Дак я рядом с кроватью табуретку ставлю, на нее и кладу ноги. Иначе не распрямишься...
- А чего ты в артель не вступаешь? - спросил его Кречев. - Вот хоть к Федоту Ивановичу или к Успенскому?
- Успенский каменщиков набрал да штукатуров... Я ремеслу не обучен. А Федот Иванович жену родную в свою артель не пустит...
- А ты просился к нему? У Федота Ивановича дела много - летом кирпич бить, зимой - шерсть, - сказал Андрей Иванович.
- Как-то боязно... А вдруг шерстобитку поломаешь? Она, чай, денег стоит... - усмехнулся Якуша.
- Не то, Яков Васильевич, мы спим помалу и не на кровати, а на кожушке... Где усталость свалит, - усмехаясь, в тон ему ответил Федот Иванович, - а это нашему Кузе не по пузе. Тебе нужна такая артель, где бы работали за столом, и то языком.
- А кто за меня в поле работает? Ты, что ли?!
- А что ты берешь в поле-то?
- У меня всего четыре едока! - все больше раскалялся Якуша.
- У Ивана Климакова вон тоже четыре едока... А намолачивает вдвое больше твоего.
- У него навоза много.
- А ты свой навоз в прошлом году куда дел?..
- Да будет вам расходиться, мужики! - сказал Андрей Иванович. - Чего нам в чужие сусеки заглядывать? И делить нечего. Все уже поделено в восемнадцатом году, - он налил в рюмки водки. - Вот и давайте выпьем за это, значит. За Советскую власть! Поехали!
Гулко грохнула наружная дверь, и на пороге горницы вырос Федька Маклак.
- Эй, голубь! Давай к столу! - позвал его Кречев. - У нас тут еще осталось немного. Причастись!
- Я ему причащусь ковшом по лбу, - сердито сказал Андрей Иванович. - Он и без вина натворил делов.
- Чего я натворил? - хмуро спросил Маклак, но благоразумно ушел в летнюю избу.
- А где у тебя ребятня младшая? - спросил Кречев.
- В кладовой спят, - ответил Андрей Иванович. - Решетки открыты... Благодать.
- Что ж они натворили?
- Те чего натворят? Вон хлюст... Вдвоем с его атаманом, - он кивнул на Якушу, - сняли с забора мокрые портки Степана Гредного и затолкали их в печную трубу.
- Не может быть! - Кречев так и покатился, отваливаясь от стола, за ним и другие засмеялись.
- Они все могут, - словно ободренный смехом председателя, Якуша воспрянул, отвернулся всем корпусом от Федота Ивановича - послушай, мол, блоха, - и пошел работать на публику: - Вы Степана знаете? У него окромя портков да свиты никакой одежды нет. Когда ему баба портки стирает и вывешивает их ночью на забор, он ложится спать прямо в свите. Ладно. Переспал он в свите... Утром ему Настя и говорит: "Степан, порток твоих нет!" - "Куда они делись?" - "Не знаю. Только на плетне их нет". Ну кому они нужны? Ты вспомни, говорит, куда их повесила, а я посплю еще малость. Ладно. Затопила Настя печь... Что такое? Дым в трубу не идет, а в избе по полу стелется. Ну, не продохнуть. Степан ползком через порог да на улицу. А тут уж человек пять ждут его не дождутся. Ты чего, спрашивают, ай костер посреди избы разложил? Сжечь село захотел? Что вы, говорит, православные? Милосердствуйте. Настя печь затопила, а дым в избу валит. Видать, кирпичом трубу завалило. Или ворона попала... А может, галки гнездо свили? Вы давно не топили печь-то? Стоят мужики, гадают. Подошел Иван Климаков и спрашивает: ты чего, Степей, в свите? Ай заболел? Взял его за пол да как размахнет свиту. Ба-атюшки мои! Он голый, как Иисус во Ердани. Хохочут. Затвори, говорят, ворота... не то последняя скотина Степанова на волю убежит. У него ведь ни курицы, ни кошки - одни вши да блошки. А Настя на мужиков: окаянные, над чем смеетесь. Поди, кто из вас припрятал Степановы портки. Нет, говорят, они проса ломать поехали на Чакушкиной кошке. Ну, регочут, известное дело. Кто-то принес пудовую гирю на веревке. Полезли на крышу. Кинули ее в трубу - она бух как кулаком по пузе. Еще кинут - бух опять. И ни с места. Что такое? Одни кричат - гнездо галчиное. Другие помело Настино застряло. Наложи крест! Крест наложи на трубу. А может, домовой разлегся? Спроси, Степан, к худу или к добру? Наконец багор принесли. Вытащили с трудом. Портки Степановы оказались... Ну была потеха...
- А как же узнали, чья проделка? - спросил Кречев.
- Девки рассказали. К Андрею Ивановичу приходил Степан - давай штаны! Мои изорвали.
- Дал? - Кречев с удивлением поглядел на Андрея Ивановича.
- А куда ж деваться, - ответил тот. - Моя вина.
- Ну, дела, - покачал головой Кречев.
А Якуша распахнул свой серенький мятый пиджачок, подмигнул хозяйке:
- Эх, Васильевна! За твое угощение и мы тебя потешим. Где мои восьмнадцать лет? Андрей, песню!
- Какую? - спросил Андрей Иванович, подтягиваясь и расправляя плечи.
- Для начала нашу любимую... А там поглядим.
И легко, звонко запел, закинув голову, глядя в потолок с какой-то умиленной грустью, широко и вольно растягивая слова:
Укажи-и-и мне-е-е та-а-акую оби-и-итель,
Я тако-оо-ого угла-а-а не вида-а-ал.
Все сразу нахмурились, опершись локтями на стол, и, прикрыв глаза ладонями, ждали, как, жалуясь, истаивая, замирал высокий Якушин голос; и вдруг согласно и мощно, как по команде, подхватили, ахнули:
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал?
- Ну, затянули, как слепые, - сказала Надежда, проходя мимо Успенского. - Теперь до полночи простонут да прожалуются.
Успенский незаметно вышел. В летней избе возле кухонного стола стояла Маша, мыла тарелки. Он подошел и тихонько взял ее за локоть. Она обернулась к нему, улыбаясь.
- Мне с тобой поговорить давно бы надо, - сказал он.
- Ступай на волю. Я сейчас выйду, - сказала Маша.
Она повязала белую в горошину косынку и, отстукивая каблучками по деревянным ступеням, сбежала с крыльца. Он стоял возле приоконной березки, оглаживая теплую шелковистую бересту, стоял неподвижно, смотрел на белую косынку, на то, как она легким поскоком, покачивая плечами, летела к нему, и вдруг почувствовал, как ему захотелось плакать.
И в голове зашумело, замолотило в висках. "А брага-то хмельная", подумал мельком.
Маша подошла к нему, чуть потупясь, словно разглядывая перламутровые пуговицы на его застегнутом вороте, положила руку ему на плечо.
- Ну?.. Что?.. - тихо спросила она.
Он тронул губами ее волосы и с удивлением почувствовал, что они влажные и прохладные.
- Не надо, - сказала она. - Могут ненароком посмотреть в окно.
- А ты боишься?
- Не надо здесь. Пойдем отсюда.
- Куда?
- Куда-нибудь. Пойдем хоть на одоньи.
- Пойдем! - он взял ее под руку.
- Здесь не надо, - она убрала руку.
- Ну хоть за руку-то можно тебя взять? - раздраженно спросил Успенский.
- Не обижайся, Митя. Я живу у родственников, надо считаться с этим.
- Да я им что, ворота дегтем мажу?
- И так разговоры идут. Мне на эти разговоры плевать. А Надежда злится; как-никак, мол, Андрей Иванович - человек уважаемый. Чего ж вы по селу бродите? Чай, не молодые, не семнадцатилетние. Надо вам посекретничать вон, закрывайтесь в горнице и сидите сколько угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221
- А чего ты в артель не вступаешь? - спросил его Кречев. - Вот хоть к Федоту Ивановичу или к Успенскому?
- Успенский каменщиков набрал да штукатуров... Я ремеслу не обучен. А Федот Иванович жену родную в свою артель не пустит...
- А ты просился к нему? У Федота Ивановича дела много - летом кирпич бить, зимой - шерсть, - сказал Андрей Иванович.
- Как-то боязно... А вдруг шерстобитку поломаешь? Она, чай, денег стоит... - усмехнулся Якуша.
- Не то, Яков Васильевич, мы спим помалу и не на кровати, а на кожушке... Где усталость свалит, - усмехаясь, в тон ему ответил Федот Иванович, - а это нашему Кузе не по пузе. Тебе нужна такая артель, где бы работали за столом, и то языком.
- А кто за меня в поле работает? Ты, что ли?!
- А что ты берешь в поле-то?
- У меня всего четыре едока! - все больше раскалялся Якуша.
- У Ивана Климакова вон тоже четыре едока... А намолачивает вдвое больше твоего.
- У него навоза много.
- А ты свой навоз в прошлом году куда дел?..
- Да будет вам расходиться, мужики! - сказал Андрей Иванович. - Чего нам в чужие сусеки заглядывать? И делить нечего. Все уже поделено в восемнадцатом году, - он налил в рюмки водки. - Вот и давайте выпьем за это, значит. За Советскую власть! Поехали!
Гулко грохнула наружная дверь, и на пороге горницы вырос Федька Маклак.
- Эй, голубь! Давай к столу! - позвал его Кречев. - У нас тут еще осталось немного. Причастись!
- Я ему причащусь ковшом по лбу, - сердито сказал Андрей Иванович. - Он и без вина натворил делов.
- Чего я натворил? - хмуро спросил Маклак, но благоразумно ушел в летнюю избу.
- А где у тебя ребятня младшая? - спросил Кречев.
- В кладовой спят, - ответил Андрей Иванович. - Решетки открыты... Благодать.
- Что ж они натворили?
- Те чего натворят? Вон хлюст... Вдвоем с его атаманом, - он кивнул на Якушу, - сняли с забора мокрые портки Степана Гредного и затолкали их в печную трубу.
- Не может быть! - Кречев так и покатился, отваливаясь от стола, за ним и другие засмеялись.
- Они все могут, - словно ободренный смехом председателя, Якуша воспрянул, отвернулся всем корпусом от Федота Ивановича - послушай, мол, блоха, - и пошел работать на публику: - Вы Степана знаете? У него окромя портков да свиты никакой одежды нет. Когда ему баба портки стирает и вывешивает их ночью на забор, он ложится спать прямо в свите. Ладно. Переспал он в свите... Утром ему Настя и говорит: "Степан, порток твоих нет!" - "Куда они делись?" - "Не знаю. Только на плетне их нет". Ну кому они нужны? Ты вспомни, говорит, куда их повесила, а я посплю еще малость. Ладно. Затопила Настя печь... Что такое? Дым в трубу не идет, а в избе по полу стелется. Ну, не продохнуть. Степан ползком через порог да на улицу. А тут уж человек пять ждут его не дождутся. Ты чего, спрашивают, ай костер посреди избы разложил? Сжечь село захотел? Что вы, говорит, православные? Милосердствуйте. Настя печь затопила, а дым в избу валит. Видать, кирпичом трубу завалило. Или ворона попала... А может, галки гнездо свили? Вы давно не топили печь-то? Стоят мужики, гадают. Подошел Иван Климаков и спрашивает: ты чего, Степей, в свите? Ай заболел? Взял его за пол да как размахнет свиту. Ба-атюшки мои! Он голый, как Иисус во Ердани. Хохочут. Затвори, говорят, ворота... не то последняя скотина Степанова на волю убежит. У него ведь ни курицы, ни кошки - одни вши да блошки. А Настя на мужиков: окаянные, над чем смеетесь. Поди, кто из вас припрятал Степановы портки. Нет, говорят, они проса ломать поехали на Чакушкиной кошке. Ну, регочут, известное дело. Кто-то принес пудовую гирю на веревке. Полезли на крышу. Кинули ее в трубу - она бух как кулаком по пузе. Еще кинут - бух опять. И ни с места. Что такое? Одни кричат - гнездо галчиное. Другие помело Настино застряло. Наложи крест! Крест наложи на трубу. А может, домовой разлегся? Спроси, Степан, к худу или к добру? Наконец багор принесли. Вытащили с трудом. Портки Степановы оказались... Ну была потеха...
- А как же узнали, чья проделка? - спросил Кречев.
- Девки рассказали. К Андрею Ивановичу приходил Степан - давай штаны! Мои изорвали.
- Дал? - Кречев с удивлением поглядел на Андрея Ивановича.
- А куда ж деваться, - ответил тот. - Моя вина.
- Ну, дела, - покачал головой Кречев.
А Якуша распахнул свой серенький мятый пиджачок, подмигнул хозяйке:
- Эх, Васильевна! За твое угощение и мы тебя потешим. Где мои восьмнадцать лет? Андрей, песню!
- Какую? - спросил Андрей Иванович, подтягиваясь и расправляя плечи.
- Для начала нашу любимую... А там поглядим.
И легко, звонко запел, закинув голову, глядя в потолок с какой-то умиленной грустью, широко и вольно растягивая слова:
Укажи-и-и мне-е-е та-а-акую оби-и-итель,
Я тако-оо-ого угла-а-а не вида-а-ал.
Все сразу нахмурились, опершись локтями на стол, и, прикрыв глаза ладонями, ждали, как, жалуясь, истаивая, замирал высокий Якушин голос; и вдруг согласно и мощно, как по команде, подхватили, ахнули:
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал?
- Ну, затянули, как слепые, - сказала Надежда, проходя мимо Успенского. - Теперь до полночи простонут да прожалуются.
Успенский незаметно вышел. В летней избе возле кухонного стола стояла Маша, мыла тарелки. Он подошел и тихонько взял ее за локоть. Она обернулась к нему, улыбаясь.
- Мне с тобой поговорить давно бы надо, - сказал он.
- Ступай на волю. Я сейчас выйду, - сказала Маша.
Она повязала белую в горошину косынку и, отстукивая каблучками по деревянным ступеням, сбежала с крыльца. Он стоял возле приоконной березки, оглаживая теплую шелковистую бересту, стоял неподвижно, смотрел на белую косынку, на то, как она легким поскоком, покачивая плечами, летела к нему, и вдруг почувствовал, как ему захотелось плакать.
И в голове зашумело, замолотило в висках. "А брага-то хмельная", подумал мельком.
Маша подошла к нему, чуть потупясь, словно разглядывая перламутровые пуговицы на его застегнутом вороте, положила руку ему на плечо.
- Ну?.. Что?.. - тихо спросила она.
Он тронул губами ее волосы и с удивлением почувствовал, что они влажные и прохладные.
- Не надо, - сказала она. - Могут ненароком посмотреть в окно.
- А ты боишься?
- Не надо здесь. Пойдем отсюда.
- Куда?
- Куда-нибудь. Пойдем хоть на одоньи.
- Пойдем! - он взял ее под руку.
- Здесь не надо, - она убрала руку.
- Ну хоть за руку-то можно тебя взять? - раздраженно спросил Успенский.
- Не обижайся, Митя. Я живу у родственников, надо считаться с этим.
- Да я им что, ворота дегтем мажу?
- И так разговоры идут. Мне на эти разговоры плевать. А Надежда злится; как-никак, мол, Андрей Иванович - человек уважаемый. Чего ж вы по селу бродите? Чай, не молодые, не семнадцатилетние. Надо вам посекретничать вон, закрывайтесь в горнице и сидите сколько угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221