Так ничего не высчитав, махнул на бесплодные мысли рукой. Утром обнаружил, что дверь приоткрыта и за дверью никого нет, хотя готов был поклясться, что не слышал шагов.
Аоки вышел на веранду, ступени которой плавно спускались в маленький сад. Зелень тут была темной, лохматой; серебристые, причудливой формы камни выныривали из листвы, точно сказочные животные. Сразу за садом находилась протока — открывался вид на горы Юсен.
Йири стоял, облокотившись о перила, смотрел на протоку и горы. Несмотря на холод раннего утра, одежда его была совсем легкой, из тонкого шелка — в цвет молодой листвы; и сам он казался травинкой.
Аоки подошел сзади, по-рысьи бесшумно. С усмешкой сказал:
— Я помню, ты часто любил смотреть в окно на дальние дали… мой господин. Что, птичка все же хочет свободы?
Тот даже не вздрогнул. Повернулся — Аоки поразило, насколько юным казалось его лицо. С улыбкой ответил:
— Все богатые дома — клетки, дворцы тем более. Но лучше ли птице на воле?
Аоки фыркнул:
— Ненавижу все это! Хижина маленькой Хину гораздо уютнее.
— Хину? Кто же это? — Аоки заметил, как вмиг изменился наместник: взгляд стал острее, движения — резче.
— Какое тебе дело? Хочешь и ей жизнь искалечить?
— Значит, пойдешь к ней? После копей познакомились или она ждала тебя все это время? Неужто второе бывает?
— Да ты… — словно ветка сосны, ощетинился весь. — Она ждала, надеялась, выходила меня, когда я пришел полумертвым…
— Прекрасно. Может, ты знаешь еще людей, которые не чтут законы? Что полагается за укрывательство?
— Какая же ты сволочь, — тихо сказал Аоки. — А я почти поверил тебе… — он отвернулся, сжал зубы.
Йири рассмеялся тихонько.
— Не беспокойся. Я знал, куда ты пошел после копей.
— Так ты знал про нее? Откуда? — от удивления он не почувствовал ярости, хоть его провели, как мальчишку.
— Эта девочка приходила сюда. Просила тебя пощадить.
Аоки замер.
— А ты…?
— Я не стал ее слушать, как видишь. Или ты не бежал?
«Хину… маленькая Хину… — Аоки почувствовал жалость, и нежность, и боль. — И ведь мне ничего не сказала. Смелая моя девочка…»
— Почему ты прогнал ее?
— Скажи, ты был бы мне благодарен, подпиши я приказ о помиловании? — впервые он видел на лице Йири столь откровенную издевку.
— Да ты в самом деле нечисть, — по коже прошел мороз. — Это уж слишком!
— И мне так показалось, — кивнул молодой человек. — И что же дальше?
— Дальше? — не понял тот.
— Чего ты хочешь, Аоки?
— Я и сам не знаю, — честно признался тот.
— Почему выбрал такой путь?
— А что мне было делать!? — раздраженно отозвался Аоки. — Ты пробовал зимой бродить голодным по дорогам? У тебя-то все есть!
— У меня ничего нет.
— Кто бы говорил! — пробормотал Аоки, а тот продолжал, как ни в чем не бывало:
— Тебя любит хорошая девушка. Ты вернешься к ней?
— Хину… Да, я останусь с ней. Она… заслужила счастье, хоть я и не лучшее, чего можно желать.
— Да, ты и счастье — разные вещи, — безжалостно подтвердил Йири. — Не считаешь, что подобное благодеяние не слишком честно по отношению к ней?
— Она и вправду мне дорога.
— Как угодно.
Молчание повисло, как легкая дымка над протокой.
— Я завидую вам.
Словно хрупкая ваза разбилась — испуг, протянутая рука, и лишь потом понимание, что уже нет смысла собирать осколки. Аоки хотел ответить дерзостью, но не получилось.
— Почему?
— Вы — живые…
Снова тишина прошла по террасе, прозрачно-серая, проводя по гладкому камню полами длинных одежд.
— Я не стану отпускать тебя совсем, Аоки. Иди — желаю вам счастья. Но будет день, и я тебя позову. И ты придешь, даже если не будешь того хотеть. Придешь сам.
— Это еще почему?
— Потому что мы связаны… Судьба трижды сводила нас, и я не верю, что она успокоилась, — в голосе почудилось напряжение, словно говоривший и сам не понимал, к добру ли подобное будущее.
Вода была спокойна. Тихонько покачивалась осока, словно в такт собственным мыслям.
Аоки ощутил мгновенный порыв опуститься на колено, не зная иных способов выразить согласие и смутное понимание чужой души, едва ли не жалость -и восхищение. Других таких -не было. И хорошо, что не было.
Но он сдержался и только сказал:
— Да. Я приду.
* * *
— Я просто сбежал, — выдавил Аоки. Непривычно признаваться в трусости. — Похоже, он нуждался во мне… и отпустил.
— Нуждался? Ты понадобился ему сразу, как бежал с копей? До этого был не нужен? Или, скажешь, это он устроил тебе побег? — она просто задыхалась от возмущения — она, маленькая бессловесная птичка.
— Подумай, что он сделает, вернись ты к нему!
— И что же?
— Такую же тень, как все его люди! Они могут только следовать за ним, исполняя приказы. Ты — не такой, а он хочет получить и твою душу!
— Да перестань, — он с досадой поморщился. — Эти сказки…
— Сказки?! Ты уже наполовину его — и это после всего, что вынес! Почему, Аоки? Что он сделал? Что он сказал, когда ты пришел к нему? Я не хотела… видит Небо, я пыталась тебя предупредить. О! Я боялась, что он просто убьет тебя, но он куда страшней, чем я думала! — Хину всхлипнула, силясь сдержать громкий плач, и побежала прочь.
— Вот дурочка, — Аоки поднялся, начал ходить кругами. Позвал наконец: — Хину!
Молчание.
— Хину! Ну, и демон с тобой, — рассердился он наконец. — Все эти байки… ты меня слышишь, я знаю — прячешься вон за тем камнем. Так вот — это байки для женщин. Я достаточно видел, чтобы смеяться над рассказами о Забирающих душу и прочими побрякушками.
Девушка вышла из-за камня.
— Пообещай, что не будешь думать о нем.
— Опять за свое! Я его человек. Он имеет право призвать меня.
— А ты имеешь право не подчиниться.
— Ну, знаешь! — теперь Аоки не выдержал. — Это здесь, в горах, неведом долг между господином и тем, кто ему служит, а я все же вырос в Столице.
— Ты ли его ненавидел?
— Я и сейчас… не слишком люблю. Но я ему кое-что должен.
— Ты сейчас так говоришь! А раньше — хватался за нож! Что он сделал с тобой?!
— Будешь моей женой? — спросил грубо, решив одним махом прервать неприятный обоим разговор. Хину глотнула воздуха, запнувшись на полуслове.
Глава 8. ИГРУШКА
Кукол найта делают из лучших материалов, наряжают в шелк и парчу. Эти куклы дорого стоят — в бедных домах таких не сыскать. Найта, забавные, яркие, — символ благополучия. На празднике куклу вынимают из сундука и передают из рук в руки по кругу. Веселые добрые найта одарят благополучием каждого прикоснувшегося. Так верят люди и этот обряд исполняют с особенным удовольствием — и дети, и взрослые.
Праздник длится три дня, и полны радости эти дни.
А еще во время праздника сури-ко человек, исполняющий роль Посланника Неба, ходит из дома в дом. Его посещение — радость для хозяев. И невозможно отказаться от приглашения. И чем полнее одарит Посланник, тем удачней будет год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Аоки вышел на веранду, ступени которой плавно спускались в маленький сад. Зелень тут была темной, лохматой; серебристые, причудливой формы камни выныривали из листвы, точно сказочные животные. Сразу за садом находилась протока — открывался вид на горы Юсен.
Йири стоял, облокотившись о перила, смотрел на протоку и горы. Несмотря на холод раннего утра, одежда его была совсем легкой, из тонкого шелка — в цвет молодой листвы; и сам он казался травинкой.
Аоки подошел сзади, по-рысьи бесшумно. С усмешкой сказал:
— Я помню, ты часто любил смотреть в окно на дальние дали… мой господин. Что, птичка все же хочет свободы?
Тот даже не вздрогнул. Повернулся — Аоки поразило, насколько юным казалось его лицо. С улыбкой ответил:
— Все богатые дома — клетки, дворцы тем более. Но лучше ли птице на воле?
Аоки фыркнул:
— Ненавижу все это! Хижина маленькой Хину гораздо уютнее.
— Хину? Кто же это? — Аоки заметил, как вмиг изменился наместник: взгляд стал острее, движения — резче.
— Какое тебе дело? Хочешь и ей жизнь искалечить?
— Значит, пойдешь к ней? После копей познакомились или она ждала тебя все это время? Неужто второе бывает?
— Да ты… — словно ветка сосны, ощетинился весь. — Она ждала, надеялась, выходила меня, когда я пришел полумертвым…
— Прекрасно. Может, ты знаешь еще людей, которые не чтут законы? Что полагается за укрывательство?
— Какая же ты сволочь, — тихо сказал Аоки. — А я почти поверил тебе… — он отвернулся, сжал зубы.
Йири рассмеялся тихонько.
— Не беспокойся. Я знал, куда ты пошел после копей.
— Так ты знал про нее? Откуда? — от удивления он не почувствовал ярости, хоть его провели, как мальчишку.
— Эта девочка приходила сюда. Просила тебя пощадить.
Аоки замер.
— А ты…?
— Я не стал ее слушать, как видишь. Или ты не бежал?
«Хину… маленькая Хину… — Аоки почувствовал жалость, и нежность, и боль. — И ведь мне ничего не сказала. Смелая моя девочка…»
— Почему ты прогнал ее?
— Скажи, ты был бы мне благодарен, подпиши я приказ о помиловании? — впервые он видел на лице Йири столь откровенную издевку.
— Да ты в самом деле нечисть, — по коже прошел мороз. — Это уж слишком!
— И мне так показалось, — кивнул молодой человек. — И что же дальше?
— Дальше? — не понял тот.
— Чего ты хочешь, Аоки?
— Я и сам не знаю, — честно признался тот.
— Почему выбрал такой путь?
— А что мне было делать!? — раздраженно отозвался Аоки. — Ты пробовал зимой бродить голодным по дорогам? У тебя-то все есть!
— У меня ничего нет.
— Кто бы говорил! — пробормотал Аоки, а тот продолжал, как ни в чем не бывало:
— Тебя любит хорошая девушка. Ты вернешься к ней?
— Хину… Да, я останусь с ней. Она… заслужила счастье, хоть я и не лучшее, чего можно желать.
— Да, ты и счастье — разные вещи, — безжалостно подтвердил Йири. — Не считаешь, что подобное благодеяние не слишком честно по отношению к ней?
— Она и вправду мне дорога.
— Как угодно.
Молчание повисло, как легкая дымка над протокой.
— Я завидую вам.
Словно хрупкая ваза разбилась — испуг, протянутая рука, и лишь потом понимание, что уже нет смысла собирать осколки. Аоки хотел ответить дерзостью, но не получилось.
— Почему?
— Вы — живые…
Снова тишина прошла по террасе, прозрачно-серая, проводя по гладкому камню полами длинных одежд.
— Я не стану отпускать тебя совсем, Аоки. Иди — желаю вам счастья. Но будет день, и я тебя позову. И ты придешь, даже если не будешь того хотеть. Придешь сам.
— Это еще почему?
— Потому что мы связаны… Судьба трижды сводила нас, и я не верю, что она успокоилась, — в голосе почудилось напряжение, словно говоривший и сам не понимал, к добру ли подобное будущее.
Вода была спокойна. Тихонько покачивалась осока, словно в такт собственным мыслям.
Аоки ощутил мгновенный порыв опуститься на колено, не зная иных способов выразить согласие и смутное понимание чужой души, едва ли не жалость -и восхищение. Других таких -не было. И хорошо, что не было.
Но он сдержался и только сказал:
— Да. Я приду.
* * *
— Я просто сбежал, — выдавил Аоки. Непривычно признаваться в трусости. — Похоже, он нуждался во мне… и отпустил.
— Нуждался? Ты понадобился ему сразу, как бежал с копей? До этого был не нужен? Или, скажешь, это он устроил тебе побег? — она просто задыхалась от возмущения — она, маленькая бессловесная птичка.
— Подумай, что он сделает, вернись ты к нему!
— И что же?
— Такую же тень, как все его люди! Они могут только следовать за ним, исполняя приказы. Ты — не такой, а он хочет получить и твою душу!
— Да перестань, — он с досадой поморщился. — Эти сказки…
— Сказки?! Ты уже наполовину его — и это после всего, что вынес! Почему, Аоки? Что он сделал? Что он сказал, когда ты пришел к нему? Я не хотела… видит Небо, я пыталась тебя предупредить. О! Я боялась, что он просто убьет тебя, но он куда страшней, чем я думала! — Хину всхлипнула, силясь сдержать громкий плач, и побежала прочь.
— Вот дурочка, — Аоки поднялся, начал ходить кругами. Позвал наконец: — Хину!
Молчание.
— Хину! Ну, и демон с тобой, — рассердился он наконец. — Все эти байки… ты меня слышишь, я знаю — прячешься вон за тем камнем. Так вот — это байки для женщин. Я достаточно видел, чтобы смеяться над рассказами о Забирающих душу и прочими побрякушками.
Девушка вышла из-за камня.
— Пообещай, что не будешь думать о нем.
— Опять за свое! Я его человек. Он имеет право призвать меня.
— А ты имеешь право не подчиниться.
— Ну, знаешь! — теперь Аоки не выдержал. — Это здесь, в горах, неведом долг между господином и тем, кто ему служит, а я все же вырос в Столице.
— Ты ли его ненавидел?
— Я и сейчас… не слишком люблю. Но я ему кое-что должен.
— Ты сейчас так говоришь! А раньше — хватался за нож! Что он сделал с тобой?!
— Будешь моей женой? — спросил грубо, решив одним махом прервать неприятный обоим разговор. Хину глотнула воздуха, запнувшись на полуслове.
Глава 8. ИГРУШКА
Кукол найта делают из лучших материалов, наряжают в шелк и парчу. Эти куклы дорого стоят — в бедных домах таких не сыскать. Найта, забавные, яркие, — символ благополучия. На празднике куклу вынимают из сундука и передают из рук в руки по кругу. Веселые добрые найта одарят благополучием каждого прикоснувшегося. Так верят люди и этот обряд исполняют с особенным удовольствием — и дети, и взрослые.
Праздник длится три дня, и полны радости эти дни.
А еще во время праздника сури-ко человек, исполняющий роль Посланника Неба, ходит из дома в дом. Его посещение — радость для хозяев. И невозможно отказаться от приглашения. И чем полнее одарит Посланник, тем удачней будет год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161