* * *
Аоки собирался неторопливо. Особенно тщательно скрыл волосы под широкой полосой серой ткани. Вряд ли помнят, но все же… На умоляющие взгляды Хину внимания не обращал. Все уже выяснили, нечего душу друг из друга вынимать. Собравшись, повернулся спиной к хижине и зашагал к перевалу. Знал, что в огромном долгу перед теми двумя, глядевшими ему вслед. Но другой долг нужно было уплатить первым.
На полдороге кольнуло что-то под сердцем — ведь бросает девчонку и старика. Может, стоило поначалу их жизнь обеспечить? Но горячая кровь текла в нем, и ждать не умел. Слово себе дал — если вернется, они не будут нуждаться ни в чем.
В городе по сторонам не оглядывался, запретил себе чрезмерную осторожность. Если от каждой тени шарахаться, толку не будет. Все окна, дверные проемы и арки казались зрячими. Каждый камешек мостовой усмехался — «я все про тебя знаю»!
«Ничего ты не знаешь», — думал Аоки, косясь рысьими злыми глазами. В городе оживленно было — пришло сразу несколько торговых кораблей, из предместий стекались жители.
Дом наместника отыскать труда не составило. Сумерек дождался, присмотрелся внимательней — вечерняя дымка не мешала Рысенку охотиться за добычей. Хмурым стало лицо — охрана хорошая. Снова жизнь ему вызов бросала; дважды он победил — с Островка выбрался и сумел из копей бежать. Да неужто в третий раз не посчастливится?
Однако пробраться в дом нечего было и думать. Аоки дошел до реки, нырнул в протоку. Там, где вода почти подходила к дому, стена была невысока. Строили так, чтобы не мешать хозяину любоваться с террасы рекой и горами. Аоки следил за домом из камышей. Скоро знакомую фигуру увидел — темная, она промелькнула по ступеням террасы — в дом. И весь последующий день Аоки почти не вылезал из реки. Возможно, охрана даже видела легкое шевеление в камышах, но сочла движением утки или выдры. Все, что нужно, он сумел разглядеть. Понял — живым и впрямь не уйти. Единственное место, где можно настичь своего врага, — это сад, а там охрана поблизости. Метательный нож был бы лучшим оружием, но Аоки бросать ножи не умел и не хотел, чтобы так — удар неизвестного.
* * *
Господину Окаэры все еще не прискучила живая забава — мальчишка-актер. Всю зиму он держал Айхо в домике на окраине, лишь с началом весны позволив принимать участие в представлениях.
В этот день он возвращался из театра после старинной пьесы, где Айхо играл женскую роль — круглолицая девушка-фея вышла очаровательной.
Шин заметили силуэт на том берегу реки, как человек ни таился. Опасности пока не было — за ним следили. Доложили господину, упомянув — у него светлые волосы. Вздрогнул — потом отдал приказ: пусть делает, что задумал. Не показывайтесь на глаза. Пусть…
— Что с вами? — сбитый с толку управляющий чуть отшатнулся: темная летящая звезда, Йири промчался мимо, оглянулся — на лице радость, какое-то шальное веселье. «Мальчишка», — впервые подумалось управляющему, хотя не один год прошел — и не возникало подобной мысли.
Сумерки опустились. Посмотрел на фигурку святого, стоящую среди можжевеловых палочек, прошептал короткую молитву Иями. Не страх — непонятное самому возбуждение, с которым никак не получалось совладать. Немного постоял у окна, потом направился в сад.
Вечерние цветы раскрылись, аромат был плотным и сладким.
Из-за угла беседки выступил человек, скосил глаза на дорожку, подавая знак. Йири чуть покачал головой — не мешайте.
А потом кусты раздвинулась — показалось, выпрыгнула большая рысь.
— Санэ!
* * *
Он изменился. Тогда, на площади, Аоки не присматривался к нему. Не до того было. Но сейчас — разглядывал жадно и зло. К сожалению, Йири хуже не стал. Но лицо ныне было острее, строже. Раньше в этом человеке чувствовалась мягкость. Теперь он казался просто холодным и спокойным. У него был усталый взгляд. С чего бы, при таком-то достатке?
Аоки подумал — а сколько ему лет? Старше года на четыре, на пять? Он выглядел совсем молодым — и каким-то нездешним. Белый с золотом хаэн, под ним одежда темно-фиолетовая. Дух снега и ночи. Оборотень.
— Здравствуй. Я рад, что ты пришел. — Не удивился и не испугался.
— Ты знаешь, зачем?
— Не затем, о чем ты сейчас думаешь. — Взгляд скользнул по рукаву куртки Аоки.
Аоки понял — тянуть бессмысленно. Бить надо сейчас, пока эта тварь не успела кликнуть стражу. Но рука тяжелой была, свинцовой. Непросто выхватить нож, когда перед тобой безоружный. И непонятно, то ли Йири настолько уверен в себе, то ли просто лишен чувства опасности…
— Я многое перенес, — хрипло выдавил Аоки. Только не дать остыть ярости…
— Справедливо. Ты не считаешь? — и неизменившимся тоном: — У тебя нож в рукаве. В самом деле хочешь ударить?
В голове словно молния вспыхнула, мозг изнутри обожгла.
— Хочу!
Аоки качнулся вперед, взмахнул правой рукой — звук пощечины; сильно ударил, даже больно руке. Или не от удара больно?
Тяжело дыша, посмотрел — враг стоит спокойно, словно ничего не случилось. След от ладони горит — а на губах улыбка.
— Зря. Ты и тогда заслужил. Впрочем, если тебе от этого легче…
Тварь. Снова пытается с грязью смешать.
— Ты совсем меня не боишься?
— Но и ты не боишься меня. Сам пришел, и один.
— Почему не зовешь своих?
— Успокойся. Раз пришел — будешь гостем.
— Нет! Я тебе не игрушка. — Усмехается криво: — Ты ведь все еще мой господин.
— Да. И наместник этой провинции. Чье слово ты хочешь услышать?
Тени качнулись к ним — и замерли, повинуясь жесту Высокого. Йири смотрит на Аоки — пристально, долго. Потом разомкнулись губы — слова звучат тяжело.
— Решай сам. Либо ты примешь мои условия — либо… Нет смысла снова дарить тебе жизнь.
— Жизнь? Такая, как в руднике?!
— И там есть надежда. Сейчас ты стоишь здесь — ты жив. Опусти руку. Я не боюсь твоего ножа.
Аоки знает — это правда. Смерти он не боялся еще тогда, в Сиэ-Рэн. А сейчас — рядом охрана. Вряд ли убить успеет, раз упустил момент. Ранить? И дальше что?
Никогда он не испытывал столь сильного унижения. Не сумел даже убить — и, хуже того, стоящий перед ним, похоже, и не сомневался в подобном исходе. Не считал Аоки достойным даже смерти. Заранее знал, что Аоки придет, что он здесь? Позволил, допустил бывшего слугу до своей высокой особы. Играл, как кошка с мышонком…
Оставалось одно.
Блестящее лезвие — это путь в Нижний Дом. Пускай. Неужто оборотень хочет именно этого? Не похоже. Он сказал «дарить тебе жизнь», считая, что все вершится по его желанию. Значит, есть возможность хоть тут противостоять его воле.
Аоки улыбнулся — отчаянно, дерзко. Холоден и горек горный ветер, холоден, словно сталь. И ветер, и сталь давно уже друзья Аоки, Рысенка — хириши.
Тот, напротив, смотрит пристально, чуть улыбается.
— Тебя не сломали копи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161