Прямо под фотографией сияли, точно два маленьких солнца, латунные шары с кроватной спинки, а ниже переливались мягкие цвета покрывала, застилавшего кровать. Всматриваясь во все это в долгие одинокие часы, Николин словно бы видел на кровати своего господина — его нежное продолговатое, как у матери, лицо и воспаленные глаза, такие же, как тогда, когда он лежал простуженный. Николин по нескольку раз в день приносил ему горячее молоко или чай, а тот всегда говорил: «Спасибо, Николин! Не подходи ближе, а то заразишься!»
Потом Николин заходил в другую комнату, где в шкафах темного дерева хранились книги. Они занимали две противоположные стены, от пола до потолка, и стояли так плотно, что между ними нельзя было просунуть палец. Николин никогда не открывал ни одной из этих книг, но мог смотреть на них часами, исполненный благоговения, ибо ему казалось, что под их переплетами заключен другой, возвышенный и таинственный мир, доступный одному лишь его господину. Он видел, как тот часами сидит в маленьком кожаном кресле с раскрытой книгой, углубившись в чтение, видел, как меняется его лицо, становясь то грустным, то просветленным, слышал, как он улыбается или тяжело вздыхает.
В начале марта Деветаков вернулся из-за границы. Хотя он устал и похудел за время поездки, он казался бодрым и оживленным, от него исходило сияние какой-то мягкости и спокойствия, и Николин с радостью думал о том, что это не та «тишь», которая делала его печальным и безразличным, а что-то другое, доброе и животворное. Как всегда, он привез подарки прислуге и семье Малая. Венгр словно бы поджидал его, взял из рук Николина подарок вместе с письмом и сам отдал ему письмо для Деветакова, заранее заготовленное. С тех пор как Николин поселился в поместье, он передал сотни писем госпожи Клары Деветакову и его писем — ей. Несколько раз он видел ее письма на столе у Деветакова — короткие записки по-французски на голубой бумаге в таких же голубых длинных конвертах. За обменом письмами следовал обычно обмен книгами или госпожа Клара и Малай приходили в гости. Пришли они и на этот раз. Николин заметил, что они веселы и возбуждены как никогда, особенно Малай, который обычно оставался угрюмым и непроницаемым, даже когда старался быть пообщительнее. Однако в этот вечер он был сам не похож на себя. Его смуглое лицо с горбатым носом, придававшим ему вид хищной птицы, было озарено каким-то внутренним светом. Радостное нетерпение разбирало его, и он заговорил еще с порога, держа жену на руках. После ужина госпожа Клара села к роялю, ее изящные белые пальцы извлекали из клавиш тихие и нежные звуки, и она, аккомпанируя себе, запела улыбаясь какую-то веселую песню. Потом стали слушать радио — Софию, Москву и Лондон. Главное, о чем сообщали радиостанции, было окончание зимней кампании на Восточном фронте. Германская армия отступила на 600—700 километров, были освобождены Северный Кавказ, Сталинград, Ростовская, Курская и многие другие области. Германская армия потеряла почти половину своей живой силы и техники.
— Германия проиграла войну,— сказал Деветаков, выключая радио.— Проиграла, еще не начав.
— Вы так уверены, господин Деветаков?— спросила госпожа Клара.— Чем кончится война, еще не ясно.
— Более чем ясно, госпожа, и прежде всего самим немцам. Они ведут теперь уже не войну, а отчаянную схватку во имя спасения своего престижа. Когда политики недальновидны, ограниченны и скудоумны, они находят удовлетворение лишь в поддержании престижа, готовые скорее умереть, но только выйти из поражения с честью, пусть даже этой честью будет смерть.
Деветаков рассказал о своем пребывании во Франции, о той нравственной и материальной нищете, которая придавила Ввропу, людей и их ненависти к фашизму и войне, о лагерях смерти, где уничтожают миллионы ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей. Госпожа Клара заплакала. Малай подсел к ней и, взволнованный не меньше чем она, стал гладить ее руки и что-то говорить ей по-венгерски.
— Извините меня!— сказала госпожа Клара, успокоившись. В отличие от мужа, она говорила по-болгарски как болгарка. Выучить язык ей помогли дети, а кроме того, лишенная общества, она прочла почти все книги из библиотеки Деветакова.— Мы уже двадцать лет живем как одна семья, но никогда не говорили о политике, даже и об этой войне. Поражение немцев под Сталинградом было для нас настоящим праздником, самым большим нашим праздником с тех пор, как мы оказались в Болгарии.
— Может быть, совсем уже скоро придет конец вашему изгнанию и вы вернетесь в Венгрию,— отозвался Деветаков.
Они взглянули на него удивленно, что-то сказали друг другу по-венгерски, и госпожа Клара спросила:
— Откуда вы знаете, что мы изгнанники?
— От моего покойного отца.
— А он откуда?
— От полиции. Через несколько дней после того, как вы появились в поместье, вами заинтересовалась полиция. Мой отец был знаком с начальником околийского управления и уладил это дело, тот вычеркнул вас из списков неблагонадежных. Мой отец не занимался политикой, но был демократом по убеждениям и не любил монархию.
В этот вечер Николин узнал много лет хранившуюся в тайне историю венгерской семьи. Янош Малай только-только получил инженерное образование и поступил работать на завод в Будапеште, когда познакомился с известным революционером Белой Куном. Шел 1918 год. Бела Кун нелегально приехал из России, чтобы принять участие в создании Венгерской коммунистической партии. На следующий год в Венгрии была провозглашена советская республика. Бела Кун был назначен народным комиссаром по иностранным делам и взял молодого инженера к себе в помощники. Республика просуществовала всего четыре месяца. После ее поражения Бела Кун эмигрировал в Австрию, а Малай был арестован и приговорен к смерти. Его товарищи, среди которых был и болгарин-студент Каров, помогли ему бежать из тюрьмы. Он скрывался на нелегальных квартирах и поддерживал связь только с Каровым, которого власти не подозревали в революционной деятельности. За месяц до революции Малай вступил в брак с Кларой, тайком от ее родителей. Ее отец занимал высокий пост в Министерстве просвещения и решительно запретил своей дочери выходить замуж за молодого инженера, о котором у него были сведения как об активном коммунисте. Клара кончила французский коллеж, и отец собирался выдать ее замуж за человека из высших сфер. После бегства Малая из тюрьмы она через Карова поддерживала с ним связь и ходила к нему в его нелегальные квартиры. Каров с помощью одного железнодорожника сумел организовать бегство Малая в Болгарию. Клара решила ехать с ним и осталась у него на нелегальной квартире. Каров раздобыл и для нее фальшивый паспорт, и они все трое двинулись в Болгарию в товарном вагоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
Потом Николин заходил в другую комнату, где в шкафах темного дерева хранились книги. Они занимали две противоположные стены, от пола до потолка, и стояли так плотно, что между ними нельзя было просунуть палец. Николин никогда не открывал ни одной из этих книг, но мог смотреть на них часами, исполненный благоговения, ибо ему казалось, что под их переплетами заключен другой, возвышенный и таинственный мир, доступный одному лишь его господину. Он видел, как тот часами сидит в маленьком кожаном кресле с раскрытой книгой, углубившись в чтение, видел, как меняется его лицо, становясь то грустным, то просветленным, слышал, как он улыбается или тяжело вздыхает.
В начале марта Деветаков вернулся из-за границы. Хотя он устал и похудел за время поездки, он казался бодрым и оживленным, от него исходило сияние какой-то мягкости и спокойствия, и Николин с радостью думал о том, что это не та «тишь», которая делала его печальным и безразличным, а что-то другое, доброе и животворное. Как всегда, он привез подарки прислуге и семье Малая. Венгр словно бы поджидал его, взял из рук Николина подарок вместе с письмом и сам отдал ему письмо для Деветакова, заранее заготовленное. С тех пор как Николин поселился в поместье, он передал сотни писем госпожи Клары Деветакову и его писем — ей. Несколько раз он видел ее письма на столе у Деветакова — короткие записки по-французски на голубой бумаге в таких же голубых длинных конвертах. За обменом письмами следовал обычно обмен книгами или госпожа Клара и Малай приходили в гости. Пришли они и на этот раз. Николин заметил, что они веселы и возбуждены как никогда, особенно Малай, который обычно оставался угрюмым и непроницаемым, даже когда старался быть пообщительнее. Однако в этот вечер он был сам не похож на себя. Его смуглое лицо с горбатым носом, придававшим ему вид хищной птицы, было озарено каким-то внутренним светом. Радостное нетерпение разбирало его, и он заговорил еще с порога, держа жену на руках. После ужина госпожа Клара села к роялю, ее изящные белые пальцы извлекали из клавиш тихие и нежные звуки, и она, аккомпанируя себе, запела улыбаясь какую-то веселую песню. Потом стали слушать радио — Софию, Москву и Лондон. Главное, о чем сообщали радиостанции, было окончание зимней кампании на Восточном фронте. Германская армия отступила на 600—700 километров, были освобождены Северный Кавказ, Сталинград, Ростовская, Курская и многие другие области. Германская армия потеряла почти половину своей живой силы и техники.
— Германия проиграла войну,— сказал Деветаков, выключая радио.— Проиграла, еще не начав.
— Вы так уверены, господин Деветаков?— спросила госпожа Клара.— Чем кончится война, еще не ясно.
— Более чем ясно, госпожа, и прежде всего самим немцам. Они ведут теперь уже не войну, а отчаянную схватку во имя спасения своего престижа. Когда политики недальновидны, ограниченны и скудоумны, они находят удовлетворение лишь в поддержании престижа, готовые скорее умереть, но только выйти из поражения с честью, пусть даже этой честью будет смерть.
Деветаков рассказал о своем пребывании во Франции, о той нравственной и материальной нищете, которая придавила Ввропу, людей и их ненависти к фашизму и войне, о лагерях смерти, где уничтожают миллионы ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей. Госпожа Клара заплакала. Малай подсел к ней и, взволнованный не меньше чем она, стал гладить ее руки и что-то говорить ей по-венгерски.
— Извините меня!— сказала госпожа Клара, успокоившись. В отличие от мужа, она говорила по-болгарски как болгарка. Выучить язык ей помогли дети, а кроме того, лишенная общества, она прочла почти все книги из библиотеки Деветакова.— Мы уже двадцать лет живем как одна семья, но никогда не говорили о политике, даже и об этой войне. Поражение немцев под Сталинградом было для нас настоящим праздником, самым большим нашим праздником с тех пор, как мы оказались в Болгарии.
— Может быть, совсем уже скоро придет конец вашему изгнанию и вы вернетесь в Венгрию,— отозвался Деветаков.
Они взглянули на него удивленно, что-то сказали друг другу по-венгерски, и госпожа Клара спросила:
— Откуда вы знаете, что мы изгнанники?
— От моего покойного отца.
— А он откуда?
— От полиции. Через несколько дней после того, как вы появились в поместье, вами заинтересовалась полиция. Мой отец был знаком с начальником околийского управления и уладил это дело, тот вычеркнул вас из списков неблагонадежных. Мой отец не занимался политикой, но был демократом по убеждениям и не любил монархию.
В этот вечер Николин узнал много лет хранившуюся в тайне историю венгерской семьи. Янош Малай только-только получил инженерное образование и поступил работать на завод в Будапеште, когда познакомился с известным революционером Белой Куном. Шел 1918 год. Бела Кун нелегально приехал из России, чтобы принять участие в создании Венгерской коммунистической партии. На следующий год в Венгрии была провозглашена советская республика. Бела Кун был назначен народным комиссаром по иностранным делам и взял молодого инженера к себе в помощники. Республика просуществовала всего четыре месяца. После ее поражения Бела Кун эмигрировал в Австрию, а Малай был арестован и приговорен к смерти. Его товарищи, среди которых был и болгарин-студент Каров, помогли ему бежать из тюрьмы. Он скрывался на нелегальных квартирах и поддерживал связь только с Каровым, которого власти не подозревали в революционной деятельности. За месяц до революции Малай вступил в брак с Кларой, тайком от ее родителей. Ее отец занимал высокий пост в Министерстве просвещения и решительно запретил своей дочери выходить замуж за молодого инженера, о котором у него были сведения как об активном коммунисте. Клара кончила французский коллеж, и отец собирался выдать ее замуж за человека из высших сфер. После бегства Малая из тюрьмы она через Карова поддерживала с ним связь и ходила к нему в его нелегальные квартиры. Каров с помощью одного железнодорожника сумел организовать бегство Малая в Болгарию. Клара решила ехать с ним и осталась у него на нелегальной квартире. Каров раздобыл и для нее фальшивый паспорт, и они все трое двинулись в Болгарию в товарном вагоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149