Я как раз вижу реальную жизнь, и мне не всегда нравится то, что я вижу. Особенно когда женщина определенного возраста делает из себя круглую дуру. Женщина, которая не может себе позволить поддаться чувствам…
– Позволить? – отозвался Говард. – Но мы либо испытываем чувства, либо нет.
– Я защищаю себя от этого!
– Но ты не нуждаешься в защите! У тебя нет чувств, Корал, – резко сказал он.
– А вожделение – чувство? – спросила она. – Если да, то я признаю себя виновной.
Он отвез ее обратно в Манхэттен, всю дорогу они молчали, только по радио звучала музыка. Лишь один раз она сказала:
– Я хотела, чтобы ты остался на уик-энд.
– Один?
– Ты скоро встретишь какую-нибудь приятную молодую особу. Или интересную женщину постарше, если это действительно воодушевляет тебя.
Он взглянул на нее.
– Возможно, ты веришь во всю эту ерунду о сексуальной революции, но мне нравишься ты! Я хотел бы понять все, что относится к тебе, твои надежды, твои мечты…
– В этом нет секрета! – Она повернулась на сиденье лицом к нему. – Я хочу оставаться главным редактором «Дивайн» так долго, как только смогу! И я хочу посвятить себя этому на все сто процентов!
Он свернул к ее дому, остановился у подъезда и положил руку ей на плечо. Потом нежно поцеловал в шею, но она попыталась не почувствовать этот поцелуй.
– Я знаю, это пугает, – прошептал он. – Меня это тоже пугает. Я ожидал так много от этого уик-энда и получил даже больше, чем ждал. Это такая редкость, когда два человека чувствуют себя так хорошо друг с другом. Мне не нравится большинство людей в этом бизнесе. Я скромный человек, Корал. И я влюблен в тебя…
Она повернулась и осторожно взглянула ему в глаза.
– Влюблен? – эхом отозвалась она. – Все не так просто.
– А может быть, как раз просто? Может быть, такое бывает в одном случае на миллион, когда вот так…
– Нет! – воскликнула она и увидела выражение боли в его глазах.
– Но ведь ты хочешь меня, Корал! Я знаю, что хочешь! Как ты вела себя там, когда…
– Это напугало меня, – призналась она. – Эти чувства пугают меня – я так долго глушила их. Теперь я понимаю, почему. Они захлестывают меня своей силой. По этой причине большинство женщин теряют свою цель в жизни…
– Ты думаешь, что любовь уводит в сторону от жизненной цели?
– Если это означает отрицание чьей-то карьеры, то да, так думаю. – Она поцеловала его в щеку, открыла дверцу, затем остановилась в нерешительности.
– Я тебя увижу снова? – спросил он.
– Ты знаешь, Говард, как кровосмесителен этот бизнес. Мы обречены сталкиваться друг с другом.
Он сидел и смотрел, как она прошла мимо привратника со своей загадочной улыбкой, держа в руке сумку со всем необходимым для уик-энда, которую она так и не открыла. Склонив голову на руки, сжимавшие руль, он попытался собраться с мыслями. Наконец он выпрямился и уловил наполненный болью взгляд своих глаз в зеркальце. Да будь он проклят, если откажется от нее так легко.
– Всего лишь до свидания… – громко произнес он, глядя на ее дом и включая зажигание, – и в следующий раз ты сама будешь просить меня об этом.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Весь уик-энд Дэвид названивал ей. Уэйленду было велено отвечать, что ее нет дома. Но проснувшись наутро и осознав, что в понедельник они все равно увидятся, Майя поняла, что должна как-то помириться с ним. Когда он позвонил в воскресенье после полудня, она подошла к телефону.
– С тобой все в порядке? – заботливо спросил Дэвид. – Что, черт возьми, такое произошло?
– Дэвид, – она перенесла телефон в свою комнату и плотно закрыла дверь, – я чувствую себя совсем больной. Я в панике. Я просто не готова. Я не знаю, что… – она запнулась, – я действительно не знаю, что и сказать тебе.
– Ладно, по крайней мере останемся друзьями, – предложил он, – ты думаешь, получится?
Она глубоко и тяжко вздохнула.
– Конечно, мне хочется, чтобы мы остались друзьями. Но только мы должны вести себя так, словно вчера ничего не произошло.
– О'кей. Принимается. Этого никогда не происходило. Ты уверена, что с тобой все хорошо? Я имею в виду, что после всего чувствую себя насильником. Я…
– Стоп. Не будем говорить об этом. Мы только что условились, что будем делать вид…
– Ничего не произошло. Я обещаю. Увидимся завтра, Майя.
С того дня Маккензи всегда была с нею. Они стали постоянной парой в школе.
Но у Маккензи были свои собственные проблемы. Песня «Битлз» «Она покидает дом» стала ее любимой. Это было нелегко для еврейской девушки – покинуть дом, все должно было готовиться в тайне. Стипендия, выплачиваемая «Дивайн», уходила на плату за обучение, некоторые поездки, покупку материалов. Совсем немного оставалось на ленчи. Если добавить деньги, которые она получала, подрабатывая по уик-эндам официанткой, то набиралась четверть суммы, требовавшейся, чтобы снять с кем-нибудь вдвоем комнату в Виллидж. «Это будет лачуга, – говорила она Майе, – но моя собственная лачуга». Она просматривала все объявления в «Виллидж Войс» о сдаче квартиры на паях. Теперь ей помогал в этом новый друг – Элистер.
Никто толком не знал, кто такой Элистер Брайерли. Единственно определенным в нем был британский акцент, да и тот менялся день ото дня, от весьма аристократического до кокни и дальше к его собственному варианту нью-йоркского. Высокий и тощий, с белокурыми волосами и бледно-голубыми глазами, он был похож на мальчика-херувима из церковного хора. Кафетерий «Макмилланз» был его постоянным пристанищем, где к нему по-матерински относились все официантки. Было известно, что он менеджер рок-группы – четырех парнишек из Бруклина, которые называли себя «Генрихом Восьмым» и делали вид, что они из Ливерпуля. На их первое выступление в вечернем клубе талантов в Виллидж он раздавал в кафетерии бесплатные билеты, и Маккензи оказалась единственной студенткой, которая пошла на концерт.
С тех пор Элистер стал внимательным и очаровательным по отношению к ней. Этот английский парень был последователем хиппи с 1964 года, и Маккензи вся трепетала, когда он, опустив подбородок на руки, глядел на нее, жующую пышку, и говорил:
– Ты очаровываешь меня!
– Почему? – быстро спросила она. Она хотела знать точно, что привлекло в ней мужчину, чтобы она могла усилить это качество.
– Ну… ты… такая… американка, мне кажется. Словно персонаж из фильма, который я когда-то видел.
– Ты хочешь сказать, как Мэрилин Монро, или Лиз Тейлор?
– В действительности, я думал о Шелли Винтерс.
– Большое спасибо! – и она толкнула его.
Он был самоуверен и нахален. «Большой хвастун, – говорила Маккензи Майе, – как я!»
– Что ты делаешь целый день, пока мы вкалываем в нашей тюрьме? – спрашивала она его.
– Да разные дела, – отвечал он. – Свожу разных людей. Контакты. Слышала о Видале Сассуне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
– Позволить? – отозвался Говард. – Но мы либо испытываем чувства, либо нет.
– Я защищаю себя от этого!
– Но ты не нуждаешься в защите! У тебя нет чувств, Корал, – резко сказал он.
– А вожделение – чувство? – спросила она. – Если да, то я признаю себя виновной.
Он отвез ее обратно в Манхэттен, всю дорогу они молчали, только по радио звучала музыка. Лишь один раз она сказала:
– Я хотела, чтобы ты остался на уик-энд.
– Один?
– Ты скоро встретишь какую-нибудь приятную молодую особу. Или интересную женщину постарше, если это действительно воодушевляет тебя.
Он взглянул на нее.
– Возможно, ты веришь во всю эту ерунду о сексуальной революции, но мне нравишься ты! Я хотел бы понять все, что относится к тебе, твои надежды, твои мечты…
– В этом нет секрета! – Она повернулась на сиденье лицом к нему. – Я хочу оставаться главным редактором «Дивайн» так долго, как только смогу! И я хочу посвятить себя этому на все сто процентов!
Он свернул к ее дому, остановился у подъезда и положил руку ей на плечо. Потом нежно поцеловал в шею, но она попыталась не почувствовать этот поцелуй.
– Я знаю, это пугает, – прошептал он. – Меня это тоже пугает. Я ожидал так много от этого уик-энда и получил даже больше, чем ждал. Это такая редкость, когда два человека чувствуют себя так хорошо друг с другом. Мне не нравится большинство людей в этом бизнесе. Я скромный человек, Корал. И я влюблен в тебя…
Она повернулась и осторожно взглянула ему в глаза.
– Влюблен? – эхом отозвалась она. – Все не так просто.
– А может быть, как раз просто? Может быть, такое бывает в одном случае на миллион, когда вот так…
– Нет! – воскликнула она и увидела выражение боли в его глазах.
– Но ведь ты хочешь меня, Корал! Я знаю, что хочешь! Как ты вела себя там, когда…
– Это напугало меня, – призналась она. – Эти чувства пугают меня – я так долго глушила их. Теперь я понимаю, почему. Они захлестывают меня своей силой. По этой причине большинство женщин теряют свою цель в жизни…
– Ты думаешь, что любовь уводит в сторону от жизненной цели?
– Если это означает отрицание чьей-то карьеры, то да, так думаю. – Она поцеловала его в щеку, открыла дверцу, затем остановилась в нерешительности.
– Я тебя увижу снова? – спросил он.
– Ты знаешь, Говард, как кровосмесителен этот бизнес. Мы обречены сталкиваться друг с другом.
Он сидел и смотрел, как она прошла мимо привратника со своей загадочной улыбкой, держа в руке сумку со всем необходимым для уик-энда, которую она так и не открыла. Склонив голову на руки, сжимавшие руль, он попытался собраться с мыслями. Наконец он выпрямился и уловил наполненный болью взгляд своих глаз в зеркальце. Да будь он проклят, если откажется от нее так легко.
– Всего лишь до свидания… – громко произнес он, глядя на ее дом и включая зажигание, – и в следующий раз ты сама будешь просить меня об этом.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Весь уик-энд Дэвид названивал ей. Уэйленду было велено отвечать, что ее нет дома. Но проснувшись наутро и осознав, что в понедельник они все равно увидятся, Майя поняла, что должна как-то помириться с ним. Когда он позвонил в воскресенье после полудня, она подошла к телефону.
– С тобой все в порядке? – заботливо спросил Дэвид. – Что, черт возьми, такое произошло?
– Дэвид, – она перенесла телефон в свою комнату и плотно закрыла дверь, – я чувствую себя совсем больной. Я в панике. Я просто не готова. Я не знаю, что… – она запнулась, – я действительно не знаю, что и сказать тебе.
– Ладно, по крайней мере останемся друзьями, – предложил он, – ты думаешь, получится?
Она глубоко и тяжко вздохнула.
– Конечно, мне хочется, чтобы мы остались друзьями. Но только мы должны вести себя так, словно вчера ничего не произошло.
– О'кей. Принимается. Этого никогда не происходило. Ты уверена, что с тобой все хорошо? Я имею в виду, что после всего чувствую себя насильником. Я…
– Стоп. Не будем говорить об этом. Мы только что условились, что будем делать вид…
– Ничего не произошло. Я обещаю. Увидимся завтра, Майя.
С того дня Маккензи всегда была с нею. Они стали постоянной парой в школе.
Но у Маккензи были свои собственные проблемы. Песня «Битлз» «Она покидает дом» стала ее любимой. Это было нелегко для еврейской девушки – покинуть дом, все должно было готовиться в тайне. Стипендия, выплачиваемая «Дивайн», уходила на плату за обучение, некоторые поездки, покупку материалов. Совсем немного оставалось на ленчи. Если добавить деньги, которые она получала, подрабатывая по уик-эндам официанткой, то набиралась четверть суммы, требовавшейся, чтобы снять с кем-нибудь вдвоем комнату в Виллидж. «Это будет лачуга, – говорила она Майе, – но моя собственная лачуга». Она просматривала все объявления в «Виллидж Войс» о сдаче квартиры на паях. Теперь ей помогал в этом новый друг – Элистер.
Никто толком не знал, кто такой Элистер Брайерли. Единственно определенным в нем был британский акцент, да и тот менялся день ото дня, от весьма аристократического до кокни и дальше к его собственному варианту нью-йоркского. Высокий и тощий, с белокурыми волосами и бледно-голубыми глазами, он был похож на мальчика-херувима из церковного хора. Кафетерий «Макмилланз» был его постоянным пристанищем, где к нему по-матерински относились все официантки. Было известно, что он менеджер рок-группы – четырех парнишек из Бруклина, которые называли себя «Генрихом Восьмым» и делали вид, что они из Ливерпуля. На их первое выступление в вечернем клубе талантов в Виллидж он раздавал в кафетерии бесплатные билеты, и Маккензи оказалась единственной студенткой, которая пошла на концерт.
С тех пор Элистер стал внимательным и очаровательным по отношению к ней. Этот английский парень был последователем хиппи с 1964 года, и Маккензи вся трепетала, когда он, опустив подбородок на руки, глядел на нее, жующую пышку, и говорил:
– Ты очаровываешь меня!
– Почему? – быстро спросила она. Она хотела знать точно, что привлекло в ней мужчину, чтобы она могла усилить это качество.
– Ну… ты… такая… американка, мне кажется. Словно персонаж из фильма, который я когда-то видел.
– Ты хочешь сказать, как Мэрилин Монро, или Лиз Тейлор?
– В действительности, я думал о Шелли Винтерс.
– Большое спасибо! – и она толкнула его.
Он был самоуверен и нахален. «Большой хвастун, – говорила Маккензи Майе, – как я!»
– Что ты делаешь целый день, пока мы вкалываем в нашей тюрьме? – спрашивала она его.
– Да разные дела, – отвечал он. – Свожу разных людей. Контакты. Слышала о Видале Сассуне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146