Чего я боюсь, сэр? Я боюсь, что эта машина сможет шантажировать нас почище, чем когда-то Советский Союз с его тысячами ядерных боеголовок. Штука в том, что против «Тринити» у нас нет средств устрашения. У него нет детей, которых он стремится защитить от гибели. У него нет городов. Нет населения. Никаких обязательств ни перед кем! Можно предположить, что он заинтересован в собственном выживании. Но явно в меньшей степени, чем мы!
- Шантажировать нас? - растерянно повторил Маккаскелл. - Это же просто машина. Чего она, черт возьми, может хотеть?
За кольцом дисплеев раздался странный лязг.
- Везут Година, - пояснил Скоу.
Три солдата подкатили кровать Година к овальному столу. За ними шли еще четыре парня с тележками с медицинской аппаратурой и стойкой капельницы. Процессию замыкали доктор Кейз и Гели.
- Он в сознании? - спросил Маккаскелл.
Доктор Кейз выступил вперед и торжественно произнес:
- Я объявляю при свидетелях, что я был решительно против перевоза больного из стерильного помещения в эту конюшню. Стресс от перемещения и…
- Хватит, мы все поняли, можете не волноваться за свою репутацию, - сказал Маккаскелл, вставая и подходя к кровати.
Годин слабо махнул Гели рукой. Она подскочила и приподняла его голову. Старик дышал с еще большим трудом, чем прежде.
- Мы с вами знакомы, мистер Годин, - сказал Маккаскелл. - Ни у вас, ни у меня сейчас нет времени для светских любезностей. Поэтому прямо к делу. Скажите, с какой целью вы нарушили приказ президента и загрузили нейрослепок в машину?
Годин поморгал, как человек, попавший из темноты в яркий свет.
- "Тринити" еще не заговорил? - спросил он.
- Нет. А что, должен?
- Конечно.
- Вы не ответили на мой вопрос. В чем причина вашего неповиновения?
- Будто не понимаете?
- Нет, не понимаю.
- Мистер Маккаскелл, все прежние системы потерпели неудачу. Американская демократия - самый благородный эксперимент из всех - тоже закончилась крахом. Наступила пора для чего-то по-настоящему нового.
- Вы говорите о политических системах?
- По мнению Руссо, демократия была бы идеальной системой, будь люди безупречны, как боги. Но люди, увы, далеко не боги.
Маккаскелл несколько растерянно оглянулся на Скоу и генерала Бауэра.
- Мистер Годин, дискуссия на эту тему нас никуда не приведет. Должен ли я понимать, что ваша выходка имеет политическую подоплеку? Что именно вы хотите нам продемонстрировать?
- Ах, политика! - вздохнул Годин. - Одно это слово внушает мне отвращение, мистер Маккаскелл. Люди вроде вас захватали его грязными руками. Все вы продаетесь подобно шлюхам. А государство превратили в грязный базар, где идеалы наших предков стоят пятак за пучок.
Маккаскелл таращился на старика, словно на уличного сумасшедшего, который с деревянного ящика на тротуаре проповедует конец света. Годин собирался сказать еще что-то, но тут мужчины за столом разом громко ахнули.
Маккаскелл выпрямился и посмотрел туда же, куда и все, - на самый большой плазменный экран.
На нем, вызвав всеобщий переполох, внезапно появилось несколько строк текста.
Начинаю с обращения к президенту Соединенных Штатов. Позже я обращусь к народам всего мира. Не пытайтесь препятствовать моим действиям. Любое вмешательство приведет к немедленным и страшным мерам возмездия. Не искушайте меня.
- О Господи! - взволнованно выдохнул Скоу. - «Тринити» существует и работает. У него получилось. У нас получилось!
- Да, у вас получилось, - ядовито повторил Ивэн Маккаскелл. - И вас, самоуверенных сукиных сынов, возможно, когда-нибудь за это повесят!
- Смотрите! - воскликнул Рави Нара. - Он опять что-то пишет.
На экране первый абзац оттесняли вниз новые строки.
Я буду реагировать исключительно на информацию, которая исходит из Кризисного кабинета Белого дома или из оперативного штаба в Белых Песках. В протоколе Интернета мой адрес 105.674.234.64.
- Он знает, что мы здесь, - сказал Рави, показывая на охранные видеокамеры.
- Он не поэтому знает, - сказал Скоу. - В «Тринити» мозг Година. И Левин держит его в курсе всех текущих событий.
- Смотрите, смотрите! - воскликнул Маккаскелл.
Экран очистился полностью, и на нем вспыхнуло новое предложение.
Питер Годин еще жив?
- Кто будет говорить с этой хреновиной? - спросил генерал Бауэр.
- Отвечайте ему, - сказал Маккаскелл.
Генерал знаком велел одному из техников сесть за клавиатуру.
- Капрал, - приказал генерал, - отвечайте "да".
- Есть, сэр.
Капрал застучал по клавишам. На экране тут же высветилось:
Я желаю говорить с Годином.
- Печатайте за мной, - сказал Маккаскелл капралу за клавиатурой.
Тот вопросительно посмотрел на генерала. Бауэр кивком дал согласие.
- С вами говорит Ивэн Маккаскелл, руководитель администрации президента Соединенных Штатов.
На этот раз капрал стучал по клавишам дольше. Но ответ и на этот раз появился мгновенно.
Я знаю, кто вы такой.
- Но я не знаю, кто вы, - сказал Маккаскелл. - Назовитесь, пожалуйста.
Огромный экран очистился и пару секунд оставался черным. Потом на нем ярко вспыхнули три слова:
Я есть я.
- О Боже! - пробормотал Рави.
Маккаскелл сказал:
- Ну-ка, напечатайте: ответ не понят. Пожалуйста, идентифицируйте себя. Вы - Питер Годин?
Был им.
- А теперь вы кто?
Я ЕСТЬ Я.
Мужчины за столом в растерянности молча переглянулись. На экране светились все те же буквы, словно машина понимала, что ее слова так с ходу постичь нельзя, и давала людям время вникнуть в их глубокий смысл.
Рави в последнее время боялся только за свою шкуру и больше ни о чем не думал. Но теперь он испытал ужас неэгоистичный, беспредметный, необъяснимый. Тот же ужас стоял в глазах всех присутствующих. Лишь на морщинистом, изможденном лице Питера Година не было страха. Широко открытые синие глаза старика смотрели на экран, и у него было сосредоточенно-восторженное выражение ребенка, который смотрит на новую, невиданную игрушку.
Глава 38
В нью-йоркском аэропорту Кеннеди мы пересели в корпоративный «Гольфстрим». Крошечный рядом с «Боингом-747», этот самолет решительно превосходил его по комфорту и роскоши оформления. Рейчел тут же легла спать на настоящей кровати в хвостовой части самолета. Меня, к сожалению, генерал Кински не отпускал, и я был вынужден и дальше отвечать на бесконечные вопросы израильских ученых. Отдохнуть тянуло ужасно, но сердить главу МОССАДа тоже не хотелось: он мог в любой момент приказать пилоту повернуть обратно.
Где-то над Арканзасом Кински наконец решил, что вытащил из меня все, что мне было известно о проекте «Тринити». Забежав в туалет, я направился в хвостовую часть самолета к Рейчел. Она уже проснулась и любовалась из окна ковром кучевых облаков под нами.
- Как себя чувствуешь? - спросил я. - Все в порядке?
Хоть она немного отоспалась, вокруг глаз по-прежнему лежали нездоровые тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
- Шантажировать нас? - растерянно повторил Маккаскелл. - Это же просто машина. Чего она, черт возьми, может хотеть?
За кольцом дисплеев раздался странный лязг.
- Везут Година, - пояснил Скоу.
Три солдата подкатили кровать Година к овальному столу. За ними шли еще четыре парня с тележками с медицинской аппаратурой и стойкой капельницы. Процессию замыкали доктор Кейз и Гели.
- Он в сознании? - спросил Маккаскелл.
Доктор Кейз выступил вперед и торжественно произнес:
- Я объявляю при свидетелях, что я был решительно против перевоза больного из стерильного помещения в эту конюшню. Стресс от перемещения и…
- Хватит, мы все поняли, можете не волноваться за свою репутацию, - сказал Маккаскелл, вставая и подходя к кровати.
Годин слабо махнул Гели рукой. Она подскочила и приподняла его голову. Старик дышал с еще большим трудом, чем прежде.
- Мы с вами знакомы, мистер Годин, - сказал Маккаскелл. - Ни у вас, ни у меня сейчас нет времени для светских любезностей. Поэтому прямо к делу. Скажите, с какой целью вы нарушили приказ президента и загрузили нейрослепок в машину?
Годин поморгал, как человек, попавший из темноты в яркий свет.
- "Тринити" еще не заговорил? - спросил он.
- Нет. А что, должен?
- Конечно.
- Вы не ответили на мой вопрос. В чем причина вашего неповиновения?
- Будто не понимаете?
- Нет, не понимаю.
- Мистер Маккаскелл, все прежние системы потерпели неудачу. Американская демократия - самый благородный эксперимент из всех - тоже закончилась крахом. Наступила пора для чего-то по-настоящему нового.
- Вы говорите о политических системах?
- По мнению Руссо, демократия была бы идеальной системой, будь люди безупречны, как боги. Но люди, увы, далеко не боги.
Маккаскелл несколько растерянно оглянулся на Скоу и генерала Бауэра.
- Мистер Годин, дискуссия на эту тему нас никуда не приведет. Должен ли я понимать, что ваша выходка имеет политическую подоплеку? Что именно вы хотите нам продемонстрировать?
- Ах, политика! - вздохнул Годин. - Одно это слово внушает мне отвращение, мистер Маккаскелл. Люди вроде вас захватали его грязными руками. Все вы продаетесь подобно шлюхам. А государство превратили в грязный базар, где идеалы наших предков стоят пятак за пучок.
Маккаскелл таращился на старика, словно на уличного сумасшедшего, который с деревянного ящика на тротуаре проповедует конец света. Годин собирался сказать еще что-то, но тут мужчины за столом разом громко ахнули.
Маккаскелл выпрямился и посмотрел туда же, куда и все, - на самый большой плазменный экран.
На нем, вызвав всеобщий переполох, внезапно появилось несколько строк текста.
Начинаю с обращения к президенту Соединенных Штатов. Позже я обращусь к народам всего мира. Не пытайтесь препятствовать моим действиям. Любое вмешательство приведет к немедленным и страшным мерам возмездия. Не искушайте меня.
- О Господи! - взволнованно выдохнул Скоу. - «Тринити» существует и работает. У него получилось. У нас получилось!
- Да, у вас получилось, - ядовито повторил Ивэн Маккаскелл. - И вас, самоуверенных сукиных сынов, возможно, когда-нибудь за это повесят!
- Смотрите! - воскликнул Рави Нара. - Он опять что-то пишет.
На экране первый абзац оттесняли вниз новые строки.
Я буду реагировать исключительно на информацию, которая исходит из Кризисного кабинета Белого дома или из оперативного штаба в Белых Песках. В протоколе Интернета мой адрес 105.674.234.64.
- Он знает, что мы здесь, - сказал Рави, показывая на охранные видеокамеры.
- Он не поэтому знает, - сказал Скоу. - В «Тринити» мозг Година. И Левин держит его в курсе всех текущих событий.
- Смотрите, смотрите! - воскликнул Маккаскелл.
Экран очистился полностью, и на нем вспыхнуло новое предложение.
Питер Годин еще жив?
- Кто будет говорить с этой хреновиной? - спросил генерал Бауэр.
- Отвечайте ему, - сказал Маккаскелл.
Генерал знаком велел одному из техников сесть за клавиатуру.
- Капрал, - приказал генерал, - отвечайте "да".
- Есть, сэр.
Капрал застучал по клавишам. На экране тут же высветилось:
Я желаю говорить с Годином.
- Печатайте за мной, - сказал Маккаскелл капралу за клавиатурой.
Тот вопросительно посмотрел на генерала. Бауэр кивком дал согласие.
- С вами говорит Ивэн Маккаскелл, руководитель администрации президента Соединенных Штатов.
На этот раз капрал стучал по клавишам дольше. Но ответ и на этот раз появился мгновенно.
Я знаю, кто вы такой.
- Но я не знаю, кто вы, - сказал Маккаскелл. - Назовитесь, пожалуйста.
Огромный экран очистился и пару секунд оставался черным. Потом на нем ярко вспыхнули три слова:
Я есть я.
- О Боже! - пробормотал Рави.
Маккаскелл сказал:
- Ну-ка, напечатайте: ответ не понят. Пожалуйста, идентифицируйте себя. Вы - Питер Годин?
Был им.
- А теперь вы кто?
Я ЕСТЬ Я.
Мужчины за столом в растерянности молча переглянулись. На экране светились все те же буквы, словно машина понимала, что ее слова так с ходу постичь нельзя, и давала людям время вникнуть в их глубокий смысл.
Рави в последнее время боялся только за свою шкуру и больше ни о чем не думал. Но теперь он испытал ужас неэгоистичный, беспредметный, необъяснимый. Тот же ужас стоял в глазах всех присутствующих. Лишь на морщинистом, изможденном лице Питера Година не было страха. Широко открытые синие глаза старика смотрели на экран, и у него было сосредоточенно-восторженное выражение ребенка, который смотрит на новую, невиданную игрушку.
Глава 38
В нью-йоркском аэропорту Кеннеди мы пересели в корпоративный «Гольфстрим». Крошечный рядом с «Боингом-747», этот самолет решительно превосходил его по комфорту и роскоши оформления. Рейчел тут же легла спать на настоящей кровати в хвостовой части самолета. Меня, к сожалению, генерал Кински не отпускал, и я был вынужден и дальше отвечать на бесконечные вопросы израильских ученых. Отдохнуть тянуло ужасно, но сердить главу МОССАДа тоже не хотелось: он мог в любой момент приказать пилоту повернуть обратно.
Где-то над Арканзасом Кински наконец решил, что вытащил из меня все, что мне было известно о проекте «Тринити». Забежав в туалет, я направился в хвостовую часть самолета к Рейчел. Она уже проснулась и любовалась из окна ковром кучевых облаков под нами.
- Как себя чувствуешь? - спросил я. - Все в порядке?
Хоть она немного отоспалась, вокруг глаз по-прежнему лежали нездоровые тени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136