Он испугался и проснулся. Собаки лаяли около дома Малая, лаяли на человека. Николин вылез из телеги, в которой он спал, и пошел на лай. Ночь была светлая, «сак день, и было видно, как собаки кидаются на забор опустевшего дома. Кто-то крикнул ему, чтоб он стоял на месте, и Николин в тени дома увидел человека. Он остановился у забора и спросил, кто это Среди ночи будит собак и что он там делает.
— Сейчас я тебе покажу, что я делаю, кулацкий прихлебатель!— закричал человек.— Сделаешь еще шаг, голову размозжу! А ну убирайся отсюда!
Николин не испугался и двинулся к теневой стороне дома, чтобы лучше разглядеть пришельца, но тут прогремел выстрел и пуля просвистела над самой его головой. Николин повернул назад, успокоил собак, зашел во двор и оттуда смотрел, как двое мужчин выносят из дома Малая вещи и грузят их на телегу. Они работали спокойно, не хоронясь, слышно было, как они обсуждают, что как уложить, в комнате горела лампа или фонарь. Нагрузив телегу, они погасили свет и поехали в сторону села. В следующие ночи они снова заявлялись и, когда выносить уже больше было нечего, выломали двери и окна и тоже увезли. Вскоре нападению подверглись и хозяйственные постройки, неизвестные увезли черепицу, двери, лежавшие под навесами доски, а под конец уволокли и плуги. Николин наблюдал за ними из своей комнаты и ничего не мог с ними поделать. Он не знал, откуда они и кто они, одни и те же ли приходят или разные люди, но слышал, как они грозятся, что, если он вздумает оказать сопротивление или просить у властей помощи, они отправят его к Деветакову, чтоб он прислуживал ему и на том свете.
В это же время примчались и двое его зятьев, почуявших, точно стервятники, запах падали аж из родного его села. Они, мол, услышали, что Деветаков оставил ему свое имущество и что это имущество растаскивают мужики, так вот, они пришли защищать его от грабителей. Николин, еще по совету покойной стряпухи тетки Райны, с первой же получки стал откладывать половину для двух своих сестер, так что для каждой из них набралось по две тысячи четыреста левов. Это были немалые деньги по тому времени, когда крестьяне обычно и расплачивались и получали натурой и живые деньги были для них что чистое золото. Пока сестры были еще малы, он давал им по сотне левов на приданое и другие нужды, а позже стал покупать им в счет приданого и землю. По совету той же тетки Райны делом этим занимался управляющий поместья Халил-эфенди. Он был человек опытный и честный, землю покупал лучшую из возможных, и когда сестры собрались замуж, у каждой было по пятьдесят — шестьдесят декаров. Обе вышли замуж за парней из более или менее зажиточных семей, народили детей и зажили неплохо. Но сваты и зятья — а за ними потянулись и сестры — оказались людьми алчными и ненасытными. Щедрость Николина давала им основания думать, будто он может как хочет вертеть своим хозяином, о котором было известно, что он человек не от мира сего и что он накопил много денег и всякого имущества. Они приезжали к Николину по нескольку раз в год, он тоже навещал их, и при каждой встрече они не давали ему проходу просьбами о деньгах — один, мол, начал строить дом, другой собирается купить лошадь или корову. И чем больше он им давал, тем больше они просили, полагая, что и он, как и его господин, не от мира сего и не знает цену деньгам.
Случилось так, что в тот вечер, когда явились зятья, грабители попытались увести из кошары овец. Николин ждал, что они доберутся до скотины, и по вечерам привязывал одну собаку в кошаре, а другую — в хлеву возле коровы. Не сумев отогнать собаку, чтоб она им не мешала, грабители убили ее прямо на цепи и, как обычно, начали работать, не соблюдая никаких мер предосторожности. Один ждал в телеге у ворот кошары, а двое других ловили овец и связывали им ноги. Зятья схватили по топору, не дали грабителям выскочить из кошары и сцепились с ними врукопашную. Тот, что был в телеге, успел смыться, но двум другим досталось так крепко, что они еле унесли ноги. Зятья прибыли, чтобы охранять имущество от разбойников, но сами оказались заправскими разбойниками. Они провели в поместье двое суток и не отстали от Николина, пока он не согласился отдать им корову, одну из лошадей и половину овец. «Раз мужики положили на поместье глаз,— говорили зятья,—они растащат все до нитки, потому как это кулацкое имущество, а коли так, зачем же отдавать чужим?» Николин дал им все, что они просили, и распрощался с ними.
В таком плачевном положении мы и застали Нико-лина, когда отправились с Илко Кралевым в поместье, чтобы взять книги, которые Деветаков завещал Илко. Николин очень обрадовался Илко и хотел поздороваться с ним за руку, но Илко сказал ему, чтобы он держался подальше.
— Ты же внаешь, у меня туберкулез.
— Выздоровеешь,— сказал Николин, вглядываясь в его лицо.— В лице у тебя нет болезни.
Николин был в то время красивый парень с выразительными, усталыми и грустными глазами, грусть таилась и в смуглых ямочках на его щеках, и в складках губ, когда он улыбался, и в интонациях голоса, тихого, напевного и чуть сипловатого, когда он говорил, до чего ж мы хорошо сделали, что догадались к нему приехать. Илко предложил прежде всего пройти к могиле Девета-кова, а потом уж приниматься за работу. Листья орешины цвета кованого золота покрывали продолговатый холмик, у подножья деревянного креста лежали астры. Их свежий запах, смешанный с йодистым ароматом ореховых листьев, насыщал теплый неподвижный воздух той нежной печалью, которая придает столь грустное очарование первым осенним дням. «Почему?— сказал Николин, и на усталых его глазах выступили слезы.— Почему он наложил на себя руки?»
Тот же вопрос много раз задавали себе и мы с Илко Кралевым, когда узнали о самоубийстве Деветакова. Молва разносила самые разные слухи о причинах самоубийства, и поскольку в то время основной темой разговоров были народные суды и приговоры политическим преступникам, многие под влиянием этих событий утверждали, что причина этого самоубийства тоже политическая. Как и все богатые землевладельцы, Деветаков, дескать, был, естественно, настроен против новой власти, был вовлечен в политические интриги и покончил с собой из страха, что его разоблачат и ему придется держать ответ. Строительство же школы и то, что он подарил селу триста декаров земли, объясняли как попытку искупить свою вину перед новой властью, при этом получалось, что он за год предвидел развитие событий, как, впрочем, предвидели его все.
Единственный человек, который мог знать или хотя бы догадываться, почему Деветаков покончил с собой, был Николин, но и он не заметил в поведении своего господина ничего необычайного, кроме разве «этакой тиши», временами забиравшей в плен его душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
— Сейчас я тебе покажу, что я делаю, кулацкий прихлебатель!— закричал человек.— Сделаешь еще шаг, голову размозжу! А ну убирайся отсюда!
Николин не испугался и двинулся к теневой стороне дома, чтобы лучше разглядеть пришельца, но тут прогремел выстрел и пуля просвистела над самой его головой. Николин повернул назад, успокоил собак, зашел во двор и оттуда смотрел, как двое мужчин выносят из дома Малая вещи и грузят их на телегу. Они работали спокойно, не хоронясь, слышно было, как они обсуждают, что как уложить, в комнате горела лампа или фонарь. Нагрузив телегу, они погасили свет и поехали в сторону села. В следующие ночи они снова заявлялись и, когда выносить уже больше было нечего, выломали двери и окна и тоже увезли. Вскоре нападению подверглись и хозяйственные постройки, неизвестные увезли черепицу, двери, лежавшие под навесами доски, а под конец уволокли и плуги. Николин наблюдал за ними из своей комнаты и ничего не мог с ними поделать. Он не знал, откуда они и кто они, одни и те же ли приходят или разные люди, но слышал, как они грозятся, что, если он вздумает оказать сопротивление или просить у властей помощи, они отправят его к Деветакову, чтоб он прислуживал ему и на том свете.
В это же время примчались и двое его зятьев, почуявших, точно стервятники, запах падали аж из родного его села. Они, мол, услышали, что Деветаков оставил ему свое имущество и что это имущество растаскивают мужики, так вот, они пришли защищать его от грабителей. Николин, еще по совету покойной стряпухи тетки Райны, с первой же получки стал откладывать половину для двух своих сестер, так что для каждой из них набралось по две тысячи четыреста левов. Это были немалые деньги по тому времени, когда крестьяне обычно и расплачивались и получали натурой и живые деньги были для них что чистое золото. Пока сестры были еще малы, он давал им по сотне левов на приданое и другие нужды, а позже стал покупать им в счет приданого и землю. По совету той же тетки Райны делом этим занимался управляющий поместья Халил-эфенди. Он был человек опытный и честный, землю покупал лучшую из возможных, и когда сестры собрались замуж, у каждой было по пятьдесят — шестьдесят декаров. Обе вышли замуж за парней из более или менее зажиточных семей, народили детей и зажили неплохо. Но сваты и зятья — а за ними потянулись и сестры — оказались людьми алчными и ненасытными. Щедрость Николина давала им основания думать, будто он может как хочет вертеть своим хозяином, о котором было известно, что он человек не от мира сего и что он накопил много денег и всякого имущества. Они приезжали к Николину по нескольку раз в год, он тоже навещал их, и при каждой встрече они не давали ему проходу просьбами о деньгах — один, мол, начал строить дом, другой собирается купить лошадь или корову. И чем больше он им давал, тем больше они просили, полагая, что и он, как и его господин, не от мира сего и не знает цену деньгам.
Случилось так, что в тот вечер, когда явились зятья, грабители попытались увести из кошары овец. Николин ждал, что они доберутся до скотины, и по вечерам привязывал одну собаку в кошаре, а другую — в хлеву возле коровы. Не сумев отогнать собаку, чтоб она им не мешала, грабители убили ее прямо на цепи и, как обычно, начали работать, не соблюдая никаких мер предосторожности. Один ждал в телеге у ворот кошары, а двое других ловили овец и связывали им ноги. Зятья схватили по топору, не дали грабителям выскочить из кошары и сцепились с ними врукопашную. Тот, что был в телеге, успел смыться, но двум другим досталось так крепко, что они еле унесли ноги. Зятья прибыли, чтобы охранять имущество от разбойников, но сами оказались заправскими разбойниками. Они провели в поместье двое суток и не отстали от Николина, пока он не согласился отдать им корову, одну из лошадей и половину овец. «Раз мужики положили на поместье глаз,— говорили зятья,—они растащат все до нитки, потому как это кулацкое имущество, а коли так, зачем же отдавать чужим?» Николин дал им все, что они просили, и распрощался с ними.
В таком плачевном положении мы и застали Нико-лина, когда отправились с Илко Кралевым в поместье, чтобы взять книги, которые Деветаков завещал Илко. Николин очень обрадовался Илко и хотел поздороваться с ним за руку, но Илко сказал ему, чтобы он держался подальше.
— Ты же внаешь, у меня туберкулез.
— Выздоровеешь,— сказал Николин, вглядываясь в его лицо.— В лице у тебя нет болезни.
Николин был в то время красивый парень с выразительными, усталыми и грустными глазами, грусть таилась и в смуглых ямочках на его щеках, и в складках губ, когда он улыбался, и в интонациях голоса, тихого, напевного и чуть сипловатого, когда он говорил, до чего ж мы хорошо сделали, что догадались к нему приехать. Илко предложил прежде всего пройти к могиле Девета-кова, а потом уж приниматься за работу. Листья орешины цвета кованого золота покрывали продолговатый холмик, у подножья деревянного креста лежали астры. Их свежий запах, смешанный с йодистым ароматом ореховых листьев, насыщал теплый неподвижный воздух той нежной печалью, которая придает столь грустное очарование первым осенним дням. «Почему?— сказал Николин, и на усталых его глазах выступили слезы.— Почему он наложил на себя руки?»
Тот же вопрос много раз задавали себе и мы с Илко Кралевым, когда узнали о самоубийстве Деветакова. Молва разносила самые разные слухи о причинах самоубийства, и поскольку в то время основной темой разговоров были народные суды и приговоры политическим преступникам, многие под влиянием этих событий утверждали, что причина этого самоубийства тоже политическая. Как и все богатые землевладельцы, Деветаков, дескать, был, естественно, настроен против новой власти, был вовлечен в политические интриги и покончил с собой из страха, что его разоблачат и ему придется держать ответ. Строительство же школы и то, что он подарил селу триста декаров земли, объясняли как попытку искупить свою вину перед новой властью, при этом получалось, что он за год предвидел развитие событий, как, впрочем, предвидели его все.
Единственный человек, который мог знать или хотя бы догадываться, почему Деветаков покончил с собой, был Николин, но и он не заметил в поведении своего господина ничего необычайного, кроме разве «этакой тиши», временами забиравшей в плен его душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149