Развитие идет от простого к сложному, поэтому человеческий разум есть высшая из известных ступеней эволюции. Отец говорил: ничтожный мозг лягушки в миллион раз сложнее звезды. Для него человеческий разум был первым нейроном будущей самоосознающей Вселенной. Искра во мраке, от которой возгорится пламя всевселенского разума.
Рейчел задумчиво морщила лоб.
- Идея красивая. Назвать ее религиозной сложно, но в ней много оптимизма.
- Из нее можно и практические выводы делать. Если через нас Вселенной предстоит осознать себя, то выжить - моральный долг человечества. Великий подарок осознания мы обязаны сохранить. Следовательно, мы должны прекратить войны. Понимание нашей ответственности перед Вселенной - отличная база для создания полного комплекта выполнимых законов, целой новой этики…
Поразмыслив над сказанным, Рейчел спросила:
- А ты согласен с таким взглядом на Вселенную и на роль человека?
- Еще несколько недель назад я думал именно так. Однако мои последние видения хотя бы отчасти опровергают эту концепцию.
Рейчел положила руку мне на колено.
- Не забывай, мы можем только гадать, что значат твои последние видения. И между прочим, теория твоего отца не исключает существования Создателя… Ты, кстати, по-прежнему опасаешься, что можешь умереть, если не попадешь в Иерусалим до сна о распятии на кресте?
В последнее время мне некогда было прислушиваться к себе и размышлять о возвышенном: я был полностью поглощен беготней от властей земных.
- Некоторую настоятельную потребность быть в Иерусалиме я чувствую, хотя она стала слабее. Возможно, сам факт, что мы туда летим, снимает напряжение.
- Если ты боишься сна о распятии, то просто скажи себе: от снов не умирают!
Ну, это еще неизвестно.
- Давай лучше поговорим о тебе. Ты называешь себя верующей. А во что, собственно, ты веришь?
- Не вижу в твоем вопросе связи с происходящим.
- У каждого из нас есть своей резон лететь в этом самолете. И вопрос, во что ты веришь, мне не кажется досужим.
Рейчел вдруг печально нахмурилась.
- Я пришла к Богу очень поздно. Ребенком меня никогда не водили в синагогу или в церковь.
- Почему?
- Мой отец навсегда отвернулся от Бога, когда ему было семь.
- Почему в таком нежном возрасте?
- Семь лет ему исполнилось в немецком концентрационном лагере.
Что-то внутри меня похолодело.
Взгляд Рейчел стал рассеянным. Она вся ушла в воспоминания.
- Мой отец видел, как убивали его отца. Даже по стандартам фашистского лагеря это исключительный случай. Войска союзников приближались, и эсэсовцы ликвидировали заключенных. Один охранник изобрел «игру»: миловал того заключенного, который своими руками убьет другого несчастного. Конечно, мой дедушка отказался выжить таким способом. Он был хирургом в Берлине. Встречался с Фрейдом, переписывался с Юнгом…
Эта семейная история заставила меня совсем другими глазами посмотреть на профессиональную карьеру Рейчел.
- Охранник забил моего дедушку до смерти на глазах семилетнего мальчика, моего будущего отца. И мальчик раз и навсегда решил для себя, что Бог, который позволяет такое, достоин не молитвы, а проклятия.
Мне хотелось сказать что-нибудь успокаивающее. Но что можно сказать, когда слышишь такое?
- Моему будущему отцу повезло - он получил разрешение эмигрировать в Америку. Его приютили дальние родственники в Бруклине. - Рейчел печально улыбнулась. - Дядя Милтон, простой слесарь и верующий человек, яростно возмущался тем, что мальчик отпал от Бога и наотрез отказывается ходить в синагогу. Однако дядя Милтон понимал, через что мальчик прошел, и оставил его в покое. Когда отец достиг совершеннолетия, он сменил фамилию Вайс на Уайт, переехал в Куинс и прекратил видеться с приемными родителями, только деньги им посылал. Затем он женился на равнодушной к религии нееврейке - и я получила подчеркнуто атеистическое воспитание.
Я слушал и ушам своим не верил. Вот как бывает: сто раз видишь человека на американской улице или в офисе и понятия не имеешь, какая за этим лицом трагическая эпопея.
- Отлученная от религии, я чувствовала себя чужой среди друзей - все они ходили в церковь или в синагогу. Религия притягивала меня как запретный плод, будила любопытство. Когда мне исполнилось семнадцать, я разыскала дядю Милтона. Он рассказал мне то, о чем умалчивали родители.
Многие маленькие тайны личности Рейчел вдруг обрели для меня смысл. Мне стали понятны и ее строгие наряды, и ее профессиональная холодноватость в общении, и ее яростное неприятие насилия…
- В том, что я стала настоящей еврейкой, - продолжала Рейчел, - больше личных эмоций и политического вызова, чем веры и желания угодить Богу.
- Ну, это не так уж плохо.
- Плохо, плохо! Если ты спросишь, как я понимаю Бога, мой ответ не будет иметь ни малейшего отношения к Торе или к Талмуду. Я своего Бога вывела из того, что видела в собственной жизни.
- Любопытно! И как же ты понимаешь Бога?
- Я считаю, что акт Творения заключается в создании чего-то, доселе не существовавшего. Но раз Бог есть Совершенство, то он может сотворить доселе несуществовавшее только одним способом: создав Несовершенное. Чтобы создать нечто, на Него непохожее, он вынужден создавать Несовершенное! Понимаешь? Все совершенное есть Бог. А мы - остальное.
- Понимаю.
- Я верю в то, что людям, дабы они отличались от Бога, дана возможность выбирать. Свобода воли. И свобода воли имеет смысл лишь в том случае, если за неверным выбором следует весьма реальная боль. Именно поэтому столько зла в мире. Я не знаю, в рамки какой религии можно втиснуть мои взгляды, и мне плевать: это моя вера, другой мне не надо.
- Ты удачно объясняешь мир в том виде, в котором он сейчас существует. Но проходишь мимо главной тайны: почему у Бога, Всемогущего и Совершенного, вообще возникла потребность что-либо создать? Особенно если он мог создать только Несовершенное!
- Думаю, этого мы никогда не узнаем.
- А надо бы. Наше солнце, если верить ученым, намерено гореть еще как минимум пять миллиардов лет. Даже если Вселенная перестанет разлетаться и действительно кончит Большим сжатием - противоположностью Большого взрыва, то это произойдет не раньше чем через двадцать миллиардов лет. Если человечество само себя не уничтожит, у него впереди уйма времени, чтобы ответить на этот вопрос. А возможно, и на все остальные вопросы.
Рейчел улыбнулась.
Вглядываясь в ее темные глаза, я постепенно понимал, как ничтожно мало я о ней знаю.
- Ты хоть и прикидываешься заурядной, - сказал я с ласковой улыбкой, - но обычной тебя не назовешь. Эх, вот бы тебе поговорить с Филдингом!
- А что он думал о Боге?
- У Филдинга было особое отношение к проблеме Зла. Христианин по воспитанию, он не уставал повторять, что иудаизм и христианство никогда всерьез не рассматривали проблему Зла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Рейчел задумчиво морщила лоб.
- Идея красивая. Назвать ее религиозной сложно, но в ней много оптимизма.
- Из нее можно и практические выводы делать. Если через нас Вселенной предстоит осознать себя, то выжить - моральный долг человечества. Великий подарок осознания мы обязаны сохранить. Следовательно, мы должны прекратить войны. Понимание нашей ответственности перед Вселенной - отличная база для создания полного комплекта выполнимых законов, целой новой этики…
Поразмыслив над сказанным, Рейчел спросила:
- А ты согласен с таким взглядом на Вселенную и на роль человека?
- Еще несколько недель назад я думал именно так. Однако мои последние видения хотя бы отчасти опровергают эту концепцию.
Рейчел положила руку мне на колено.
- Не забывай, мы можем только гадать, что значат твои последние видения. И между прочим, теория твоего отца не исключает существования Создателя… Ты, кстати, по-прежнему опасаешься, что можешь умереть, если не попадешь в Иерусалим до сна о распятии на кресте?
В последнее время мне некогда было прислушиваться к себе и размышлять о возвышенном: я был полностью поглощен беготней от властей земных.
- Некоторую настоятельную потребность быть в Иерусалиме я чувствую, хотя она стала слабее. Возможно, сам факт, что мы туда летим, снимает напряжение.
- Если ты боишься сна о распятии, то просто скажи себе: от снов не умирают!
Ну, это еще неизвестно.
- Давай лучше поговорим о тебе. Ты называешь себя верующей. А во что, собственно, ты веришь?
- Не вижу в твоем вопросе связи с происходящим.
- У каждого из нас есть своей резон лететь в этом самолете. И вопрос, во что ты веришь, мне не кажется досужим.
Рейчел вдруг печально нахмурилась.
- Я пришла к Богу очень поздно. Ребенком меня никогда не водили в синагогу или в церковь.
- Почему?
- Мой отец навсегда отвернулся от Бога, когда ему было семь.
- Почему в таком нежном возрасте?
- Семь лет ему исполнилось в немецком концентрационном лагере.
Что-то внутри меня похолодело.
Взгляд Рейчел стал рассеянным. Она вся ушла в воспоминания.
- Мой отец видел, как убивали его отца. Даже по стандартам фашистского лагеря это исключительный случай. Войска союзников приближались, и эсэсовцы ликвидировали заключенных. Один охранник изобрел «игру»: миловал того заключенного, который своими руками убьет другого несчастного. Конечно, мой дедушка отказался выжить таким способом. Он был хирургом в Берлине. Встречался с Фрейдом, переписывался с Юнгом…
Эта семейная история заставила меня совсем другими глазами посмотреть на профессиональную карьеру Рейчел.
- Охранник забил моего дедушку до смерти на глазах семилетнего мальчика, моего будущего отца. И мальчик раз и навсегда решил для себя, что Бог, который позволяет такое, достоин не молитвы, а проклятия.
Мне хотелось сказать что-нибудь успокаивающее. Но что можно сказать, когда слышишь такое?
- Моему будущему отцу повезло - он получил разрешение эмигрировать в Америку. Его приютили дальние родственники в Бруклине. - Рейчел печально улыбнулась. - Дядя Милтон, простой слесарь и верующий человек, яростно возмущался тем, что мальчик отпал от Бога и наотрез отказывается ходить в синагогу. Однако дядя Милтон понимал, через что мальчик прошел, и оставил его в покое. Когда отец достиг совершеннолетия, он сменил фамилию Вайс на Уайт, переехал в Куинс и прекратил видеться с приемными родителями, только деньги им посылал. Затем он женился на равнодушной к религии нееврейке - и я получила подчеркнуто атеистическое воспитание.
Я слушал и ушам своим не верил. Вот как бывает: сто раз видишь человека на американской улице или в офисе и понятия не имеешь, какая за этим лицом трагическая эпопея.
- Отлученная от религии, я чувствовала себя чужой среди друзей - все они ходили в церковь или в синагогу. Религия притягивала меня как запретный плод, будила любопытство. Когда мне исполнилось семнадцать, я разыскала дядю Милтона. Он рассказал мне то, о чем умалчивали родители.
Многие маленькие тайны личности Рейчел вдруг обрели для меня смысл. Мне стали понятны и ее строгие наряды, и ее профессиональная холодноватость в общении, и ее яростное неприятие насилия…
- В том, что я стала настоящей еврейкой, - продолжала Рейчел, - больше личных эмоций и политического вызова, чем веры и желания угодить Богу.
- Ну, это не так уж плохо.
- Плохо, плохо! Если ты спросишь, как я понимаю Бога, мой ответ не будет иметь ни малейшего отношения к Торе или к Талмуду. Я своего Бога вывела из того, что видела в собственной жизни.
- Любопытно! И как же ты понимаешь Бога?
- Я считаю, что акт Творения заключается в создании чего-то, доселе не существовавшего. Но раз Бог есть Совершенство, то он может сотворить доселе несуществовавшее только одним способом: создав Несовершенное. Чтобы создать нечто, на Него непохожее, он вынужден создавать Несовершенное! Понимаешь? Все совершенное есть Бог. А мы - остальное.
- Понимаю.
- Я верю в то, что людям, дабы они отличались от Бога, дана возможность выбирать. Свобода воли. И свобода воли имеет смысл лишь в том случае, если за неверным выбором следует весьма реальная боль. Именно поэтому столько зла в мире. Я не знаю, в рамки какой религии можно втиснуть мои взгляды, и мне плевать: это моя вера, другой мне не надо.
- Ты удачно объясняешь мир в том виде, в котором он сейчас существует. Но проходишь мимо главной тайны: почему у Бога, Всемогущего и Совершенного, вообще возникла потребность что-либо создать? Особенно если он мог создать только Несовершенное!
- Думаю, этого мы никогда не узнаем.
- А надо бы. Наше солнце, если верить ученым, намерено гореть еще как минимум пять миллиардов лет. Даже если Вселенная перестанет разлетаться и действительно кончит Большим сжатием - противоположностью Большого взрыва, то это произойдет не раньше чем через двадцать миллиардов лет. Если человечество само себя не уничтожит, у него впереди уйма времени, чтобы ответить на этот вопрос. А возможно, и на все остальные вопросы.
Рейчел улыбнулась.
Вглядываясь в ее темные глаза, я постепенно понимал, как ничтожно мало я о ней знаю.
- Ты хоть и прикидываешься заурядной, - сказал я с ласковой улыбкой, - но обычной тебя не назовешь. Эх, вот бы тебе поговорить с Филдингом!
- А что он думал о Боге?
- У Филдинга было особое отношение к проблеме Зла. Христианин по воспитанию, он не уставал повторять, что иудаизм и христианство никогда всерьез не рассматривали проблему Зла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136