Потом опять вернулся к ней, крепко сжал ее руку.
– Майя, постарайся понять, какой была моя жизнь вплоть до последней недели. До этого момента!
Она никогда не видела, чтобы его глаза горели такой страстью. Ей хотелось просто быть в его объятиях, чтобы он ласкал и утешал ее, но она видела, как важно ему высказаться.
– Майя, я рассказывал тебе о голоде, потому что это подогревало мое честолюбие. Во-первых, я не хотел снова голодать, и потом, я хотел стать кем-то! Кем-то, Майя! Ты не представляешь, как велика была эта потребность. Я знал, что у меня есть талант, Майя, так же, как ты знаешь, что у тебя он есть. Но мой талант значил для меня больше. Это был пропуск в лучшую жизнь. Я тяжело работал, тяжелее, чем ты думаешь, чтобы в конце концов быть принятым в Париже. Чтобы никто здесь не смеялся надо мной! Я Ничего не знал, когда приехал сюда. Я был обычным закройщиком в мастерской, таким же зеленым, как те девушки, с которыми ты работала. Но воспоминания о моей бедности заставляли меня идти вперед. И работать – только работать! – Он отпил глоток.
Она положила руку на его колено, желая дотронуться до него, но почувствовала, что он не хочет этого. Она ощутила, что он ускользает. Он старался объяснить ей, почему они не могут быть любовниками, а она не хотела этого слышать.
– Жозефина присоединилась ко мне, как только я завоевал некоторое положение у Диора, – продолжал он. – Я нашел дешевую комнатку под самой крышей, там даже не было водопровода. Жозефина приехала и посвятила мне свою жизнь. Она была такой же зеленой, как и я. Она так хорошо знает меня, Майя. Насквозь. И она любит меня, она всегда меня любила. На ее глазах я обретал уверенность в себе. Она жила с мыслью, что однажды я перерасту ее, потому что мы оба знали, что у меня есть талант. Она отдала мне всю свою любовь, все свое внимание, она стала для меня всем – моей матерью, сестрой, любовницей, дочерью. Мне было так одиноко в Париже, поэтому мне была нужна ее любовь. Но мы относились друг к другу по-разному – я не любил ее романтической любовью. Я сохранил эту любовь для тебя, Майя, ты меня понимаешь? Возможно, я надеялся, что она встретит другого мужчину, но мне следовало знать, что я для нее – единственный. Она умрет за меня. Я не могу оставить ее…
Она поймала его руку и поднесла к губам, чувствуя ртом тепло его ладони. Да, она могла представить, что Жозефина была готова умереть за него! Она сама с радостью умерла бы за него прямо сейчас! Она так сильно хотела его, что у нее кружилась голова и болело сердце. Она кинулась к нему в объятия и заплакала:
– А как же я, Филипп?
Он поцеловал ее, затем слегка оттолкнул.
– Ты что, не понимаешь? – воскликнул он со злостью.
Почему он так поступает с ней? Он держит ее в объятиях, смотрит на нее именно таким взглядом, о котором она мечтала, но ей не суждено этому радоваться. Он ничего не обещает ей. Он не может принадлежать ей только потому, что когда-то голодал и был беден? Его связь с Жозефиной была крепче брака. Она еще на одно чудесное мгновенье погрузилась взглядом в его горящие глаза. Нужно взять себя в руки, а не то можно сойти с ума. Она медленно сосчитала до тридцати, отдыхая в его теплых объятиях, на его груди, наслаждаясь каждой секундой.
– Тогда уходи. – Она отстранилась, одернула платье, встала, открыла дверь комнаты. – Тебе лучше уйти.
Он поднялся, внимательно глядя на нее.
– Да, да. Я уйду. Но ты дай мне время. Ты не забудешь, что мы…
– О Филипп! – Она проводила его до двери. – Забыть? Неужели ты не понимаешь, что я только о тебе и думаю?
У двери он поцеловал ее еще раз.
Еще ощущая прикосновение его губ, она кинулась на кровать и заснула тяжелым сном, как только легла; всю ночь ее мучили кошмары. Во всех снах присутствовал Филипп, он протягивал к ней руки, но не дотрагивался до нее. Что-то все время препятствовало им, какая-то стеклянная стена, опаздывающий поезд, закрывавшийся лифт. На следующее утро она проснулась на заре с головной болью. Он никогда не будет принадлежать ей, она чувствовала это. Ее предупреждала об этом внутренняя боль. Может быть, он и любит ее, но он слишком дисциплинирован, слишком сильно влияние Жозефины, которая всегда будет владеть им. Она спрятала лицо в подушках, которые все еще хранили его запах. Этот запах заставлял ее зарываться глубже в постель, пытаясь найти покой и защиту, чтобы никто не мог причинить ей боль…
* * *
Позже в это же утро она тщательно одевалась, готовясь предстать перед критическим взором матери. Она надела черное платье, взятое у Одри, накинула пурпурную кашемировую шаль, подарок Уэйленда, промыла глаза холодной водой и слегка подкрасила. Не следует думать сейчас о Филиппе, сказала она себе, чтобы матери не удалось расстроить ее.
Когда Корал открыла ей дверь, запах свечей в комнате вызвал у Майи ностальгию. Корал наклонилась к ней, подставляя щеку для поцелуя.
– Что за сезон! Вчера я отправила Вирджинию в Нью-Йорк. Она действовала мне на нервы, – сообщила она. – Мы с Уэйлендом улетаем сегодня вечером – он остался здесь на неделю из-за меня, не правда ли, мило с его стороны? С ним полет проходит так быстро – мы играем в карты и хихикаем.
Майя взглянула на кипу фотографий возле кровати.
– Можно посмотреть, что ты сфотографировала из моделей Филиппа?
– Большую часть снимков Вирджиния забрала с собой. – Корал быстро поставила на фотографии косметичку. – Что это на тебе? Не старит ли тебя черный цвет?
– Я люблю носить черное. Фотографии были чудесными? Я слышала, что ты сняла почти все…
– Часть я послала Филиппу – он, наверное, показывал их тебе? Мне казалось, что вы очень близки?
– Наверное, они у Стефани – она занимается прессой.
– О да, я забыла. Ты – дизайнер, – насмешливо произнесла Корал.
Майя запротестовала было, потом подумала: «Пусть будет так! Ее слова ничего не меняют. Я люблю Филиппа, и он любит меня. Это все, что мне нужно знать».
Корал застегнула черную сумку из крокодиловой кожи, собрав серьги и другие мелочи с туалетного столика. Майя сидела на разобранной кровати, которая благоухала духами «Джой».
– Ты опубликуешь много моделей Филиппа? – спросила она.
– Сколько смогу! – просто ответила Корал. – Другие дома моделей будут в ярости. Сен Лоран, возможно, после этого не захочет, чтобы мы попадались на его пути. Но на этот раз мне все равно! Я сделаю то, что подсказывает мне мое сердце…
– Твое сердце? Или твое чувство моды? – спросила Майя. Корал вела себя странно – бросала на нее застенчивые взгляды…
– И то, и другое, – ответила Корал. – Он поразительно привлекателен, не правда ли? Мне кажется, что я никогда в жизни не встречала более красивого мужчины.
Майя безмолвно уставилась на нее.
– Кстати… – Корал осуждающе посмотрела на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
– Майя, постарайся понять, какой была моя жизнь вплоть до последней недели. До этого момента!
Она никогда не видела, чтобы его глаза горели такой страстью. Ей хотелось просто быть в его объятиях, чтобы он ласкал и утешал ее, но она видела, как важно ему высказаться.
– Майя, я рассказывал тебе о голоде, потому что это подогревало мое честолюбие. Во-первых, я не хотел снова голодать, и потом, я хотел стать кем-то! Кем-то, Майя! Ты не представляешь, как велика была эта потребность. Я знал, что у меня есть талант, Майя, так же, как ты знаешь, что у тебя он есть. Но мой талант значил для меня больше. Это был пропуск в лучшую жизнь. Я тяжело работал, тяжелее, чем ты думаешь, чтобы в конце концов быть принятым в Париже. Чтобы никто здесь не смеялся надо мной! Я Ничего не знал, когда приехал сюда. Я был обычным закройщиком в мастерской, таким же зеленым, как те девушки, с которыми ты работала. Но воспоминания о моей бедности заставляли меня идти вперед. И работать – только работать! – Он отпил глоток.
Она положила руку на его колено, желая дотронуться до него, но почувствовала, что он не хочет этого. Она ощутила, что он ускользает. Он старался объяснить ей, почему они не могут быть любовниками, а она не хотела этого слышать.
– Жозефина присоединилась ко мне, как только я завоевал некоторое положение у Диора, – продолжал он. – Я нашел дешевую комнатку под самой крышей, там даже не было водопровода. Жозефина приехала и посвятила мне свою жизнь. Она была такой же зеленой, как и я. Она так хорошо знает меня, Майя. Насквозь. И она любит меня, она всегда меня любила. На ее глазах я обретал уверенность в себе. Она жила с мыслью, что однажды я перерасту ее, потому что мы оба знали, что у меня есть талант. Она отдала мне всю свою любовь, все свое внимание, она стала для меня всем – моей матерью, сестрой, любовницей, дочерью. Мне было так одиноко в Париже, поэтому мне была нужна ее любовь. Но мы относились друг к другу по-разному – я не любил ее романтической любовью. Я сохранил эту любовь для тебя, Майя, ты меня понимаешь? Возможно, я надеялся, что она встретит другого мужчину, но мне следовало знать, что я для нее – единственный. Она умрет за меня. Я не могу оставить ее…
Она поймала его руку и поднесла к губам, чувствуя ртом тепло его ладони. Да, она могла представить, что Жозефина была готова умереть за него! Она сама с радостью умерла бы за него прямо сейчас! Она так сильно хотела его, что у нее кружилась голова и болело сердце. Она кинулась к нему в объятия и заплакала:
– А как же я, Филипп?
Он поцеловал ее, затем слегка оттолкнул.
– Ты что, не понимаешь? – воскликнул он со злостью.
Почему он так поступает с ней? Он держит ее в объятиях, смотрит на нее именно таким взглядом, о котором она мечтала, но ей не суждено этому радоваться. Он ничего не обещает ей. Он не может принадлежать ей только потому, что когда-то голодал и был беден? Его связь с Жозефиной была крепче брака. Она еще на одно чудесное мгновенье погрузилась взглядом в его горящие глаза. Нужно взять себя в руки, а не то можно сойти с ума. Она медленно сосчитала до тридцати, отдыхая в его теплых объятиях, на его груди, наслаждаясь каждой секундой.
– Тогда уходи. – Она отстранилась, одернула платье, встала, открыла дверь комнаты. – Тебе лучше уйти.
Он поднялся, внимательно глядя на нее.
– Да, да. Я уйду. Но ты дай мне время. Ты не забудешь, что мы…
– О Филипп! – Она проводила его до двери. – Забыть? Неужели ты не понимаешь, что я только о тебе и думаю?
У двери он поцеловал ее еще раз.
Еще ощущая прикосновение его губ, она кинулась на кровать и заснула тяжелым сном, как только легла; всю ночь ее мучили кошмары. Во всех снах присутствовал Филипп, он протягивал к ней руки, но не дотрагивался до нее. Что-то все время препятствовало им, какая-то стеклянная стена, опаздывающий поезд, закрывавшийся лифт. На следующее утро она проснулась на заре с головной болью. Он никогда не будет принадлежать ей, она чувствовала это. Ее предупреждала об этом внутренняя боль. Может быть, он и любит ее, но он слишком дисциплинирован, слишком сильно влияние Жозефины, которая всегда будет владеть им. Она спрятала лицо в подушках, которые все еще хранили его запах. Этот запах заставлял ее зарываться глубже в постель, пытаясь найти покой и защиту, чтобы никто не мог причинить ей боль…
* * *
Позже в это же утро она тщательно одевалась, готовясь предстать перед критическим взором матери. Она надела черное платье, взятое у Одри, накинула пурпурную кашемировую шаль, подарок Уэйленда, промыла глаза холодной водой и слегка подкрасила. Не следует думать сейчас о Филиппе, сказала она себе, чтобы матери не удалось расстроить ее.
Когда Корал открыла ей дверь, запах свечей в комнате вызвал у Майи ностальгию. Корал наклонилась к ней, подставляя щеку для поцелуя.
– Что за сезон! Вчера я отправила Вирджинию в Нью-Йорк. Она действовала мне на нервы, – сообщила она. – Мы с Уэйлендом улетаем сегодня вечером – он остался здесь на неделю из-за меня, не правда ли, мило с его стороны? С ним полет проходит так быстро – мы играем в карты и хихикаем.
Майя взглянула на кипу фотографий возле кровати.
– Можно посмотреть, что ты сфотографировала из моделей Филиппа?
– Большую часть снимков Вирджиния забрала с собой. – Корал быстро поставила на фотографии косметичку. – Что это на тебе? Не старит ли тебя черный цвет?
– Я люблю носить черное. Фотографии были чудесными? Я слышала, что ты сняла почти все…
– Часть я послала Филиппу – он, наверное, показывал их тебе? Мне казалось, что вы очень близки?
– Наверное, они у Стефани – она занимается прессой.
– О да, я забыла. Ты – дизайнер, – насмешливо произнесла Корал.
Майя запротестовала было, потом подумала: «Пусть будет так! Ее слова ничего не меняют. Я люблю Филиппа, и он любит меня. Это все, что мне нужно знать».
Корал застегнула черную сумку из крокодиловой кожи, собрав серьги и другие мелочи с туалетного столика. Майя сидела на разобранной кровати, которая благоухала духами «Джой».
– Ты опубликуешь много моделей Филиппа? – спросила она.
– Сколько смогу! – просто ответила Корал. – Другие дома моделей будут в ярости. Сен Лоран, возможно, после этого не захочет, чтобы мы попадались на его пути. Но на этот раз мне все равно! Я сделаю то, что подсказывает мне мое сердце…
– Твое сердце? Или твое чувство моды? – спросила Майя. Корал вела себя странно – бросала на нее застенчивые взгляды…
– И то, и другое, – ответила Корал. – Он поразительно привлекателен, не правда ли? Мне кажется, что я никогда в жизни не встречала более красивого мужчины.
Майя безмолвно уставилась на нее.
– Кстати… – Корал осуждающе посмотрела на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146