Такая же вишневая безрукавка была расшита серебристыми нитями.
На узкой части рукава сомкнулись браслеты из белого золота — в них были камни — гранаты.
— Нет, — прошептал он едва слышно. — Я не хочу…
На слова не обратили внимания.
Ему хотелось кричать.
Блестящие черные волосы Йири разделили на несколько прядей, свободно перевязали серебристыми нитями и скрепили драгоценной заколкой.
Теперь Йири выглядел юным придворным. Только лицо было цвета блузы.
Улыбка оставалась ласковой и отстраненной.
— Хорошо, — Благословенный положил руку ему на плечо. — Идем.
* * *
Ласточки летят по небу. Невесомые, серебристые — если сбоку смотреть. Быстрые. Они и за море летают. А потом — обратно, домой. Быть может, ему подарят радость — увидеть море. Когда-то он мечтал об этом. А теперь разучился мечтать.
По ночам в саду горели разноцветные фонарики, похожие на замерших светляков, а днем летали огромные бабочки, и больше всего было странных, черно-зеленых.
Деревья с огромными шершавыми листьями и туи с темными узкими веточками — всему находилось достойное место.
Но особенно — цветы. Их сажали под каждый сезон — свои, каждым уголком сада можно было любоваться часами. Садовники трудились не покладая рук.
Казалось, куда ни глянь, картина предстанет одна краше другой, и не было ничего лишнего. Тхай любили воду — в саду были фонтанчики, похожие на ракушки, маленькие бассейны с водой и ручейки, бегущие по выложенному камешками руслу.
Соседи тхай, сууру-лэ, подстригали кусты, делая их похожими на оленей, рысей и прочих зверей. Тхай не одобряли этого — они создавали живые изгороди, оплетали ажурные решетки и невесомые беседки вьющимися растениями. Беседки, похожие на парящих медуз и перевернутые венчики цветов.
И красная туя росла в саду — три маленьких дерева. Больше не надо. Ее ветки кладут в огонь, провожая того, кто уже не вернется, — и айри приходят за ним. А северяне в Тхэннин засыпают ветку землей. И айри приходят на зов. Если не сделать так или не сжечь веточку красной туи после, коли уж сразу не оказалось, — долго будет бродить душа…
В саду он виделся с Иримэ. Йири знал, что она просила повелителя разрешить им беседовать иногда — и это было позволено.
Незаметно для себя он почти привязался к этой всегда немного грустной женщине. Она часто посылала за ним — а как-то Йири решился сам окликнуть ее, увидев возле фонтана. На ней, как обычно, была серебристо-сиреневая накидка. Госпожа управляющая имела право на такие цвета. Йири знал уже: Иримэ — урожденная Первого круга, ее предки были родичами Золотого Дома. Выйдя замуж, она спустилась на ступень ниже, но все ее привилегии остались при ней, хоть и не могли быть переданы детям.
Иримэ, как всегда, приветливо кивнула ему. Ее руки, маленькие, аккуратно сложенные у груди, украшены были браслетами и кольцами с камнем-слезой, горным хрусталем.
— Иди сюда, мальчик.
Голос, грудной, переливчатый, как у горлицы, становился еще нежнее, когда она обращалась к Йири.
— Красиво тут, правда? Ты не покинешь нас зимой? На время холодов лесные духи засыпают или уходят в иную страну. А ты очень похож на них!
Иримэ сказала это, желая чуть-чуть поддразнить Йири. Она не ожидала, что юноша ответит всерьез.
— Меня так долго убеждали в том, что я не совсем человек, что я поверил. — Он положил ладони на резные перила. Солнце, оранжевое, просвечивало сквозь почти черное кружево листвы.
— Значит, я буду таким. Одним из тех, о ком рассказывают в сказках.
— Добрым? Или, быть может, страшным? — с мягкой улыбкой спросила дама.
— Неважно. Таким, каким нужно. Это место красиво, — продолжил он чуть погодя. — Пусть оно заберет мою тень.
— А как же твой господин? — Иримэ завернулась в накидку, словно озябла.
— Он хочет этого.
Йири оторвал взгляд от вечернего солнца, чуть нагнулся вперед, сжав крепче перила.
— Слушайте, госпожа!
Вечернее разноголосье цикад и сверчков заполняло сад. Йири продолжил:
— Нет. Я не чувствую себя человеком. Только таким, как они…
— Все никак не забудешь, что носил знак Исполнения?
— Разве это можно забыть? И — разве нужно? Даже если я посмею забыть, мне напомнят.
— Мальчик… тебе может напомнить что-либо только один человек. А он сам возвысил тебя.
— И кто же я? — донеслось до ее слуха — слова прилетели такие тихие, будто остерегались сами себя.
Иримэ призадумалась. Потом заговорила медленно, подбирая слова.
— Сиин — только слуги в личных покоях и украшения. К ним нет ревности. Если бы ты вышел не из Дворца Лепестков… весь двор страшно завидовал бы тебе.
— А теперь? Я больше не ношу треугольник из яшмы.
— Да. Но хотя двор уже узнал твое имя, он еще не понял, кем тебя считать. И… господин наш, боюсь, не знает тоже. Но ты не бойся. Верю, он поступит с тобой справедливо.
Она сжала висок, отодвинув украшение — розетку.
— Я не боюсь, госпожа.
— Ты расскажешь мне о себе? Я уже давно этого жду. — В ее тоне послышался мягкий упрек.
— Да, госпожа.
Она повела Йири в беседку, похожую на окаменевшую розовую медузу. Села на подушечку темного бархата, принесенную девочкой. Указала Йири место рядом с собой. От Иримэ пахло дождем и сливой, щека ее, гладкая, упругая, словно у ребенка, оказалась совсем рядом со щекой Йири. В сумерках разговаривать было проще — но дама распорядилась зажечь маленькие светильники в форме полураскрывшегося листа. Йири начал говорить — неуверенно, опасаясь, что эта красивая женщина, которая всегда вела себя как друг, оскорбится и уйдет, услышав, откуда он. Но та лишь тихонько смеялась — серебристо, как горный хрусталь в ее украшениях.
— Ты невероятно удачлив, мальчик. Я поражена. Какая звезда стояла над твоей колыбелью?!
Йири вздохнул. Иримэ не отвернулась — но она думает лишь об удаче. А те, кто дал ему жизнь, кто растил его — пыль для управляющей Желтым Дворцом. Она искренне рада за Йири, не думая, сколько он потерял…
* * *
Он видел ее мельком, сквозь изгородь в Нижнем парке. В светло-голубом гэри, с русыми волосами. Он замер, и воздуха не хватило на вдох. Потом осознал, что это — другая. Не Лин. Совсем не она. Ее заплетенные волосы украшали синие цветы, похожие на мохнатые ночные снежинки. К ней подошли еще девушки, и она совсем затерялась в смеющейся стайке. А потом позвали его.
Скоро Йири узнал, как ее зовут. По странной прихоти кого-то из Бестелесных имя оказалось похожим — Лаин. Лаин из семейства Тинэ, дочь чиновника — архивариуса невысокого ранга, лишь за высокую честность и знания удостоенного вызова в Сиэ-Рэн и поселенного на время выполнения порученного в маленьком павильоне недалеко от пустующего Жемчужного дворца.
Конечно, девушки вряд ли сошли бы и за сестер. Круглолицая Лин — и Лаин с худым, острым лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
На узкой части рукава сомкнулись браслеты из белого золота — в них были камни — гранаты.
— Нет, — прошептал он едва слышно. — Я не хочу…
На слова не обратили внимания.
Ему хотелось кричать.
Блестящие черные волосы Йири разделили на несколько прядей, свободно перевязали серебристыми нитями и скрепили драгоценной заколкой.
Теперь Йири выглядел юным придворным. Только лицо было цвета блузы.
Улыбка оставалась ласковой и отстраненной.
— Хорошо, — Благословенный положил руку ему на плечо. — Идем.
* * *
Ласточки летят по небу. Невесомые, серебристые — если сбоку смотреть. Быстрые. Они и за море летают. А потом — обратно, домой. Быть может, ему подарят радость — увидеть море. Когда-то он мечтал об этом. А теперь разучился мечтать.
По ночам в саду горели разноцветные фонарики, похожие на замерших светляков, а днем летали огромные бабочки, и больше всего было странных, черно-зеленых.
Деревья с огромными шершавыми листьями и туи с темными узкими веточками — всему находилось достойное место.
Но особенно — цветы. Их сажали под каждый сезон — свои, каждым уголком сада можно было любоваться часами. Садовники трудились не покладая рук.
Казалось, куда ни глянь, картина предстанет одна краше другой, и не было ничего лишнего. Тхай любили воду — в саду были фонтанчики, похожие на ракушки, маленькие бассейны с водой и ручейки, бегущие по выложенному камешками руслу.
Соседи тхай, сууру-лэ, подстригали кусты, делая их похожими на оленей, рысей и прочих зверей. Тхай не одобряли этого — они создавали живые изгороди, оплетали ажурные решетки и невесомые беседки вьющимися растениями. Беседки, похожие на парящих медуз и перевернутые венчики цветов.
И красная туя росла в саду — три маленьких дерева. Больше не надо. Ее ветки кладут в огонь, провожая того, кто уже не вернется, — и айри приходят за ним. А северяне в Тхэннин засыпают ветку землей. И айри приходят на зов. Если не сделать так или не сжечь веточку красной туи после, коли уж сразу не оказалось, — долго будет бродить душа…
В саду он виделся с Иримэ. Йири знал, что она просила повелителя разрешить им беседовать иногда — и это было позволено.
Незаметно для себя он почти привязался к этой всегда немного грустной женщине. Она часто посылала за ним — а как-то Йири решился сам окликнуть ее, увидев возле фонтана. На ней, как обычно, была серебристо-сиреневая накидка. Госпожа управляющая имела право на такие цвета. Йири знал уже: Иримэ — урожденная Первого круга, ее предки были родичами Золотого Дома. Выйдя замуж, она спустилась на ступень ниже, но все ее привилегии остались при ней, хоть и не могли быть переданы детям.
Иримэ, как всегда, приветливо кивнула ему. Ее руки, маленькие, аккуратно сложенные у груди, украшены были браслетами и кольцами с камнем-слезой, горным хрусталем.
— Иди сюда, мальчик.
Голос, грудной, переливчатый, как у горлицы, становился еще нежнее, когда она обращалась к Йири.
— Красиво тут, правда? Ты не покинешь нас зимой? На время холодов лесные духи засыпают или уходят в иную страну. А ты очень похож на них!
Иримэ сказала это, желая чуть-чуть поддразнить Йири. Она не ожидала, что юноша ответит всерьез.
— Меня так долго убеждали в том, что я не совсем человек, что я поверил. — Он положил ладони на резные перила. Солнце, оранжевое, просвечивало сквозь почти черное кружево листвы.
— Значит, я буду таким. Одним из тех, о ком рассказывают в сказках.
— Добрым? Или, быть может, страшным? — с мягкой улыбкой спросила дама.
— Неважно. Таким, каким нужно. Это место красиво, — продолжил он чуть погодя. — Пусть оно заберет мою тень.
— А как же твой господин? — Иримэ завернулась в накидку, словно озябла.
— Он хочет этого.
Йири оторвал взгляд от вечернего солнца, чуть нагнулся вперед, сжав крепче перила.
— Слушайте, госпожа!
Вечернее разноголосье цикад и сверчков заполняло сад. Йири продолжил:
— Нет. Я не чувствую себя человеком. Только таким, как они…
— Все никак не забудешь, что носил знак Исполнения?
— Разве это можно забыть? И — разве нужно? Даже если я посмею забыть, мне напомнят.
— Мальчик… тебе может напомнить что-либо только один человек. А он сам возвысил тебя.
— И кто же я? — донеслось до ее слуха — слова прилетели такие тихие, будто остерегались сами себя.
Иримэ призадумалась. Потом заговорила медленно, подбирая слова.
— Сиин — только слуги в личных покоях и украшения. К ним нет ревности. Если бы ты вышел не из Дворца Лепестков… весь двор страшно завидовал бы тебе.
— А теперь? Я больше не ношу треугольник из яшмы.
— Да. Но хотя двор уже узнал твое имя, он еще не понял, кем тебя считать. И… господин наш, боюсь, не знает тоже. Но ты не бойся. Верю, он поступит с тобой справедливо.
Она сжала висок, отодвинув украшение — розетку.
— Я не боюсь, госпожа.
— Ты расскажешь мне о себе? Я уже давно этого жду. — В ее тоне послышался мягкий упрек.
— Да, госпожа.
Она повела Йири в беседку, похожую на окаменевшую розовую медузу. Села на подушечку темного бархата, принесенную девочкой. Указала Йири место рядом с собой. От Иримэ пахло дождем и сливой, щека ее, гладкая, упругая, словно у ребенка, оказалась совсем рядом со щекой Йири. В сумерках разговаривать было проще — но дама распорядилась зажечь маленькие светильники в форме полураскрывшегося листа. Йири начал говорить — неуверенно, опасаясь, что эта красивая женщина, которая всегда вела себя как друг, оскорбится и уйдет, услышав, откуда он. Но та лишь тихонько смеялась — серебристо, как горный хрусталь в ее украшениях.
— Ты невероятно удачлив, мальчик. Я поражена. Какая звезда стояла над твоей колыбелью?!
Йири вздохнул. Иримэ не отвернулась — но она думает лишь об удаче. А те, кто дал ему жизнь, кто растил его — пыль для управляющей Желтым Дворцом. Она искренне рада за Йири, не думая, сколько он потерял…
* * *
Он видел ее мельком, сквозь изгородь в Нижнем парке. В светло-голубом гэри, с русыми волосами. Он замер, и воздуха не хватило на вдох. Потом осознал, что это — другая. Не Лин. Совсем не она. Ее заплетенные волосы украшали синие цветы, похожие на мохнатые ночные снежинки. К ней подошли еще девушки, и она совсем затерялась в смеющейся стайке. А потом позвали его.
Скоро Йири узнал, как ее зовут. По странной прихоти кого-то из Бестелесных имя оказалось похожим — Лаин. Лаин из семейства Тинэ, дочь чиновника — архивариуса невысокого ранга, лишь за высокую честность и знания удостоенного вызова в Сиэ-Рэн и поселенного на время выполнения порученного в маленьком павильоне недалеко от пустующего Жемчужного дворца.
Конечно, девушки вряд ли сошли бы и за сестер. Круглолицая Лин — и Лаин с худым, острым лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161