Во всех мельчайших деталях Дженифер выглядела, как настоящая кинозвезда, она была почти радостной. Поздоровавшись с сенатором, Кевин и Анна удалились.
Как только они ушли, Уинстон бросился к кровати и обнял Дженифер.
— Бог мой, я чуть не умер от страха. Врач так странно говорил по телефону… сказал, что тебе необходима операция, намекал, что свадьбу, наверное, придется отложить. И вот, ты передо мной… такая красивая… Что эта за операция, дорогая?
Дженифер пристально посмотрела на него.
— Очень серьезная, Уин. Останутся шрамы, и я не смогу иметь детей… и еще я буду…
— Молчи… ни слова больше. — Он с обожанием смотрел на нее. — Можно, я тебе что-то скажу? Я носился с этим только ради тебя. С детьми, имею в виду. В моем возрасте это уже не имеет особого значения. Мне казалось, что тебе этого сильно хотелось, и я делал вид, будто для меня это тоже существенно. Мне нужна только ты, неужели тебе непонятно?..
Она еще крепче прижалась к нему.
— Ах, Уин! — Слезы облегчения заструились по ее щекам.
Он погладил ее по голове.
— Ведь ты же не боялась, что потеряешь меня? О моя красавица, ты никогда меня не потеряешь. Неужели ты не понимаешь, что я только и начал жить благодаря тебе? — Он поцеловал ее груди сквозь прозрачную ткань. — Ты — это все, чего я хочу… не детей, а тебя… ты — единственная женщина, которая что-то разбудила во мне. Бог мои, Дженифер, до того, как я узнал тебя, я думал, во мне чего-то не хватает. Винил во всем Элеонору. Бедная Элеонора, она была тут совершенно ни при чем. Она ничего не вызывала во мне, а я, вероятно, тоже оставлял ее холодной. Но с тобой… Вначале, когда мы познакомились, я отворачивался от тебя, помнишь?
Она кивнула и погладила его голову, покоящуюся у нее на груди. Он поцеловал ее в шею.
— Но ты изменила меня, заставила понять, что я не тебя избегал, а просто боялся и бежал от себя самого. И едва ты вошла в мою квартиру, я уже знал, что у нас с тобой все будет по-другому. Дхенифер, ты научила меня любить. Я никогда не смог бы теперь отказаться от этого. — Он начал ласкать ее груди. — Вот мои дети, — с нежностью произнес он. — Единственные дети, которых я хочу. Прижиматься лицом к этому совершенству каждую ночь… — Он осекся, задев пальцем за бинт. — Что такое? Что они сделали с одной из моих крошек?
Улыбка на ее лице застыла, словно приклеенная.
— Так, ничего… Была небольшая киста…
— Но ведь шрама не останется! — Он пришел в неописуемый ужас.
— Нет, Уинстон, мне ее извлекли с помощью иглы. Никакого шрама не будет.
— Это самое главное. Пусть удаляют даже яичники — мне совершенно безразлично. Это не ты — я ведь никогда не видел их. Лишь бы не трогали моих крошек… — Он опять начал ласкать ее груди. — И почему этот доктор говорил по телефону таким мрачным голосом? Не стал мне ничего объяснять, велел только быстрее приезжать.
— Он… он знал, что я хочу детей… и…
— Почему же он просто не сказал, что тебе необходимо удалить матку? — Он покачал головой. — Эти доктора, вечно они перестраховываются и сгущают краски. Но я рад, что приехал. Уеду и буду представлять, как держу тебя в своих объятиях. — Он прижал ее к себе. — Хочу сохранить это воспоминание. Я не смогу вернуться раньше пятницы. — Он написал номер телефона. — Скажи Анне, чтобы позвонила мне сразу же после операции. Если меня не будет на месте, мне передадут.
Он остановился в дверях и посмотрел на нее так пристально, словно видел впервые.
— Я люблю тебя, Дженифер… только тебя — ты ведь веришь мне, правда? Она улыбнулась.
— Да, Уин, я знаю…
И долго еще после его ухода эта застывшая улыбка не сходила с ее лица.
В полночь к ней зашел доктор Галенс.
— Мы начнем в восемь утра, — ободряюще сказал он. — И, Дженифер… все будет в порядке. Она улыбнулась.
— Конечно, все будет в порядке.
В три часа ночи Дженифер соскользнула с кровати и тихо приоткрыла дверь. Больничный коридор был едва освещен, но она разглядела медсестру около лифта. Она прикрыла дверь и быстро оделась. Слава богу, что она пришла сюда в брюках и теплом пальто, чтобы сбить с толку фоторепортеров. Она взяла косынку и повязала голову. Затем на цыпочках вышла в коридор, прокралась по стене и спряталась в нише, где стоял титан. Дежурная сестра сидела за столом и что-то записывала в тетрадь. Пройти к лифту, минуя ее, было невозможно. Оставалось стоять в нише и надеяться, что рано или поздно сестра покинет свой пост. Приходилось только молиться, чтобы никто не обнаружил, где она прячется.
Большие часы на стене громко тикали, а сестра все писала и писала что-то в свою тетрадь. По шее Дженифер заструился пот. Она ощутила, как ее овевают потоки тепла, словно она стоит у печки. Черт-это батарея отопления. Внезапно раздался звонок. О, слава богу, звонит какой-то пациент! Но сестра продолжала писать. Оглохла она, что ли? Звонок опять зазвенел, на этот раз, более настойчиво.
«Ну иди же, иди!» — безмолвно кричала Дженифер.
Словно в ответ на ее молчаливую мольбу звонок звенел опять и теперь звенел не умолкая. Сестра поднялась, словно в летаргическом сне, посмотрела на номер палаты, обозначенный загоревшимся глазком, и пошла по коридору.
Проследив, как та зашла в палату, Дженифер быстро побежала к лифту.
«Нет, пройдет слишком много времени, пока он подойдет, да и шуметь будет. Лестница…»
Она сбежала вниз на восемь пролетов. Добежав до вестибюля, она еле отдышалась. Осторожно огляделась по сторонам — никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Лифтер курил, разговаривая с регистратором. Выбежав на улицу, она прошла несколько кварталов пешком, прежде чем остановила такси. К себе в отель она добралась в четыре часа утра.
Обнаружив на следующее утро, что палата пуста, сестра немедленно сообщила об этом доктору Галенсу, и тот сразу же позвонил Дженифер в отель. Ее номер не отвечал, и он настоял, чтобы помощник управляющего распорядился взломать дверь.
Она лежала на кровати в самом красивом своем платье и в полном сценическом гриме, зажав в руке пустой пузырек из-под снотворного.
На столе лежали две записки. В той, что была адресована Анне, говорилось:
"Анна! Ни один бальзамировщик не смог бы наложить мне грим так, как это умею я сама. Слава богу, что у меня есть «куколки». Извини, что не смогу быть на твоей свадьбе. Я люблю тебя.
Джен".
В записке Уинстону Адамсу было написано:
"Дорогой Уин! Я была вынуждена уйти, чтобы спасти твоих крошек. Спасибо тебе за то, что все почти сбылось.
Дженифер".
Сенатор Адамс никак не объяснил содержание записки. Когда его обступили репортеры, он скупо произнес:
— Никаких комментариев.
Анна тоже не раскрыла рта. Доктор Галенс наотрез отказался обсуждать заболевание Дженифер. За день до смерти она перенесла незначительную операцию, ничего больше он добавить не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
Как только они ушли, Уинстон бросился к кровати и обнял Дженифер.
— Бог мой, я чуть не умер от страха. Врач так странно говорил по телефону… сказал, что тебе необходима операция, намекал, что свадьбу, наверное, придется отложить. И вот, ты передо мной… такая красивая… Что эта за операция, дорогая?
Дженифер пристально посмотрела на него.
— Очень серьезная, Уин. Останутся шрамы, и я не смогу иметь детей… и еще я буду…
— Молчи… ни слова больше. — Он с обожанием смотрел на нее. — Можно, я тебе что-то скажу? Я носился с этим только ради тебя. С детьми, имею в виду. В моем возрасте это уже не имеет особого значения. Мне казалось, что тебе этого сильно хотелось, и я делал вид, будто для меня это тоже существенно. Мне нужна только ты, неужели тебе непонятно?..
Она еще крепче прижалась к нему.
— Ах, Уин! — Слезы облегчения заструились по ее щекам.
Он погладил ее по голове.
— Ведь ты же не боялась, что потеряешь меня? О моя красавица, ты никогда меня не потеряешь. Неужели ты не понимаешь, что я только и начал жить благодаря тебе? — Он поцеловал ее груди сквозь прозрачную ткань. — Ты — это все, чего я хочу… не детей, а тебя… ты — единственная женщина, которая что-то разбудила во мне. Бог мои, Дженифер, до того, как я узнал тебя, я думал, во мне чего-то не хватает. Винил во всем Элеонору. Бедная Элеонора, она была тут совершенно ни при чем. Она ничего не вызывала во мне, а я, вероятно, тоже оставлял ее холодной. Но с тобой… Вначале, когда мы познакомились, я отворачивался от тебя, помнишь?
Она кивнула и погладила его голову, покоящуюся у нее на груди. Он поцеловал ее в шею.
— Но ты изменила меня, заставила понять, что я не тебя избегал, а просто боялся и бежал от себя самого. И едва ты вошла в мою квартиру, я уже знал, что у нас с тобой все будет по-другому. Дхенифер, ты научила меня любить. Я никогда не смог бы теперь отказаться от этого. — Он начал ласкать ее груди. — Вот мои дети, — с нежностью произнес он. — Единственные дети, которых я хочу. Прижиматься лицом к этому совершенству каждую ночь… — Он осекся, задев пальцем за бинт. — Что такое? Что они сделали с одной из моих крошек?
Улыбка на ее лице застыла, словно приклеенная.
— Так, ничего… Была небольшая киста…
— Но ведь шрама не останется! — Он пришел в неописуемый ужас.
— Нет, Уинстон, мне ее извлекли с помощью иглы. Никакого шрама не будет.
— Это самое главное. Пусть удаляют даже яичники — мне совершенно безразлично. Это не ты — я ведь никогда не видел их. Лишь бы не трогали моих крошек… — Он опять начал ласкать ее груди. — И почему этот доктор говорил по телефону таким мрачным голосом? Не стал мне ничего объяснять, велел только быстрее приезжать.
— Он… он знал, что я хочу детей… и…
— Почему же он просто не сказал, что тебе необходимо удалить матку? — Он покачал головой. — Эти доктора, вечно они перестраховываются и сгущают краски. Но я рад, что приехал. Уеду и буду представлять, как держу тебя в своих объятиях. — Он прижал ее к себе. — Хочу сохранить это воспоминание. Я не смогу вернуться раньше пятницы. — Он написал номер телефона. — Скажи Анне, чтобы позвонила мне сразу же после операции. Если меня не будет на месте, мне передадут.
Он остановился в дверях и посмотрел на нее так пристально, словно видел впервые.
— Я люблю тебя, Дженифер… только тебя — ты ведь веришь мне, правда? Она улыбнулась.
— Да, Уин, я знаю…
И долго еще после его ухода эта застывшая улыбка не сходила с ее лица.
В полночь к ней зашел доктор Галенс.
— Мы начнем в восемь утра, — ободряюще сказал он. — И, Дженифер… все будет в порядке. Она улыбнулась.
— Конечно, все будет в порядке.
В три часа ночи Дженифер соскользнула с кровати и тихо приоткрыла дверь. Больничный коридор был едва освещен, но она разглядела медсестру около лифта. Она прикрыла дверь и быстро оделась. Слава богу, что она пришла сюда в брюках и теплом пальто, чтобы сбить с толку фоторепортеров. Она взяла косынку и повязала голову. Затем на цыпочках вышла в коридор, прокралась по стене и спряталась в нише, где стоял титан. Дежурная сестра сидела за столом и что-то записывала в тетрадь. Пройти к лифту, минуя ее, было невозможно. Оставалось стоять в нише и надеяться, что рано или поздно сестра покинет свой пост. Приходилось только молиться, чтобы никто не обнаружил, где она прячется.
Большие часы на стене громко тикали, а сестра все писала и писала что-то в свою тетрадь. По шее Дженифер заструился пот. Она ощутила, как ее овевают потоки тепла, словно она стоит у печки. Черт-это батарея отопления. Внезапно раздался звонок. О, слава богу, звонит какой-то пациент! Но сестра продолжала писать. Оглохла она, что ли? Звонок опять зазвенел, на этот раз, более настойчиво.
«Ну иди же, иди!» — безмолвно кричала Дженифер.
Словно в ответ на ее молчаливую мольбу звонок звенел опять и теперь звенел не умолкая. Сестра поднялась, словно в летаргическом сне, посмотрела на номер палаты, обозначенный загоревшимся глазком, и пошла по коридору.
Проследив, как та зашла в палату, Дженифер быстро побежала к лифту.
«Нет, пройдет слишком много времени, пока он подойдет, да и шуметь будет. Лестница…»
Она сбежала вниз на восемь пролетов. Добежав до вестибюля, она еле отдышалась. Осторожно огляделась по сторонам — никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Лифтер курил, разговаривая с регистратором. Выбежав на улицу, она прошла несколько кварталов пешком, прежде чем остановила такси. К себе в отель она добралась в четыре часа утра.
Обнаружив на следующее утро, что палата пуста, сестра немедленно сообщила об этом доктору Галенсу, и тот сразу же позвонил Дженифер в отель. Ее номер не отвечал, и он настоял, чтобы помощник управляющего распорядился взломать дверь.
Она лежала на кровати в самом красивом своем платье и в полном сценическом гриме, зажав в руке пустой пузырек из-под снотворного.
На столе лежали две записки. В той, что была адресована Анне, говорилось:
"Анна! Ни один бальзамировщик не смог бы наложить мне грим так, как это умею я сама. Слава богу, что у меня есть «куколки». Извини, что не смогу быть на твоей свадьбе. Я люблю тебя.
Джен".
В записке Уинстону Адамсу было написано:
"Дорогой Уин! Я была вынуждена уйти, чтобы спасти твоих крошек. Спасибо тебе за то, что все почти сбылось.
Дженифер".
Сенатор Адамс никак не объяснил содержание записки. Когда его обступили репортеры, он скупо произнес:
— Никаких комментариев.
Анна тоже не раскрыла рта. Доктор Галенс наотрез отказался обсуждать заболевание Дженифер. За день до смерти она перенесла незначительную операцию, ничего больше он добавить не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152