Вы имеете дорогую вещь... Дайте сюда!
Он снял у Кулька с плеча треногу, ловко отвинтил аппарат, уложил его в ящик и спросил с готовностью:
- Куда нести?
- В сани! - приказал Кречев.
Яков Парфеныч сам отнес оба аппарата в сани, переложил их сеном, чтоб не бились друг о друга, и все приговаривал:
- Оптика - вещь хрупкая. Она требует к себе мягкого обращения.
- Вот чудак-человек! - усмехнулся Кулек. - Тебе-то от того какая выгода? У тебя же их отобрали! Насовсем отобрали, понимаешь?
- Отчего ж не понимать, - отвечал Яков Парфеныч и жалко улыбался. Авось еще возвернут.
- Ага, возвернут, после дождичка в четверг...
- Ты вот что, отвезешь в райштаб аппараты и валяй прямо на Выселки, к дому Матвея Амвросимова, - сказал Кречев. - Здесь больше делать нечего.
- А вдруг золотишко отыщется? - осклабился Кулек.
- В кармане унесем. Езжай!
В сенях Кречева встретили гомоном и смехом столпившиеся бабы и мужики.
- Вы чего тут, или нашли что?
- Тонино золото. Вот оно, смотри, - сказал Биняк, указывая на две кучи странных предметов.
Приглядевшись, Кречев увидел целый ворох опаленных овечьих ног и еще кучу драных шерстяных чулок и носков.
- Это что такое? Откуда?
- С чердака скинули, - сказал Биняк. - Это ж надо! Шестьдесят четыре ноги. Шашнадцать баранов с осени съели.
- Батюшки мои! Они их, чай, живьем глотали...
- Яков Парфеныч, а вы их, случаем, не на мыло перегоняли, баранов-ти?
- Дак ведь гостей много бывало... Каждый базарный день все гости, смущенно оправдывался Яков Парфенович.
- А чулки драные тоже гости вам набросали?
- А може, черти в них бегают по чердаку-то?
- Эдак на чертей да на баранов век не наработаешься...
- Им теперь не страшно и на поселении жить - одними бараньими ногами прокормятся...
Из дверей выглянула пылающая Антонина Васильевна и гневно крикнула:
- Какое ваше дело до моей жизни? Вы зачем сюда пришли? Чертей да баранов переписывать? Или издевательствами заниматься?
- Ой, гли-ка, напужала!
- Ты не кричи, Фефела! Тебе дело говорят...
- Граждане и товарищи! - повысил голос Кречев. - Немедленно прекратите выпады насчет оскорблений! Нам такого права никто не давал. Боевая группа задание свое выполнила... Все! Прошу очистить помещение. А вас, товарищи Кирюхины, еще раз предупреждаю - в течение двадцати четырех часов вы здесь полные хозяева. Задержитесь дольше означенного срока - пеняйте на себя.
Из братьев Амвросимовых первым решили брать старшего, Матвея, жившего в двухэтажном кирпичном доме. Встретили их чинно, вежливо за стол посадили; только угощать не стали. Хозяин дома, Матвей Платонович, словно ходячий шкап, громоздкий, неповоротливый мужик с бритым кирпичного цвета лицом, прошел в передний угол, сел под образами и, сложив на коленях заскорузлые руки, спросил:
- Постановление насчет конфискации имущества имеется?
- Вот... Пожалуйста. - Кречев достал из планшетки постановление актива сельсовета и подал хозяину.
Матвей Платонович достал с божницы картонный футлярчик, вынул очки в тонкой стальной оправе, неторопливо приладил их на крючковатый нос, стал читать.
Хозяйка, бледная, с испугом на лице, стояла возле деревянной лестницы, ведущей на второй этаж, и глядела в каменно-неподвижное лицо хозяина, готовая мигом сорваться с места, чтоб исполнить любой приказ его. На ней была простенькая ситцевая кофточка, в горошинку фартук и полосатая понева свойского тканья. На ногах полусапожки с высокими боковыми резинками. Сверху в пролет лестницы с таким же испугом и выжиданием глядела на родителей дочь-невеста, желтокосая, в цветастом сарафане. И вся эта семейная троица была спаяна не только страхом выжидания, но и твердой, отчаянной решимостью - встретить стойко, с достойным спокойствием свою нелегкую судьбу.
- Так, так... Значит, дом и все имущество - и движимое, и недвижимое.
- Так точно... Раскастрация всего имущества, - подтвердил Ванятка Бородин. - Чтобы, значит, раз и навсегда искоренить всякую заразу частной собственности.
- А на каком таком основании у меня решили сделать эту самую раскастрацию, а вот у него, у Ванятки, ничего не трогать? - спросил хозяин Кречева.
- А чего у него брать-то? Охапку шоболов? - хмыкнул Кречев.
- Дак что ж выходит, вы его шоболами брезгуете? Раз всех решили объединять в колхоз, тогда и всякое имущество валите в одну кучу.
- Когда очередь дойдет до колхоза, все соберем. Но вас допускать до колхоза не имеем права, - ответил Кречев.
- Почему? Или я рылом не вышел? Или работник плохой?
- Потому как вы идете по кулацкой линии, то есть эксплуататор человеческого труда.
- Кого же я исплуатировал? Мы работников отродясь не держали. В артели нас было три брата с семьями.
- Вот братьев своих и семью вы это самое... эксплуатировали.
- Как? Разве они одни работали, а я прохлаждался? Спроси вон Феклу, кивнул он на хозяйку.
- Ей веры нет. Потому как она тоже член кулацкой семьи. И пойдет заодно с вами.
- А братья мои?
- И они тоже подлежат конфискации.
- А их за что?
- За то же самое. У них тожеть дома двухэтажные и дворы каменные.
- Да кто же кого у нас в артели исплуатировал?
- Пустой разговор ведем. Постановление есть ясное и понятное: кто нажил не своим трудом большие средства - раскулачить.
- А чьим же трудом я наживал все это? - Матвей Платонович округло обвел руками, указывая на просторный кирпичный дом, хорошо оштукатуренный, с фигурными наплывами на потолке под висячей лампой, с широким карнизом, с крашенной в голубой цвет дощатой перегородкой, с широкой железной кроватью со светлыми шишечками, с тюлевыми занавесками на окнах, с венскими стульями вокруг тяжелого дубового стола. - Может, ты мне помогал построить все это и нажить? Или Ванятка, или вон Биняк?
- Оно и то сказать, что не в одной артели ты старался, а и на торговле подрабатывал, - отозвался Биняк.
- Верно. Хлебом торговал. Скупал на базаре, нанимал обозы, перевозил на пристань, на Ватажку. Вон, Семен Жернаков подтвердит. Он тоже торговал.
Жернаков густо покраснел и отвернулся к окну.
- По три, по четыре тысячи пудов за базар брали с братом. Полны амбары семейные насыпали. Барыш - копейка за пуд. Тридцать, ну, сорок рублей на двоих заработку. Дак это ж работа! Мы ж не гноили хлеб-то, а сухоньким доставляли его на речные суда. В города отсылали... И за это нас теперь казнить надо?
- Никто вас не казнит, - потупился Кречев, - а только в колхоз не велено пущать. Поскольку вы идете по статье зажиточных. Сам товарищ Каганович указание давал. И товарищ Штродах из Рязани присылал инструкцию. Чтоб не смешивать с трудящимися, с бедняцко-середняцкою массой, а отправлять вас на поселения...
- Каганович да Штродов? Что-то не слыхали мы этих фамилий, когда в гражданскую казаков ломали. А теперь, вишь ты, сыскались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221
Он снял у Кулька с плеча треногу, ловко отвинтил аппарат, уложил его в ящик и спросил с готовностью:
- Куда нести?
- В сани! - приказал Кречев.
Яков Парфеныч сам отнес оба аппарата в сани, переложил их сеном, чтоб не бились друг о друга, и все приговаривал:
- Оптика - вещь хрупкая. Она требует к себе мягкого обращения.
- Вот чудак-человек! - усмехнулся Кулек. - Тебе-то от того какая выгода? У тебя же их отобрали! Насовсем отобрали, понимаешь?
- Отчего ж не понимать, - отвечал Яков Парфеныч и жалко улыбался. Авось еще возвернут.
- Ага, возвернут, после дождичка в четверг...
- Ты вот что, отвезешь в райштаб аппараты и валяй прямо на Выселки, к дому Матвея Амвросимова, - сказал Кречев. - Здесь больше делать нечего.
- А вдруг золотишко отыщется? - осклабился Кулек.
- В кармане унесем. Езжай!
В сенях Кречева встретили гомоном и смехом столпившиеся бабы и мужики.
- Вы чего тут, или нашли что?
- Тонино золото. Вот оно, смотри, - сказал Биняк, указывая на две кучи странных предметов.
Приглядевшись, Кречев увидел целый ворох опаленных овечьих ног и еще кучу драных шерстяных чулок и носков.
- Это что такое? Откуда?
- С чердака скинули, - сказал Биняк. - Это ж надо! Шестьдесят четыре ноги. Шашнадцать баранов с осени съели.
- Батюшки мои! Они их, чай, живьем глотали...
- Яков Парфеныч, а вы их, случаем, не на мыло перегоняли, баранов-ти?
- Дак ведь гостей много бывало... Каждый базарный день все гости, смущенно оправдывался Яков Парфенович.
- А чулки драные тоже гости вам набросали?
- А може, черти в них бегают по чердаку-то?
- Эдак на чертей да на баранов век не наработаешься...
- Им теперь не страшно и на поселении жить - одними бараньими ногами прокормятся...
Из дверей выглянула пылающая Антонина Васильевна и гневно крикнула:
- Какое ваше дело до моей жизни? Вы зачем сюда пришли? Чертей да баранов переписывать? Или издевательствами заниматься?
- Ой, гли-ка, напужала!
- Ты не кричи, Фефела! Тебе дело говорят...
- Граждане и товарищи! - повысил голос Кречев. - Немедленно прекратите выпады насчет оскорблений! Нам такого права никто не давал. Боевая группа задание свое выполнила... Все! Прошу очистить помещение. А вас, товарищи Кирюхины, еще раз предупреждаю - в течение двадцати четырех часов вы здесь полные хозяева. Задержитесь дольше означенного срока - пеняйте на себя.
Из братьев Амвросимовых первым решили брать старшего, Матвея, жившего в двухэтажном кирпичном доме. Встретили их чинно, вежливо за стол посадили; только угощать не стали. Хозяин дома, Матвей Платонович, словно ходячий шкап, громоздкий, неповоротливый мужик с бритым кирпичного цвета лицом, прошел в передний угол, сел под образами и, сложив на коленях заскорузлые руки, спросил:
- Постановление насчет конфискации имущества имеется?
- Вот... Пожалуйста. - Кречев достал из планшетки постановление актива сельсовета и подал хозяину.
Матвей Платонович достал с божницы картонный футлярчик, вынул очки в тонкой стальной оправе, неторопливо приладил их на крючковатый нос, стал читать.
Хозяйка, бледная, с испугом на лице, стояла возле деревянной лестницы, ведущей на второй этаж, и глядела в каменно-неподвижное лицо хозяина, готовая мигом сорваться с места, чтоб исполнить любой приказ его. На ней была простенькая ситцевая кофточка, в горошинку фартук и полосатая понева свойского тканья. На ногах полусапожки с высокими боковыми резинками. Сверху в пролет лестницы с таким же испугом и выжиданием глядела на родителей дочь-невеста, желтокосая, в цветастом сарафане. И вся эта семейная троица была спаяна не только страхом выжидания, но и твердой, отчаянной решимостью - встретить стойко, с достойным спокойствием свою нелегкую судьбу.
- Так, так... Значит, дом и все имущество - и движимое, и недвижимое.
- Так точно... Раскастрация всего имущества, - подтвердил Ванятка Бородин. - Чтобы, значит, раз и навсегда искоренить всякую заразу частной собственности.
- А на каком таком основании у меня решили сделать эту самую раскастрацию, а вот у него, у Ванятки, ничего не трогать? - спросил хозяин Кречева.
- А чего у него брать-то? Охапку шоболов? - хмыкнул Кречев.
- Дак что ж выходит, вы его шоболами брезгуете? Раз всех решили объединять в колхоз, тогда и всякое имущество валите в одну кучу.
- Когда очередь дойдет до колхоза, все соберем. Но вас допускать до колхоза не имеем права, - ответил Кречев.
- Почему? Или я рылом не вышел? Или работник плохой?
- Потому как вы идете по кулацкой линии, то есть эксплуататор человеческого труда.
- Кого же я исплуатировал? Мы работников отродясь не держали. В артели нас было три брата с семьями.
- Вот братьев своих и семью вы это самое... эксплуатировали.
- Как? Разве они одни работали, а я прохлаждался? Спроси вон Феклу, кивнул он на хозяйку.
- Ей веры нет. Потому как она тоже член кулацкой семьи. И пойдет заодно с вами.
- А братья мои?
- И они тоже подлежат конфискации.
- А их за что?
- За то же самое. У них тожеть дома двухэтажные и дворы каменные.
- Да кто же кого у нас в артели исплуатировал?
- Пустой разговор ведем. Постановление есть ясное и понятное: кто нажил не своим трудом большие средства - раскулачить.
- А чьим же трудом я наживал все это? - Матвей Платонович округло обвел руками, указывая на просторный кирпичный дом, хорошо оштукатуренный, с фигурными наплывами на потолке под висячей лампой, с широким карнизом, с крашенной в голубой цвет дощатой перегородкой, с широкой железной кроватью со светлыми шишечками, с тюлевыми занавесками на окнах, с венскими стульями вокруг тяжелого дубового стола. - Может, ты мне помогал построить все это и нажить? Или Ванятка, или вон Биняк?
- Оно и то сказать, что не в одной артели ты старался, а и на торговле подрабатывал, - отозвался Биняк.
- Верно. Хлебом торговал. Скупал на базаре, нанимал обозы, перевозил на пристань, на Ватажку. Вон, Семен Жернаков подтвердит. Он тоже торговал.
Жернаков густо покраснел и отвернулся к окну.
- По три, по четыре тысячи пудов за базар брали с братом. Полны амбары семейные насыпали. Барыш - копейка за пуд. Тридцать, ну, сорок рублей на двоих заработку. Дак это ж работа! Мы ж не гноили хлеб-то, а сухоньким доставляли его на речные суда. В города отсылали... И за это нас теперь казнить надо?
- Никто вас не казнит, - потупился Кречев, - а только в колхоз не велено пущать. Поскольку вы идете по статье зажиточных. Сам товарищ Каганович указание давал. И товарищ Штродах из Рязани присылал инструкцию. Чтоб не смешивать с трудящимися, с бедняцко-середняцкою массой, а отправлять вас на поселения...
- Каганович да Штродов? Что-то не слыхали мы этих фамилий, когда в гражданскую казаков ломали. А теперь, вишь ты, сыскались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221