Ты, товарищ, бей окошки,
А я стану дверь ломать!
Нам милиция знакома,
А тюрьма - родная мать.
Но жарить уток не пришлось. От деревни, прямиком через весь выгон, ныряя в кочках, торопливо размахивая руками, бежала Фрося. Незастегнутый плюшевый сак разлетался полами в стороны, делая ее еще приземистей и толще. Не добежав до кузницы трех сажен, она повалилась на траву и заголосила:
- Разорили нас, разорили ироды-ы! Иван! Ива-а-ан! Что нам делать теперя-а! Ой, головушка горькая! Где взять такую прорву хлеба-а?
- Что случилось? Чего вопишь, заполошная? Скажи толком! - подался к ней Иван Никитич.
Она подняла голову, отерла слезы и, всхлипывая, кривя губы, сказала:
- Подворкой обложили нас. Сто пудов ржи!
- Кто тебе сказал?
- Рассыльный бумагу принес из Советов. Я как прочла, так и хрястнулась. В глазах потемнело. Это ж опять готовь рублей пятьсот... А где их взять?
- Возвышаев с Родькой накладывали, пускай они и ищут. А у меня ни хлеба такого, ни денег нет.
- Дак ведь скотину сведут со двора, из дому самих выгонят. Задание-то какое? Чтоб в недельный срок рассчитаться.
- Да что ж это такое? - растерянно обернулся Костылин. - Что ж это делается, мужики?
Федорок только шумно вздохнул по-лошадиному и скверно выругался:
- Вот тебе и выпили!
- Иван Никитич, продай ты лавку. Весь соблазн от нее идет, - сказал Бородин.
- Да что я за нее возьму? Мне и трех сотен не дадут за нее. Да и кто ее теперь купит?
- Ах, кто теперь купит? - подхватила со злорадством Фрося, вставая на ноги. - Довел до точки... Докатился до оврага. Как я тебе говорила? Продай ты ее к чертовой матери! Чтоб глаза не мозолить... А ты что? В дело мое не суйся! Завел торговое дело! Эх ты, мужик сиволапый. С каленой-то рожей да в купеческий ряд полез. Где они ноне, купцы-то? С головой-то которые - все поразъехались. Где Зайцев? Где Каманины? Серовы? Плюнули на эту канитель да уехали. А ты дело завел? Вот и тряси теперь штанами-то... Иди в Совет сейчас же! Проси ревизию на лавку провесть. Все, скажи, чего потянет, обчеству отдам. А остальное, мол, не обессудьте. Нету-у! Ни хлеба нет, ни денег. Пускай хоть с обыском идут...
- Да, да... Я, пожалуй, пойду в Совет. Так вот и скажу... может, Возвышаева застану. Так вот я и скажу, - деревянно бормотал Костылин. - Вы уж извиняйте, мужики. Выпить не пришлось. Мне не до праздника.
- Какой теперь, к чертовой матери, праздник, - сказал Бородин. Поехали, Федор!
- Эхма, - вздохнул опять Селютан. - Рожу бы намылить кому-нибудь... Кому? Подскажите!
Но, не дождавшись ответа, плюнул и пошел отвязывать лошадь.
Долго ехали молча, обогнув вдоль Святого болота ольховый лес, ехали домой, не договариваясь. О чем говорить? От кого прятаться? Где? Разве есть такое место, где можно пересидеть, пережить эту чертову карусель? Вон как ее раскрутили, разогнали, не советуясь ни с кем, никого не спрашивая. Ну и что, ежели ты в стороне стоишь или задом обернулся? Думаешь, мимо пронесет, не заденет? Как же, проехало!.. Вон, Костылина оглоушили из-за угла оглоблей - и оглянуться не успел. Тоже, поди, думал - в стороне отсижусь, в кузнице. Нет, прав Федор - нечего бояться и прятаться. Заглазно, глядишь, и меня самого оглоушат, вроде того же Костылина. Уж Сенечка не упустит такой момент. Уклонист, скажет... Чуждый элемент. Обложить, как зажиточного! И никто из бедноты не заступится. Спасибо, в тот раз с излишками сена Ванятка упредил. И Надежда молодец - тройку гусей не пожалела, отнесла Ротастенькому. И сам он на Кречева нажал... Вот и сняли сто пудов сена. Не то, гляди, об одной лошади остался бы. Нет, не в луга - домой надо ехать. А там будь что будет.
Бородин так увлекся своими мыслями, что не заметил, как удалился от него Селютан, ехавший передом. Он услыхал дальний выстрел и вскинул голову. Федорок, подняв кепку на ружье, махал ею в воздухе. Андрей Иванович понял, что лошадь взяла левее, на Мучинский лес, чтобы выйти на торную дорогу, ведущую на Большие Бочаги, знакомую ей по частым наездам в гости. Натянув правый повод, он ударил ее каблуками по бокам и пустил в намет. Селютан поджидал его на окраине Пантюхина.
- Ты чего, уснул, что ли? Или в лес по грибы надумал? - шумел он и крутил на месте своего вороного мерина. - Ехал, ехал, оглянулся - нет моего Бородина. Уж не черти ли, думаю, в болото затащили? А он вон игде в гости к лешему подался. Все, поди, сам с собою гутаришь?
- Небось загутаришь, ежели голова кругом идет, - нехотя отозвался Бородин. - Через Пантюхино поедем?
- Нет, свернем в Волчий овраг и по оврагу выедем на тихановские зада. Чего мы скрозь села поскачем? Да с ружьями... как казаки-разбойники. Ребятишек пугать?
- Поедем оврагом, - согласился Бородин.
Свернули в ложок, переходящий в дальний овраг, поехали конь о конь.
- Ну, чо ты нос повесил? - спросил Селютан. - Тебя-то еще не обложили?
- Подойдет время, и нас с тобой обложат.
- Опять двадцать пять! Ну и хрен с ней, пускай обкладывают.
- Тебе все - хрен с ней. Разбегутся мужики, опустеют села, и запсеет наша земля, как при военном коммунизме. Помнишь, что говорил Иван-пророк?
- Какой пророк?
- Ну, Петухов.
- Ах, куриный апостол! Ну как же? "Ох воля-воля, всем горям горе. Настанет время - да взыграет сучье племя, сперва бар погрызет, потом бросится на народ. От села до села не останется ни забора, ни кола, все лопухом зарастет. Копыто конское найдете - дивиться будете: что за зверь такой ходил по земле. Есть будете каменья, а с... поленья..." - заученно твердил Федорок, посмеиваясь.
- Ты помнишь, как его брали? Я-то на войне был.
- А как же? Помню. Это весной было. Нет, зимой, в восемнадцатом году, по первому заходу брали его, когда купцов трясли. Приехали за ним из уезда. Мы еще к Елатьме относились. Привели их свои, Звонцов из Гордеева да Иов Агафонович, в матросской форме, с наганом. Тоже волостным комиссаром был. За подпись свою брал бутылку самогонки. Чего хошь подпишет, только покажи - где каракулю поставить. Сам - ни бумбум, читать не умел. Да и те, уездные, были такие же аргамаки - ни читать, ни писать только по полю скакать. Иссеры, одним словом.
- Да, в ту пору здесь левые эсеры заправляли.
- Какая разница! Один хрен.
- Тебе все едино; сажаешь всех на хрен, как на пароход.
- Дак ты будешь слушать или нет?
- Ну давай! Ври, да знай меру.
- Я вру?! Да мне сама Федора рассказывала. Прибежала к нам, как его увезли, и вся треской трясется. Все рассказала, как было. Вот пришли они и говорят ему: Иван Петухов, ты есть настоящий агитатор за божье писание, то есть чистая контра. Посему подпиши обязательство, что отрекаешься от своих вредных речей. А он им говорит: что богом записано, то сатане не стереть. Каждый делает то, что ему предназначено. Вы зачем пришли? Забирать меня? Вот и забирайте безо всяких обязательств. Ишь ты, говорят, какой настырный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221