Но вскоре все должно было вернуться в нормальное русло, а до тех пор она могла наслаждаться жизнью за границей. В телеграмме отец сообщил номер счета в швейцарском банке.
— У нас куча денег, — сказала ей Мария. — Достаточно, чтобы совершить кругосветное путешествие. Но в Европе идет война, так что Франция исключается. Германия и Англия — тоже.
— Давай поедем в Америку, — предложила Дженифер. — Мы могли бы побывать в Нью-Йорке. Ни разу не была в Нью-Йорке.
— А как? У меня нет американского гражданства. Ехать невозможно, раз в Еврепе война. Вот ты могла бы сесть на пароход Красного Креста — у тебя есть преимущество как у гражданки Соединенных Штатов, но ведь остается опасность нарваться на мину или немецкую подводную лодку. Я, во всяком случае, не испытываю ни малейшего желания ехать в Нью-Йорк. Останемся на лето здесь. Гитлер со дня на день одержит победу, и все закончится.
Им суждено было прожить в Швейцарии три года. В первую же ночь они стали любовницами. Хотя предложение это ошеломило Дженифер, она не испытывала отвращения, более того, ей было даже немного любопытно. В ее глазах Мария все еще оставалась школьной богиней, стоящей на высоком пьедестале. К тому же логическое объяснение, данное Марией, исключало всякое подозрение насчет противоестественности таких отношений.
— Мы нравимся друг другу, — сказала она. — Я хочу, чтобы перед тобой открылся мир секса, чтобы ты испытала восхитительное чувство оргазма, пронизывающее все твое существо, чтобы ты узнала это не тогда, когда тобой неумело и грубо овладеет какой-нибудь неотесанный мужлан. Мы не совершаем ничего предосудительного. Мы не лесбиянки, как эти ужасные ненормальные существа, что коротко стригутся и носят мужскую одежду. Мы — две женщины, которые обожают друг друга и умеют быть нежными и любящими.
В ту ночь Мария разделась и гордо предстала перед Дженифер. Тело у нее было великолепно, но Дженифер испытала тайное удовольствие от того, что ее собственное тело значительно красивее и эффектнее. Она застенчиво сбросила одежду на пол и едва обнажила грудь, как услышала изумленный возглас Марии:
— Ты еще восхитительнее, чем я мечтала, — с нежностью произнесла она. Легкими ласкающими движениями она любовно погладила груди Дженифер и, подавшись вперед, прижалась к ним лицом, — Понимаешь, я люблю твою красоту и ценю ее. Мужчина сейчас разрывал бы ее.
Нежными пальцами она пробежала по всему телу Дженифер. К своему удивлению, та начала испытывать возбуждение… по ее телу прошла легкая дрожь…
— Пойдем. — Мария взяла ее за руку. — Давай ляжем и выкурим по сигарете.
— Нет, Мария. Трогай меня еще, — взмолилась Дженифер.
— Потом. Я буду и трогать, и обнимать тебя, чтобы ты испытала наслаждение. Но я хочу, чтобы ты чувствовала себя со мной умиротворенной. Я буду нежна…
Мария и вправду была нежна и очень терпелива: ночь от ночи ее ласки становились все более изысканными и интимными; постепенно она приучила Дженифер, преодолевая стыдливость, отвечать на них.
— Нельзя быть только любимой, нужно любить в ответ, — внушала ей Мария. — Доведи меня до экстаза так же, как я тебя.
С каждой ночью Мария требовала от нее все более утонченных и бурных ласк, пока Дженифер, наконец, не обнаружила, что сама отвечает Марии так же пылко и страстно, достигая таких вершин чувственного наслаждения, о существовании которых раньше не смела и мечтать.
Ей доставляла удовольствие двойственность их отношений с Марией. Ночью она страстно желала Марию, ненасытную и пылкую. Однако днем она относилась к ней просто как к подруге. Никаких других личных привязанностей у нее не было. Когда они ходили по магазинам или осматривали достопримечательности в незнакомых маленьких городках, Мария была для нее просто девушкой, и никакого влечения к ней она не испытывала. Часто им встречались привлекательные мужчины — инструкторы по лыжам, студенты, — и Дженифер обнаружила, что такие встречи даются ей не без труда. Мария оставалась глухой к предложениям молодых людей, однако Дженифер находила некоторых из них весьма привлекательными. Много раз во время танца она ощущала, как радостно трепещет все ее тело от тесного соприкосновения с сильным мужским торсом. Когда юноша шептал ей любовные признания, она испытывала неудержимое желание ответить ему взаимностью.
Однажды ей удалось ускользнуть на короткую прогулку с одним особенно красивым парнем из Панамы. Он был студентом-медиком и намеревался после войны ехать в Нью-Йорк продолжать учиться. Он хотел ее, они целовались, и она почувствовала, что, отвечая на его поцелуи, прижимается к нему с такой же страстью. Как прекрасно было сжимать сильные мужские плечи, чувствовать выпуклую мужскую грудь, прижимающуюся к твоей… ощущать силу требовательных мужских рук после нежных и податливых рук Марии… упругость мужских губ. Она отчаянно хотела этого парня, но все-таки сумела оторваться от него и вернулась в кафе.
От Марии не ускользнуло ее отсутствие, и ночью, когда они остались одни, между ними произошла небольшая сцена.
Дженифер клялась, что у нее просто разболелась голова и ей захотелось подышать свежим воздухом. Только в постели Мария смягчилась и отошла.
Но в основном все было замечательно. Мария оказалась безумно щедрой и расточительной. Она покупала подруге красивую одежду. Дженифер научилась кататься на лыжах, стала говорить по-фраяпузски свободно и бегло. Когда им надоедала Лозанна, они переезжали в Женеву.
После трех лет пребывания Марии в Швейцарии, ее отец захотел, чтобы она вернулась домой, но она отказалась. Тогда в 1944 году он приостановил выплаты по ее счету в банке, и выбора у Марии не осталось:
— Ты поедешь со мной, — сказала она Дженифер. — Но нам придется сдать твой обратный билет в Америку, иначе у меня не хватит денег.
Дженифер понимала, что, сдавая билет, она отрезает себе путь к свободе. За минувший год она стала все больше уставать от посягательств Марии на свое тело, однако Кливленд и мать влекли ее куда меньше. Но Испания! Быть может, она найдет себе какого-нибудь красивого испанца из хорошей семьи. Ей двадцать три года, и с точки зрения физиологии она-девственница… почему бы и нет?
В Испании Дженифер пробыла больше года. Она знакомилась со многими мужчинами, потенциальными женихами. Некоторые оказались бы вполне подходящими, но Мария, словно коршун, зорко следила за каждым ее шагом. Их повсюду сопровождала одна из тетушек Марии. Сама же Мария отвергала все ухаживания, следя за тем, чтобы и у Дженифер ничего не получалось. Та была в отчаянии. То, что Мария обладала как бы правом собственности на нее, становилось невыносимым. Впервые в жизни ей стал понятен страх матери перед бедностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
— У нас куча денег, — сказала ей Мария. — Достаточно, чтобы совершить кругосветное путешествие. Но в Европе идет война, так что Франция исключается. Германия и Англия — тоже.
— Давай поедем в Америку, — предложила Дженифер. — Мы могли бы побывать в Нью-Йорке. Ни разу не была в Нью-Йорке.
— А как? У меня нет американского гражданства. Ехать невозможно, раз в Еврепе война. Вот ты могла бы сесть на пароход Красного Креста — у тебя есть преимущество как у гражданки Соединенных Штатов, но ведь остается опасность нарваться на мину или немецкую подводную лодку. Я, во всяком случае, не испытываю ни малейшего желания ехать в Нью-Йорк. Останемся на лето здесь. Гитлер со дня на день одержит победу, и все закончится.
Им суждено было прожить в Швейцарии три года. В первую же ночь они стали любовницами. Хотя предложение это ошеломило Дженифер, она не испытывала отвращения, более того, ей было даже немного любопытно. В ее глазах Мария все еще оставалась школьной богиней, стоящей на высоком пьедестале. К тому же логическое объяснение, данное Марией, исключало всякое подозрение насчет противоестественности таких отношений.
— Мы нравимся друг другу, — сказала она. — Я хочу, чтобы перед тобой открылся мир секса, чтобы ты испытала восхитительное чувство оргазма, пронизывающее все твое существо, чтобы ты узнала это не тогда, когда тобой неумело и грубо овладеет какой-нибудь неотесанный мужлан. Мы не совершаем ничего предосудительного. Мы не лесбиянки, как эти ужасные ненормальные существа, что коротко стригутся и носят мужскую одежду. Мы — две женщины, которые обожают друг друга и умеют быть нежными и любящими.
В ту ночь Мария разделась и гордо предстала перед Дженифер. Тело у нее было великолепно, но Дженифер испытала тайное удовольствие от того, что ее собственное тело значительно красивее и эффектнее. Она застенчиво сбросила одежду на пол и едва обнажила грудь, как услышала изумленный возглас Марии:
— Ты еще восхитительнее, чем я мечтала, — с нежностью произнесла она. Легкими ласкающими движениями она любовно погладила груди Дженифер и, подавшись вперед, прижалась к ним лицом, — Понимаешь, я люблю твою красоту и ценю ее. Мужчина сейчас разрывал бы ее.
Нежными пальцами она пробежала по всему телу Дженифер. К своему удивлению, та начала испытывать возбуждение… по ее телу прошла легкая дрожь…
— Пойдем. — Мария взяла ее за руку. — Давай ляжем и выкурим по сигарете.
— Нет, Мария. Трогай меня еще, — взмолилась Дженифер.
— Потом. Я буду и трогать, и обнимать тебя, чтобы ты испытала наслаждение. Но я хочу, чтобы ты чувствовала себя со мной умиротворенной. Я буду нежна…
Мария и вправду была нежна и очень терпелива: ночь от ночи ее ласки становились все более изысканными и интимными; постепенно она приучила Дженифер, преодолевая стыдливость, отвечать на них.
— Нельзя быть только любимой, нужно любить в ответ, — внушала ей Мария. — Доведи меня до экстаза так же, как я тебя.
С каждой ночью Мария требовала от нее все более утонченных и бурных ласк, пока Дженифер, наконец, не обнаружила, что сама отвечает Марии так же пылко и страстно, достигая таких вершин чувственного наслаждения, о существовании которых раньше не смела и мечтать.
Ей доставляла удовольствие двойственность их отношений с Марией. Ночью она страстно желала Марию, ненасытную и пылкую. Однако днем она относилась к ней просто как к подруге. Никаких других личных привязанностей у нее не было. Когда они ходили по магазинам или осматривали достопримечательности в незнакомых маленьких городках, Мария была для нее просто девушкой, и никакого влечения к ней она не испытывала. Часто им встречались привлекательные мужчины — инструкторы по лыжам, студенты, — и Дженифер обнаружила, что такие встречи даются ей не без труда. Мария оставалась глухой к предложениям молодых людей, однако Дженифер находила некоторых из них весьма привлекательными. Много раз во время танца она ощущала, как радостно трепещет все ее тело от тесного соприкосновения с сильным мужским торсом. Когда юноша шептал ей любовные признания, она испытывала неудержимое желание ответить ему взаимностью.
Однажды ей удалось ускользнуть на короткую прогулку с одним особенно красивым парнем из Панамы. Он был студентом-медиком и намеревался после войны ехать в Нью-Йорк продолжать учиться. Он хотел ее, они целовались, и она почувствовала, что, отвечая на его поцелуи, прижимается к нему с такой же страстью. Как прекрасно было сжимать сильные мужские плечи, чувствовать выпуклую мужскую грудь, прижимающуюся к твоей… ощущать силу требовательных мужских рук после нежных и податливых рук Марии… упругость мужских губ. Она отчаянно хотела этого парня, но все-таки сумела оторваться от него и вернулась в кафе.
От Марии не ускользнуло ее отсутствие, и ночью, когда они остались одни, между ними произошла небольшая сцена.
Дженифер клялась, что у нее просто разболелась голова и ей захотелось подышать свежим воздухом. Только в постели Мария смягчилась и отошла.
Но в основном все было замечательно. Мария оказалась безумно щедрой и расточительной. Она покупала подруге красивую одежду. Дженифер научилась кататься на лыжах, стала говорить по-фраяпузски свободно и бегло. Когда им надоедала Лозанна, они переезжали в Женеву.
После трех лет пребывания Марии в Швейцарии, ее отец захотел, чтобы она вернулась домой, но она отказалась. Тогда в 1944 году он приостановил выплаты по ее счету в банке, и выбора у Марии не осталось:
— Ты поедешь со мной, — сказала она Дженифер. — Но нам придется сдать твой обратный билет в Америку, иначе у меня не хватит денег.
Дженифер понимала, что, сдавая билет, она отрезает себе путь к свободе. За минувший год она стала все больше уставать от посягательств Марии на свое тело, однако Кливленд и мать влекли ее куда меньше. Но Испания! Быть может, она найдет себе какого-нибудь красивого испанца из хорошей семьи. Ей двадцать три года, и с точки зрения физиологии она-девственница… почему бы и нет?
В Испании Дженифер пробыла больше года. Она знакомилась со многими мужчинами, потенциальными женихами. Некоторые оказались бы вполне подходящими, но Мария, словно коршун, зорко следила за каждым ее шагом. Их повсюду сопровождала одна из тетушек Марии. Сама же Мария отвергала все ухаживания, следя за тем, чтобы и у Дженифер ничего не получалось. Та была в отчаянии. То, что Мария обладала как бы правом собственности на нее, становилось невыносимым. Впервые в жизни ей стал понятен страх матери перед бедностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152