- Что у тебя за музыка в задке? - сдавленно спросил Жадов.
- Коса звенит, а что? - сказал Ларион.
- Это еще зачем?
- Коса-то? Как зачем? На обратном пути травы накошу, Сообразило...
- Тьфу, мать твою!.. - Иван скверно выругался, пошарил в задке, нашел косу, обмотанную вместе с замком и разводным ключом портянкой, и выбросил ее из телеги.
- Тпрру! - Ларион натянул вожжи.
Мерин остановился. Ларион молча спрыгнул с телеги, поднял косу и, засовывая ее под свое сиденье, под мешки, ворчал:
- Ишь ты... Сообразило. Горазд! Чужим-то добром разбрасываться.
- Об нее порежешься, дура! Вернемся с дела - я тебе три косы дам.
- Заткни их себе в ж... свои косы-то. На моей косе два лебедя. Ей цены нет, - Ларион оправил мешковину над косой и влез на телегу.
- А ну-ка, дай вожжи! - Иван вырвал у Лариона вожжи, встал на колено и огрел мерина вдоль спины кнутом.
Тот подпрыгнул, вскинул голову и, проскакав немного наметом, перешел на крупную, машистую рысь.
- Куда ты гонишь? Чай, лошадь не казенная, - проворчал Ларион.
- Молчи! - цыкнул Иван. - Не то суну дулю под дых, и запоешь у меня другим голосом.
Когда перевалили крутобокий Волчий овраг и выехали на просторное попово поле, потянуло свежим ветерком, из-за горбины заречного Бреховского бугра поползли темные навалистые облака, похожие на растрепанные копны сена. Вскоре они закидали, заслонили луну, и на земле стало таинственнее и глуше, словно телега въехала в Сырое ущелье. К Большим Бочагам подъехали в кромешной мгле.
Жадов остановил лошадь у крайней избы, кинул Лариону вожжи и, спрыгнув с телеги, подошел к окну и трижды стукнул тихонько в наличник. Из сеней моментально вынырнул малый в фуфайке и в кепке и со словами "Все готово!" прыгнул на телегу вместе с Жадовым, взял у Лариона вожжи и стал править.
Ехали безо всякой дороги, по задам, проваливались в какие-то ямы, поднимались на буераки, телегу кренило во все стороны, она то гулко грохала, то жалобно скрипела, разрывая душу Лариону.
- Скоро, что ль? - не вытерпел он. - Того и гляди, ось поломаем.
- Цыц! - прохрипел Иван, поймал его за шею и больно сдавил позвонки. Башку оторву...
Наконец остановились возле высокого, на сваях, амбара. Жадов и бочаговский парень спрыгнули с телеги.
- Чего сидишь? - засипел Жадов на Лариона. - Слезай! Держи лошадь!
Ларион спрыгнул, взял мерина за повод.
- Где ключ? - спросил малый.
- Вот, - Жадов сунул ему ключ.
Тот подошел к двери, а Жадов рылся в телеге, шуршал соломой.
- Где у тебя мешки-то? - спросил шепотом у Лариона.
- Да где? Подо мной были...
Жадов нащупал наконец мешки, потянул их с телеги, из них вывалилась коса и загремела, ударившись о ступицу колеса. Парень как ужаленный отскочил от двери, а Жадов заскрежетал зубами, зашипел:
- Дура мокрошлепая... Башку тебе этой косой отрезать...
- Да кинь ее в лопухи, - сказал тихо парень.
- Чего? Чтоб по ней нас накрыли... - просипел Жадов. - Сообразило! Засунь ее себе в штаны. Если я еще наткнусь на нее, руки отсеку, - и парню: - Ключ подходит?
- Отпер уже.
- Где фонарь?
- У меня, - просипел парень.
Они скрылись в амбаре, притворив за собой дверь, и через минуту сквозь кошачий лаз в нижнем углу амбарной двери слабо замерцал желтый свет. Ларион положил косу опять в задок, под солому и, одинокий в этой ночной тишине, вдруг почувствовал страх. Ну что, если застанут их? Куда бежать? В какую сторону? Не видать ни черта... Дороги нет; погонишь - на первой же ямине из телеги выбросит. Кольями убьют. И лошадь с телегой отберут...
И хмель-то весь как рукой сняло. Он держал мерина за оброть и чувствовал, как бьет его ознобом, словно в лихорадке. Ажно зубы стучат и живот подводит...
Наконец погас в амбарной щели свет, скрипнула дверь, и на пороге вырос Жадов с двумя пухлыми мешками. Кинув их в телегу, крикнул приглушенно:
- Накрой соломой!
А сам опять в амбар. Появились вместе с тем парнем, неся еще три мешка.
- Дверь отворить? - спросил парень.
- Запри... Чем позже хватятся, тем лучше. Садись, Сообразило! - сказал Жадов, укладывая в телегу и эти мешки, и, обернувшись, парню: - А ты выведи лошадь на дорогу.
Парень взял мерина под уздцы, Жадов с Ларионом взлезли на телегу и поехали.
- Куда править? - спросил Ларион, когда выехали в конец Больших Бочагов.
- Давай в Прудки!
- Но, Манькой, ходи помаленьку!
- Нет, не помаленьку, а езжай как следует, - приказал Жадов. - Не то опять возьму вожжи...
Не доезжая до Прудков, Жадов поймал левую вожжу и рывком потянул ее на себя, сворачивая мерина с ухабистой дороги.
- Чего такое? - спросил Ларион.
- Давай в объезд... Низом.
- Куда ж править?
- На Богоявленский перевоз.
Но до перевоза они не доехали. В Липовой роще, там, где кончается озеро Лука и начинается длинный пологий спуск к реке, их остановил негромкий протяжный свист, похожий на ленивый загадочный посвист ястреба. Жадов перехватил у Лариона вожжи и резко осадил лошадь. Из кустов вылез широкоплечий человек и, подойдя к телеге, заговорил голосом Лысого, соседа Лариона:
- Здорово, Сообразило! - потом засмеялся и ткнул его шутливо в бок.
Ларион от удивления язык проглотил.
- Ну, что? - спросил Жадов.
- Все в порядке, - сказал Лысый.
- Берите мешки! - приказал Жадов и спрыгнул с телеги.
Парень и Лысый взяли по мешку, а Жадов сразу два и, обернувшись к Лариону, сказал:
- А ты чего сидишь? Бери пятый мешок. Айда за нами.
Ларион тоже закинул на загорбину мягкий, но нетяжелый мешок, от которого резко несло нафталином, и несколько минут вместе со всеми продирался сперва липовым лесом, а потом ивняковыми зарослями. Наконец вышли на песчаную речную мель. Здесь приткнулась у косы здоровенная черная лодка. Они сложили мешки в лодку, и Лысый с Жадовым, кряхтя, врастопырку, отпятив зады, стали сталкивать ее в воду. Потом одновременно прыгнули в нее и разобрали весла.
- Сообразило, поезжай на перевоз! - наказал из лодки Жадов. - А ты, Пашка, держись на телеге. Не то он вздумает еще по глупости удрать... Смотри у меня, Сообразило, не сболтни чего лишнего Ивану Веселому. Скажешь, мол, в Агишево едешь, поросят купить. Сегодня там базар.
- Ладно, скажу, - отозвался Ларион.
- За перевозом, на Овечьей плеши, возле дуба, свернешь направо. А дальше тебе Пашка дорогу укажет. Мы вас будем ждать на Куликовой косе. Поезжайте!
Жадов сел, зашлепали по воде весла, и широкая неуклюжая посудина стала медленно разворачиваться носом к тому берегу.
Сенькин кордон был самым дальним пристанищем Зареченского лесничества: здесь, на границе Ермиловского леса, на месте давних порубок выкорчевали десятин пять сухого лога уремы, засеяли их клевером да тимофеевкой, а на красном взъеме, в сосновом бору, срубили просторную избу с широким подворьем и сараем с поветью. Здесь когда-то были отгоны для породистых симментальских коров ермиловского лесничего, жили скотницы да лесной сторож и объездчик Сенька Кнут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221