Это ты нам базар устраиваешь, - сказал Кречев. - Развел канитель на целых полгода. Говори, на сколько подписываешься?
- Э, э, как ее, как она, он еще с Матреной не посоветовался, - крикнул Барабошка.
Кто-то сдержанно тыкнул.
- Развлечения и подсказки отменяются, - железным голосом изрек Кречев и опять Прокопу: - Ну? Мы ждем.
- На десять рублей, - выдавил нехотя наконец Прокоп.
- Ты что, нищий, что ли? - крикнул Якуша. - Это Ваня Чекмарь да Ванька Вожак на десятку подписались.
- Больше не могу, - Прокоп аж вспотел.
- Хорошо. Решим сходом, какую сумму внести Прокопу Алдонину, - сказал Кречев.
И сразу ожило все, полетело со всех сторон:
- Под хрип ему... под хрип выложить... Пусть почешется!
- Не то мы все дураки, а он умна-ай...
- Дык ен, мил моя барыня, многосемейнай!.. Снисхождение детишкам окажите...
- У него дети, а у нас поросята?
- Дать под хрип!
- Верна... Топчи его, чтоб татаре боялись...
- Но-но! С чьего голоса поешь?
- Я не канарейка, ухабот сопливый!
- А в рыло не хошь?
- Хватит вам! Кому там выйти захотелось, ну? - Кречев тянул подбородок, подымаясь над столом.
Стихли. Кречев обернулся к Прокопу:
- На сколько подписываешься? Последний раз спрашиваю.
- На тридцать рублей. - Прокоп тут же и очи потупил.
- Хрен с ним... Пиши! И срок ему проставь - завтра чтоб выесть. Учти, скаред Христов, если завтра не купишь облигации, запишем в двойном размере и на голосование поставим.
Прокоп сел.
- Теперь на разное. Поступило два вопроса: во-первых, несмотря на неоднократные предупреждения, Дарья Соломатина продолжает держать шинок; и во-вторых, жалоба Матвея Назаркина на сына Андрея Егоровича Четунова. Какие соображения будут?
- Обсудить.
- Ясно. Дарья Соломатина здесь?
- Нету...
- У нас за всех баб одна Тараканиха сразу рассчитается.
- Попрошу без выпадов на личное оскорбление. Кто хочет выступить?
- А чего тут выступать? Все и так знают - Козявка шинок держит.
- Записать в протокол... То исть осудить.
- Правильно. Предупреждение по всем законам.
- Рассыльному отнесть... Под расписку ей вручить.
- Ладно... Пиши! Теперь насчет жалобы. Зачесть, или Назаркин сам скажет? Назаркин?
- Ен самый. - Из разлива голов вынырнул, словно из воды, невысокий мужичок с рыжими бровями и, беспокойно бегая глазами, затараторил:
- Значит, позиция моя вот какая - за моей девкой бегает парень Андрей Егоровича, этот самый... Соколик. Я его предупреждал насчет последствий. Это говорю, не игрушки! Потому заставал их во всех местах. И девку порол. Никакого толку. Бегает, и шабаш. Андрей Егорыч мер не принимает. Чего ж мне остается делать? Ждать приплоду? А куда я с ним тады денусь? Этого Соколика не оженишь, потому как сопляк. Вот я и предлагаю - оштрафовать его для острастки других, то есть отца. Чтоб другим было неповадно. Назаркин сел.
- Ясно. Какие будут еще предложения?
- Извиняюсь, я тоже сказать хочу, - поднялся Андрей Егорович, борода лисья с красным отливом, взгляд небесно-голубой в потолок: - К примеру, Васька Полкан... То ись Василий Сморчков, извиняюсь, держит мирского быка. Этот самый бык ходит по дворам. Бывает, и приплод от него появляется. Дак ведь мы не берем штрафа с Полкана! Наоборот, мы еще ему приплачиваем. Может, за моего сына и мне чего приплатить надо?
Весь трактир от раскрытых дверей до стола президиума загрохотал, замотал головами, заохал:
- Хо-хо-хо-хо!
- Гы-гы-гы-гы-ык... Дьявол тебя возьми-то.
- Ах-ха-ха-ха!.. Ах!.. Ах!.. А-пчхи, чхи!
- О-о! О-о! О-о! Ох, держите... Уморил Соколик, уморил...
- Ну, хватит, хватит!
- Ох! Ох! Ох-хо-хо-хо! А-а-апчхи!
- Хватит!.. - трясет звонком над головой Кречев. - Хватит!
Но слабый, дребезжащий звонок меди глохнет все в новых безудержных взрывах хохота.
10
Секретарь райкома комсомола Митрофан Тяпин вызвал к себе в кабинет Марию Обухову и Сенечку Зенина.
- Ребята, - сказал он, стоя за столом, как на трибуне, - нужна помощь в выявлении из укрытия кулаками излишков хлеба. Установка райкома, ясно?
- Ясно! - дружно ответили ребята, приподымаясь со своих стульев.
- Вы можете не вставать, - осадил их Митрофан и нахмурился, глядя куда-то себе на нос, да еще выдержку сделал, чтобы подчеркнуть важность момента... отмахнул полу пиджака, засунул правую руку в карман и для чего-то пошевелил там пальцами. - Задача следующая: Гордеевский узел отстает по сдаче излишков хлеба. Сторона лесная, глухомань... Причина якобы в отсутствии хлеба. Допустим... Но по нашим сведениям точно установлено - на прошедшем тихановском базаре хлеб оттуда был. Значит, по государственной цене излишков нет, а спекулировать на базаре - находятся. Отсюда вывод - излишки найти. Черт возьми, у них колхоз "Муравей" и тот излишки не сдал. Это ж развал! Задача номер два: товарищи, повсюду идет компания по выявлению кулаков для того, чтобы их хозяйства подготовить к индивидуальному обложению... Ведь новый сельхозналог не за горами. А у нас выяснилась такая позорная картина: в некоторых селах кулак внезапно исчез. Например, в Гордееве и Веретье. Дважды заседал тамошний актив бедноты, и кулаков не выявили. Ты, Маша, как член партии, свяжись с местной комячейкой. Помоги им. Народ ты знаешь, работала там учительницей. А ты, Семен, жми на комсомолию. Документы вам подписаны, можете взять их. Тяпин сел и зашастал рукой по столу, как слепой. - Да где они?
На столе лежали газеты, какой-то журнал, раскрытая конторская книга и серая кепка посреди бумаг. Митрофан приподнял кепку.
- Ах, вот куда я их положил! - Кепку кинул на стул, ухмыляясь, шмыгнул носом. - Мужик собрался в извоз, да шлею потерял. Получайте!
Мария и Сенечка взяли свои командировки.
- Дак нам куда, в Веретье или Гордеево? - спросил Сенечка.
- Валяйте на агрономический участок. В барский дом. Там найдутся комнаты. Да, товарищи... Чуть не забыл! В воскресенье, то есть послезавтра, День Конституции и Международный день промкооперации. Сходите в Новоселки, в колхоз "Муравей", и проведите беседу... Еще вот что - там работает тройка по чистке партии и аппарата. Помогите своей активностью... Все! С комприветом!
Тяпин тиснул своей каменной пятерней руки активистам и проводил их, поскрипывая хромовыми сапогами, до дверей.
На другой день, с утра пораньше, Мария пришла в риковские конюшни и разбудила конюха Боцана, спавшего в хомутной.
- Дядь Федь, царствие небесное проспишь! - ткнула его каблуком в мягкое место.
- А-а! - Боцан поднял с попоны нечесаную, в сенной трухе голову и удивленно захлопал глазами: - Откуда тебя принесло, мать твоя тетенька?
- Вставай! Лошадь нужна, в Гордеево ехать. Вот тебе записка от управдела.
Боцан с опухшим ото сна лицом держал в руках записку и говорил, почесываясь:
- По такой нужде ехать надо. Ждать немыслимо, дорога дальняя, - а сам ни с места. - Я тебе, Мария Васильевна, Зорьку запрягу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221