Про Юини вспоминают, когда нужно бросить тень на злейших врагов, Асано Белых Лисов. А так — словно и не было человека.
Четыре месяца прошло…
…Как забыть сдержанно-самоуверенную улыбку Шену Асано, еще молодого, но уже опасного, словно яссин — змея? Полные лицемерного сожаления слова, что отпрыск младшей ветви Дома Мийа позабыл, что такое высший указ, и поехал на север навестить некое сосланное туда семейство. Если бы не люди Шену, никто бы не заподозрил…
Хали лишь глянула в темные, таящие усмешку глаза. Поняла — он знает, что все сказанное им — ложь. Вступись Аину за офицера, обвинение было бы снято. И доказательств бы не потребовалось — правда, их нет у Хали, но никто не усомнится ее в слове. Но она вынуждена молчать, чтобы не поползли слухи — дочь Благословенного поддерживает учение Той.
И она молчала. Но из покоев выходила ровно настолько, насколько необходимо. Улыбалась дамам. Когда Юини лишили звания и отослали служить куда-то в западную провинцию, попрощалась с ним скупо и холодно. Одно утешало — они без слов поняли друг друга.
Мийа отступились от своего — младшая ветвь, полузасохшая. И начинало казаться — нанесенный Лисом удар — не удар, а так, дуновение ветерка. И даже устроили так, что место вблизи Хали заняла молодая жена одного из Зимородков — Мийа.
Впрочем, Шену и не старался бить сильно. Двум Домам уже не нужно было подбрасывать дров в костер — они и без того были врагами. И Лисы ныне стояли выше.
Хали терпела все, как всегда. И дела свои почти добровольно отдала в руки Кору — какие там, впрочем, дела… А после привыкла.
Только по вечерам ей удавалось увидеть отца — если он позволял. Она не любила приходить в его покои, тяжело было там, стены давили. И цвет — серебристый, синий, холодный. Или малиновый — словно к земле пригибал.
Шла, будто по острому гравию босиком. Выслушает. Как всегда. И то же, что и всегда, скажет.
— Отец… Все было не так. Юини отправился на север по моей просьбе.
— Зачем?
Аину, как веточка невзрачная среди вышитых на занавесках цветов.
— Я не могла бросить ту, что не сделала ничего дурного.
— Ты думаешь? Хорошо. Теперь ты хочешь сказать слово в защиту человека, которого ты сама подставила под удар?
— Я бы хотела сказать… Разве это возможно? — шепчет Хали. Ее глаза красны, но сухи. — Если бы я знала, что выбирать придется из этих двоих, я бы поступила иначе.
— Прекрасно. Впредь думай.
Он не отвернется, показывая, что разговор окончен. Никто не посмеет мешкать хоть миг, если его взгляд приказывает уйти.
Слово ее отца — больше, чем закон. Он — наследник Солнечной Птицы. Не найдется безумца пойти против воли Благословенного.
А она…
Забыв про свой ранг, Хали сбежала по лестнице, пронеслась, постукивая невысокими каблучками, по золотистым плитам дворика. Тут не было никого, кто бросил бы удивленный взгляд ей вслед, — только невидимая стража, слишком хорошо вышколенная, чтобы замечать то, что замечать не полагается.
Амарэ перехватила бежавшую, усадила на каменную скамейку. Безмолвно поправила госпоже прическу, ожерелье, сбившуюся набок пелеринку.
— Амарэ, если я должна поступать безупречно, почему я не родилась иной?! — вырвалось у девушки.
— Зачем вам быть иной? Вы стоите так высоко.
— Я должна была родиться красивой и не полукровкой. Зачем требовать от меня то, чего я не могу?!
— Вы жалеете, что помогли Мирэ? — прямо спросила Амарэ.
— Ты знаешь? Откуда??
— Я знаю вас, госпожа. Я бы сделала то же самое.
— Ты не поймешь… Я теряю всех, кто мне верен. Отец… кто посмеет сказать ему хоть слово поперек? Но лучше бы я была такой, какой меня хотела видеть мать.
— Это невозможно, — голос Амарэ был ровным, в самую меру сочувствующим. Амарэ — жемчуг, и сама, как имя, спокойная, мягко светящаяся. Хали еще раз поправила ожерелье. Вечерний свет разбился о грани хризолитов.
— У меня никогда не будет ни подруг, ни друзей. Потому что в любой момент я отступлюсь от них, если так будет надо.
* * *
Предгорье Эйсен
Йири открыл глаза. Над ним был невысокий светлый потолок. Поднять голову и осмотреться не получилось. Он чувствовал себя так, словно долго-долго кружился на одном месте, пока не упал без сил.
— Где я? — произнес он едва слышно.
— Не беспокойся ни о чем, — тут же откликнулся голос, и его обладатель появился в поле зрения Йири. Был он немолод, с почти уже белыми волосами и странным лицом — по-старчески сморщенным и в то же время по-детски лукавым. Редкая борода придавала ему еще более странный вид — мало кто из стариков в Тайё-Хээт носил бороду. У тхай и ри-ю она, почитай, не росла и украшением считалась сомнительным.
— Где я? — повторил Йири, словно эхо.
— Меня зовут Сэнхэ. Говорю тебе, не беспокойся. Сказать по совести, я сомневался, что ты выживешь.
— Другие… они?..
Старик досадливо поморщился.
— Если ты спрашиваешь о тех, кто был с тобой, полагаю, они все мертвы. И думать о них тебе не следует. О тебе же позаботились Бестелесные. Скажи мне, кто ты?
Йири прикрыл глаза. Словно темные волны качали его, и хотелось упасть на дно, чтобы не видеть этой огромной воды, чтобы не видеть вообще ничего…
— Я из деревни недалеко от Эйке. Мое имя Йири. Я был помощником в караване Хиранэ…
Воды сомкнулись над головой.
— Эээ… Да ты еще плох. Выпей-ка это, — холодная горькая жидкость. — Спи.
Назавтра Сэнхэ снова возник возле постели Йири, словно лесовик— ююо.
— Ну как, получше? Ты достаточно крепок, хотя, похоже, причина твоей болезни не только в том, что ты испытал, но и в том, что ты видел. Да… много крови было на этой дороге. Тебя я нашел в овраге.
— У меня на шее был талисман, — Йири пошарил рукой на груди, и рука замерла, словно растерянная. Привычный жест — теперь бессмысленный.
— Почем мне знать, где он? Может, забрали с собой, а может, просто сорвали, чтоб не мешал.
— Почему меня не убили?
— А они убили тебя, малыш. Зачем лишняя кровь, если и глупому понятно — тебе не выжить? Поразвлеклись они от души, и кто бы пришел на помощь потом? Случай привел меня на эту дорогу, и он же дал услышать твой стон.
—Все остальные умерли, — слова давались с трудом. — Все. Почему Небо это допустило?
— Поживешь с мое, перестанешь задавать такие вопросы, — скривил рот Сэнхэ и спросил уже другим тоном: — Ты из бедной семьи?
— Да. Я пошел с караваном, чтобы зарабатывать деньги.
— Обычное дело, — кивнул старичок. — Что ж… вероятно, кому-то просто не повезло. Или наоборот — как посмотреть.
— Когда я смогу к ним вернуться… господин? — Йири не мог определить, к какому сословию принадлежал Сэнхэ и как надо к нему обращаться. Просторная одежда его была бело-серой с синей каймой. Странная одежда.
— Сперва встань на ноги, — прищурился старичок. — А после… хм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Четыре месяца прошло…
…Как забыть сдержанно-самоуверенную улыбку Шену Асано, еще молодого, но уже опасного, словно яссин — змея? Полные лицемерного сожаления слова, что отпрыск младшей ветви Дома Мийа позабыл, что такое высший указ, и поехал на север навестить некое сосланное туда семейство. Если бы не люди Шену, никто бы не заподозрил…
Хали лишь глянула в темные, таящие усмешку глаза. Поняла — он знает, что все сказанное им — ложь. Вступись Аину за офицера, обвинение было бы снято. И доказательств бы не потребовалось — правда, их нет у Хали, но никто не усомнится ее в слове. Но она вынуждена молчать, чтобы не поползли слухи — дочь Благословенного поддерживает учение Той.
И она молчала. Но из покоев выходила ровно настолько, насколько необходимо. Улыбалась дамам. Когда Юини лишили звания и отослали служить куда-то в западную провинцию, попрощалась с ним скупо и холодно. Одно утешало — они без слов поняли друг друга.
Мийа отступились от своего — младшая ветвь, полузасохшая. И начинало казаться — нанесенный Лисом удар — не удар, а так, дуновение ветерка. И даже устроили так, что место вблизи Хали заняла молодая жена одного из Зимородков — Мийа.
Впрочем, Шену и не старался бить сильно. Двум Домам уже не нужно было подбрасывать дров в костер — они и без того были врагами. И Лисы ныне стояли выше.
Хали терпела все, как всегда. И дела свои почти добровольно отдала в руки Кору — какие там, впрочем, дела… А после привыкла.
Только по вечерам ей удавалось увидеть отца — если он позволял. Она не любила приходить в его покои, тяжело было там, стены давили. И цвет — серебристый, синий, холодный. Или малиновый — словно к земле пригибал.
Шла, будто по острому гравию босиком. Выслушает. Как всегда. И то же, что и всегда, скажет.
— Отец… Все было не так. Юини отправился на север по моей просьбе.
— Зачем?
Аину, как веточка невзрачная среди вышитых на занавесках цветов.
— Я не могла бросить ту, что не сделала ничего дурного.
— Ты думаешь? Хорошо. Теперь ты хочешь сказать слово в защиту человека, которого ты сама подставила под удар?
— Я бы хотела сказать… Разве это возможно? — шепчет Хали. Ее глаза красны, но сухи. — Если бы я знала, что выбирать придется из этих двоих, я бы поступила иначе.
— Прекрасно. Впредь думай.
Он не отвернется, показывая, что разговор окончен. Никто не посмеет мешкать хоть миг, если его взгляд приказывает уйти.
Слово ее отца — больше, чем закон. Он — наследник Солнечной Птицы. Не найдется безумца пойти против воли Благословенного.
А она…
Забыв про свой ранг, Хали сбежала по лестнице, пронеслась, постукивая невысокими каблучками, по золотистым плитам дворика. Тут не было никого, кто бросил бы удивленный взгляд ей вслед, — только невидимая стража, слишком хорошо вышколенная, чтобы замечать то, что замечать не полагается.
Амарэ перехватила бежавшую, усадила на каменную скамейку. Безмолвно поправила госпоже прическу, ожерелье, сбившуюся набок пелеринку.
— Амарэ, если я должна поступать безупречно, почему я не родилась иной?! — вырвалось у девушки.
— Зачем вам быть иной? Вы стоите так высоко.
— Я должна была родиться красивой и не полукровкой. Зачем требовать от меня то, чего я не могу?!
— Вы жалеете, что помогли Мирэ? — прямо спросила Амарэ.
— Ты знаешь? Откуда??
— Я знаю вас, госпожа. Я бы сделала то же самое.
— Ты не поймешь… Я теряю всех, кто мне верен. Отец… кто посмеет сказать ему хоть слово поперек? Но лучше бы я была такой, какой меня хотела видеть мать.
— Это невозможно, — голос Амарэ был ровным, в самую меру сочувствующим. Амарэ — жемчуг, и сама, как имя, спокойная, мягко светящаяся. Хали еще раз поправила ожерелье. Вечерний свет разбился о грани хризолитов.
— У меня никогда не будет ни подруг, ни друзей. Потому что в любой момент я отступлюсь от них, если так будет надо.
* * *
Предгорье Эйсен
Йири открыл глаза. Над ним был невысокий светлый потолок. Поднять голову и осмотреться не получилось. Он чувствовал себя так, словно долго-долго кружился на одном месте, пока не упал без сил.
— Где я? — произнес он едва слышно.
— Не беспокойся ни о чем, — тут же откликнулся голос, и его обладатель появился в поле зрения Йири. Был он немолод, с почти уже белыми волосами и странным лицом — по-старчески сморщенным и в то же время по-детски лукавым. Редкая борода придавала ему еще более странный вид — мало кто из стариков в Тайё-Хээт носил бороду. У тхай и ри-ю она, почитай, не росла и украшением считалась сомнительным.
— Где я? — повторил Йири, словно эхо.
— Меня зовут Сэнхэ. Говорю тебе, не беспокойся. Сказать по совести, я сомневался, что ты выживешь.
— Другие… они?..
Старик досадливо поморщился.
— Если ты спрашиваешь о тех, кто был с тобой, полагаю, они все мертвы. И думать о них тебе не следует. О тебе же позаботились Бестелесные. Скажи мне, кто ты?
Йири прикрыл глаза. Словно темные волны качали его, и хотелось упасть на дно, чтобы не видеть этой огромной воды, чтобы не видеть вообще ничего…
— Я из деревни недалеко от Эйке. Мое имя Йири. Я был помощником в караване Хиранэ…
Воды сомкнулись над головой.
— Эээ… Да ты еще плох. Выпей-ка это, — холодная горькая жидкость. — Спи.
Назавтра Сэнхэ снова возник возле постели Йири, словно лесовик— ююо.
— Ну как, получше? Ты достаточно крепок, хотя, похоже, причина твоей болезни не только в том, что ты испытал, но и в том, что ты видел. Да… много крови было на этой дороге. Тебя я нашел в овраге.
— У меня на шее был талисман, — Йири пошарил рукой на груди, и рука замерла, словно растерянная. Привычный жест — теперь бессмысленный.
— Почем мне знать, где он? Может, забрали с собой, а может, просто сорвали, чтоб не мешал.
— Почему меня не убили?
— А они убили тебя, малыш. Зачем лишняя кровь, если и глупому понятно — тебе не выжить? Поразвлеклись они от души, и кто бы пришел на помощь потом? Случай привел меня на эту дорогу, и он же дал услышать твой стон.
—Все остальные умерли, — слова давались с трудом. — Все. Почему Небо это допустило?
— Поживешь с мое, перестанешь задавать такие вопросы, — скривил рот Сэнхэ и спросил уже другим тоном: — Ты из бедной семьи?
— Да. Я пошел с караваном, чтобы зарабатывать деньги.
— Обычное дело, — кивнул старичок. — Что ж… вероятно, кому-то просто не повезло. Или наоборот — как посмотреть.
— Когда я смогу к ним вернуться… господин? — Йири не мог определить, к какому сословию принадлежал Сэнхэ и как надо к нему обращаться. Просторная одежда его была бело-серой с синей каймой. Странная одежда.
— Сперва встань на ноги, — прищурился старичок. — А после… хм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161