулся! Коммунизм, батюшка, научно обоснован, а первая его фаза — социализм — уже построена в Советском Союзе. Туда многие ездили, видели, своей рукой пощупали, как говорится. А ваша вера на чем основана? Вам говорят: бог есть, и вы верите. Что может быть глупее этого — зажмуриться и верить во что-то, чего не можешь ни увидеть, ни услышать, ни понюхать? Все мы знаем народную поговорку «На бога надейся, да сам не плошай». Что хочет сказать народ этой поговоркой? Что на бога надеяться нечего, потому что его нет, а надеяться надо на себя. Простой народ сам, на собственном опыте, дошел до этой мысли, а вы, попы, задуриваете ему голову и сбиваете с толку. Столько несправедливостей, столько голода и болезней, столько человеческих трагедий на этом свете, а ваш всемогущий бог сидит наверху, скрестив руки, и в ус не дует. Верь в него после этого.
— Без веры — смерть, чадо! Придет день, и там, наверху...
— На тот свет намекаешь?— прервал его Стоян Кралев.— Когда кто-нибудь оттуда вернется и расскажет, что он там видел, тогда подумаем. Если там есть другая жизнь, мы покаемся господу, он нас простит и пустит в рай...
Отец Энчо хотел что-то сказать, но кто-то подхватил его под мышки и вынес из толпы. Это был его сын, мужик лет пятидесяти, сам не свой от неловкости за отца.
— Не обращай на него внимания, старый уж, сам не знает, что говорит!— сказал он Стояну Кралеву и потащил старика домой.
Краткий диспут со священником послужил Стояну Кралеву хорошим предисловием к антирелигиозной речи, которой требовал от него текущий момент. У него был многолетний опыт произнесения речей перед сельской аудиторией, он хорошо знал правила этого искусства, а также возможности своих слушателей. Говорил громко, отчетливо и вдохновенно, менял интонацию, умело пользовался паузами и жестами, употреблял к случаю народные словечки, приводил примеры, которые легко воспринимались и запоминались. Он обрушился на религию, сравнив ее, как все атеисты, с опиумом, с помощью которого буржуазная идеология усыпляет сознание народа. Убеждая слушателей в том, что бога нет, он использовал доводы полуграмотного священника, которые тот приводил, вероятно, не слишком их понимая. Опровергнуть и осмеять эти доводы было нетрудно, так как Стоян Кралев опирался на деревенский реализм. Он даже и не подозревал, что взялся за тему, старую и сложную, как мир, над которой бились до него сотни философов.
— Это все равно как если б нам сказали: поставьте кастрюлю на огонь и ждите, пока сварится похлебка, хотя вы не положили в кастрюлю ни мяса, ни овощей. Так и с религией: верьте в бога, хотя вы его не видите и не слышите!
Оказалось, что, пока Стоян Кралев говорил, иконы были выброшены в окно с другой стороны церкви и сложены у ограды, а рядом свалены сухие дрова. Люди рассматривали их с большим любопытством, узнавали знакомые лица и скоро начали спрашивать Стояна Кра-лева, зачем сжигать такие красивые картины. Он достал спички и поджег дрова, а Иван Шибилев бросился вперед, пробился сквозь толпу, схватил две иконы и крикнул:
— Варвары! Средневековые инквизиторы! Вас надо сжечь на костре, вас!..
Через некоторое время, когда мы встретились и заговорили об этом случае, Иван сказал мне, что никогда раньше не приходил в такое исступление.
— Сейчас я отдаю себе отчет,— говорил он,— что это и было их целью — вывести меня из себя, и я действительно был охвачен такой яростью, что мог натворить бог знает что. Я понимал, что меня решили принести в жертву, чтобы показать оппозиции, как они беспощадны и как они умеют, когда надо, не жалеть даже своих. Я понимал, что меня ждет после всего этого, и все-таки не мог сдержаться, кричал на Стояна Кралева и Михо Баранова, осыпал их оскорбительными эпитетами.
Две иконы, которые взял тогда Иван, были с ликами его матери и Моны. Милиционер догнал его, преградил дорогу и попытался их отнять, но Иван толкнул его в грудь и быстрым шагом направился к дому. Толпа молча следила за ним, пока он не скрылся за ближайшим домом, а Стоян Кралев, бледный и возбужденный, закричал:
— Товарищи, вы знаете, почему Иван Шибилев взбесился, когда мы взялись за иконы? Потому что это он их рисовал. Мы, товарищи, закладываем фундамент социализма, нашего светлого будущего, мучаемся, отказываем себе во всем, недосыпаем, недоедаем, а он завел дружбу с выжившим из ума попом и рисует ему для церкви иконы. Стал ли он только теперь жертвой религиозного заблуждения или мы годами носили за пазухой змею? Вы слышали, как он поносил и меня, и начальника народной милиции, видели, как он толкнул милиционера. Кто может позволить себе такую наглость на глазах у всего села, если не человек, который, хочет он этого или не хочет, льет воду на мельницу классового врага? И все из-за этой мазни...
Стоян Кралев взял несколько икон и бросил их в пламя. Запахло скипидаром и краской, сухое дерево затрещало и вспыхнуло. На одной из икон был нарисован Иисус с лицом его брата Илко. Лицо это, и без того истерзанное страданием, потемнело, покрылось кипящими каплями масла, съежилось и исчезло. Таким же образом исчез и Стою Бараков в облике Иуды с коротко подстриженными щетинистыми волосами, виновато прислушивающийся в конце стола к словам Иисуса; и Николин Миялков в облике Иоанна Крестителя; и тетушка Танка Джелебова в облике святой Мины, и еще с десяток наших мужиков и баб, старых и молодых, изображенных в ярких библейских одеяниях, с золотыми нимбами вокруг голов.
Рано утром Ивана Шибилева арестовали и увезли в город, а через несколько дней отправили в трудово-воспитательное общежитие (ТВО). Мотивы наказания стали нам известны от него самого, уже когда он вышел на свободу. Его обвинили в морально-бытовом разложении, в религиозной пропаганде, в неподчинении и нанесении побоев служащему народной милиции и еще в стольких прегрешениях, что, как он сам говорил, он даже удивился, как это его не повесили на глазах у честного народа или не засадили в тюрьму на всю жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149