Пасмурно. Мелкая взвесь — не дождь, водяная пыль. Человеческая фигура бродит по пустому саду. Сад красив, только зелень кажется тусклой. Здесь почти нет цветов — лишь мелкие иссиза — белые сариссы. И кусты снежноягодника. Узорчатая дорожка — черные и бежевые мелкие плитки, причудливо огибающие друг друга — мокрая.
На тонких пальцах человека — три кольца. Одно маленькое, простой золотой ободок. Другое — золотая змейка, смотрящая на собственный хвост. Третье — с гранатом. Темно-красный камень, затаившаяся меж гранями жизнь — как духи садов осенью и зимой. Но те — в полудреме, которую трудно нарушить, а камень словно выглядывает сам из себя. Камень жизни.
Человек подходит к пруду — и вдруг срывает гранатовое кольцо. И бросает в воду.

Часть вторая
ИВОВЫЙ ОСТРОВ
Глава 1. СЕСТРА
Запад. Земли сууру-лэ
Здесь любили золотой цвет. Правитель сууру был молод — он только достиг своего двадцатого года. Одежда его переливалась, словно свет в капле росы — разными оттенками изумительной яркости.
Нрав молодого правителя внушал опасение приближенным — несдержанный, резкий, он редко слушал советы и часто — льстецов.
Тронный зал был отделан бирюзовым, черным и золотым — диковинные звери с львиными головами и длинными гибкими телами словно текли вдоль стен. Чем-то подобные существа походили на произведения тхай — но были массивнее; к тому же тхай никогда не изображали зверей в тронных залах.
Голос правителя — звучный, красивый — отражался от каменных плит.
— Они закрывают нам торговые пути на восток!
— А мы им — на запад, — старшего советника раздражала эта категоричность. Тем более что за себя он не опасался ничуть.
— Они плавают на запад на шаварских судах, на которые нам нельзя нападать. Сами же не пускают нас в пролив Эш.
— Вы предлагаете войну, государь. Но сейчас это бессмысленно. У них сильный правитель. Сейчас у них союз с синну.
— Союз? Временное перемирие. Дикари ни в коем случае не придут к ним на помощь. Мне надоело плестись в тени тхай.
— Сейчас с ними выгоднее торговать, нежели воевать.
Молодой правитель поморщился.
— Трусам всегда выгоднее торговля — они боятся протянуть руку и взять силой то, на что имеют права, предпочитая за это платить.
— В войне платят обе стороны. Не забывайте об этом.
Старший советник поднял обе руки, призывая прислушаться к его словам.
— Поймите, государь, у нас сейчас нет сильных союзников. Северные дикари не в счет — нам никогда не призвать их к порядку, они, как стая ворон. Накинутся на нас, как только мы дадим слабину.
— Так не надо ее давать.
— Мало вам южных пиратов? Война парализует торговлю полностью.
По голубому бархату бежали узкие золотые львы, охотясь за солнечным светом.
— Вы принесете беды стране, — старый советник давно не боялся говорить открыто. А уж молодого правителя знал с самого детства — и ничуть не опасался его тяжелого нрава. — Нам не выиграть эту войну.
— Я не хочу ждать. Если они станут сильнее нас еще и на море, сууру останется только вспоминать о былом величии.
— Войскам не пройти через горы. Там множество тайных троп — лазутчики проберутся, но любой отряд будет остановлен. Не забывайте — тхай знают свои горы лучше нас.
— На юго-востоке есть два хороших пути.
— Они охраняются гарнизоном.
— Значит, нужно отвлечь внимание наших соседей. В северных областях неспокойно. Наши люди сумеют подогреть недовольство… а при удаче — помочь голытьбе поднять восстание. А дальше — мои войска перейдут границу и двинутся на столицу.
* * *
Север провинции Хэнэ
Лето выдалось на редкость засушливым — еще хуже, чем два предыдущих. Это не мешало чиновникам требовать полного налога с крестьян. Некоторые семьи, не выдержав, бросали свои наделы и уходили. Не выплатив долга — нечем было платить. Скрыться удавалось только в горах, там, где невозможно обрабатывать землю. За беглецами посылали солдат, и те либо силой возвращали людей на место, либо отправляли заниматься тяжелой работой. А потом, когда начались мятежи, беглых убивали на месте. Семьи уходили с детьми — порой солдаты убивали детей, порой забирали с собой и отдавали в другие деревни.
* * *
Странное у него было прозвище — Муравей. Неприметный совсем, быстроглазый, он в тридцать с лишним все еще был одинок. Зато друзей водилось много. Поговорить любил, да и помочь не отказывался. В деревнях его знали. Бродяга, а слова нижет складно — заслушаешься. Ни умом, ни смелостью не обижен. Ходил по дорогам Хэнэ, про жизнь расспрашивал, а порою запретное говорил, пугающее и утешительное. О порядках, о зверствах чиновников — да мало ли чем крестьянская доля трудна? А когда неспокойно стало, другие начали приходить — и вроде те же речи вели. A все же к ним душа не лежала. Чужаки — и есть чужаки, то ли дело человек, что в краях этих вырос. А уж когда власти стали народ усмирять, сначала — словом, а после — силой, многие возмутились. Вожаки скоро нашлись. И за Муравьем пошли многие. Встал на дыбы север.
Уходили те, у кого ничего не осталось. Другие — терпели, не понимая, как можно поднять голос против воли вышестоящих. «Мы защищаемся, — говорил Муравей. — Может, и нарушаем законы, данные Небом — но люди хотят жить и мирно трудиться, а не смотреть, как умирают их дети».
Такие речи пугали даже сторонников Муравья, но и привлекательными казались.
Сильно удивился бы Муравей, если бы знал, что соседи-сууру к народному недовольству тоже причастны. Что ж… и впрямь тяжела крестьянская жизнь. Отчего ж не сыграть на этом?
Старик подошел неслышно. Поговаривали, что в нем нечеловечья кровь — уж больно силен и здоров для таких-то лет. Муравей, подбрасывавший хворост в костер, вздрогнул, ощутив чужое присутствие. Длинные белые волосы старика в свете огня показались рыжими.
— Уходить надо, — обронил Муравей. — Ничего мы в этом болоте не высидим.
— Надо, — согласился старик. — А как их уведешь? Уговори-ка родных без защиты оставить! Войска придут — несладко в деревнях будет.
— Раньше бы думали, — буркнул Муравей, поправляя выкатившееся из костра поленце. — Я никого силком не тянул.
— Слушай! — старик предостерегающе поднял палец.
Темные лохматые кусты шевелились. Раздался тоненький свист, потом стрекот.
— Цикадка ночная да ветер.
— Все вам, молодым, объяснять, — поджал губы старик. — Лесовик то. Предупреждает. Сейчас крыльями хлопать начнет.
И верно — послышалось хлопанье крыльев, словно встрепенулась ночная птица.
— Ладно, — Муравей поднялся. — Что тут говорить… Уведу тех, кто пойдет.
— А других что же, бросишь?
— Некогда мне нянькой служить. Кто уговорами да хитростью за собой манит — а я никогда. Сами выбирали, кого слушать. А здесь останемся — всем худо будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161