А совет мой простой: делай то, к чему душа зовет, но не бездумно. Все взвесь перед выбором. Ведь и чувства иной раз подводят. - Он задумался, нахмурился. - Материальное благополучие - не лишнее в жизни, но для счастья - вещь второстепенная. Это мое глубокое убеждение! Можно быть очень счастливым и при скромном достатке и несчастным - имея все блага.
Он встал - пора заканчивать разговор: надо еще зайти в библиотеку, там литература заказана.
- Больше ничего тебе не скажу. Ты уже взрослая - паспорт получаешь. Подумай над моими словами - сделаешь свой выбор сама.
Обнял и поцеловал дочь, проводил ее до дверей. Надя, раздумывая над его словами, отправилась на тренировку.
* * *
В вестибюле Дворца спорта группа волейболистов - товарищей Кости по команде вели взволнованный разговор. Как только вошла Надежда - сразу умолкли. Один вышел к ней навстречу, хмуро взглянул, сообщил:
- Тут для тебя, Розанова, одна новость есть - не из приятных.
“Что-то с Костей!” - екнуло у нее сердце, предчувствуя беду. Она остановилась как вкопанная, расширенными глазами глядя на парня, ожидая.
- Костя в больнице. Ногу повредил на тренировке - порвал связки. Операция предстоит. - Прозвучало это сурово. Он скривил губы в иронической усмешке. - Тебе, вижу, не очень это интересно? Другого нашла? - Круто развернулся и направился к товарищам.
В иной ситуации Надя достойно ответила бы на эту несправедливость, но сейчас не до этого! Нагнав парня, она схватила его за локоть.
- Где он? В какой больнице? - не спросила, а крикнула она, позабыв обо всем на свете.
- В Склифе, - буркнул тот не оборачиваясь.
Еле набрав денег и поймав “левака”, Надя примчалась туда сломя голову, хотя предстоящая операция никакой угрозы для жизни не представляла.
- Мне нужно видеть Уколова, хирургическое. Какая палата? - обратилась она в окно справок, стараясь быть спокойной, унять сердцебиение: ведь так мчалась - боялась не успеть в позволенные часы.
Все еще взбудораженная, с замирающим сердцем, постучала, открыла дверь в палату - и сразу увидела Костю: побледнел, но в остальном такой, как всегда; лежит на первой от окна кровати, забинтованная нога вытянута поверх одеяла; газету читает - “Советский спорт”... Бросилась к нему, молча сжала его большую руку в горячих ладошках, боясь вымолвить хоть слово, выразить обуревающие ее чувства - здесь посторонние...
Костя встретил ее спокойно, будто между ними и не произошло тяжелой размолвки.
- А я знал, что ты сразу прискачешь, - не могла ты не пожалеть своего инвалида. - И окинул ее теплым, любящим взглядом, в котором она прочла, что давно им прощена.
Часть III
ТРУДНЫЙ ВЫБОР
Глава 14
НА ВЕРШИНЕ КАРЬЕРЫ
Последние пять лет Николай Егорович непрерывно болел; ему уже около восьмидесяти, похож на ходячую мумию. Раньше - диабет, потом - сердечная недостаточность и разные другие недомогания: старость не радость, известно.
Однако Серый Кардинал, как за глаза называли его партийные аппаратчики, не утратил ни влияния, ни власти. Человек тонкого ума, опытный интриган, он, как шахматист, умел предвидеть развитие событий и своевременно принять меры, чтобы сохранить и упрочить свое положение.
В этой сложной игре большую роль он отводил верному своему сподвижнику - Григорьеву. Решив с ним срочно поговорить, Николай Егорович нажал кнопку вызова. Немедленно возник секретарь, замер в ожидании указаний.
- Пригласите ко мне Ивана Кузьмича! - повелел он, вставая с кресла. - Распорядитесь, чтобы подали перекусить в комнату отдыха.
Дверь в глубине огромного, как дворцовый зал, кабинета Николая Егоровича вела в небольшую, уютную гостиную. Туда он и направился, прихрамывая, страдая от астматической одышки. Удобно расположившись на красивой мягкой кушетке, стал обдумывать предстоящий важный разговор.
- Поставьте все вот сюда, - попросил вошедшего с подносом официанта, указав на стоящий перед ним столик.
Тот расстелил скатерть, расставил тарелки и приборы, вынул из холодильника коньяк, минералку, шоколадный набор, фрукты и, сделав свое дело, бесшумно удалился.
Раздался стук в дверь, и с почтительной улыбкой вошел Григорьев.
- Я, как всегда, по первому зову. Все дела - в сторону. Готов к труду и обороне! - пошутил он, но глаза смотрели настороженно - чувствовал ответственность момента: обычно Николай Егорович давал задания по телефону или сам заглядывал минут на десять - пятнадцать - любил обходить подчиненных.
- Садись, дорогой, устраивайся поудобнее! Разговор будет долгий, - предупредил Григорьева шеф, указывая рукой на мягкое кресло. - Налей себе коньячку, а мне - минеральной. Сам знаешь - рад бы в рай, да грехи не пускают, - криво усмехаясь, пошутил он над своей немощью.
Иван Кузьмич сел, налил себе рюмку коньяку, шефу - стакан боржоми и приготовился слушать. За прошедшие годы он обзавелся солидным брюшком; двойным подбородком; с лица исчезла маска доброжелательности, оно все чаще принимало холодное выражение собственной значимости.
- Я весь внимание, дорогой Николай Егорович. - И воззрился на шефа преданными глазами.
- Мы с тобой уже много лет трудимся рядом, и мне ни разу не пришлось в тебе усомниться. Поэтому буду с тобой вполне откровенным, - начал Николай Егорович, буравя Григорьева холодными, “рыбьими” глазами, будто читающими тайные мысли.
“Ну да, так ты и выложишь все свои карты, старый пройдоха, - мысленно усмехнулся Иван Кузьмич. - Я-то тебя хорошо знаю - будешь ходить вокруг да около”. Но он ошибся: дело неотложное, шеф решил взять быка за рога.
- Вот мы похоронили нашего “финансового бога”, лучшего моего друга и соратника. Мир праху его! Жаль, конечно, хорошего и нужного человека, но жизнь идет, и встает проблема, которую нужно срочно решать. - Он помолчал, еще раз испытующе взглянул на Григорьева. - Ты хоть представляешь во всей полноте, что значит заведовать деньгами партии, партийной кассой? Управлять движением огромных сумм в рублях и валюте? Знать тайны всех секретных счетов и, следовательно, самых конфиденциальных операций?
Николай Егорович задохнулся от внутреннего напряжения - слабое его здоровье с ним не справлялось - и, когда отпустило, подошел к главному:
- Я все эти дни плохо спал, мозги набекрень вывихнул, думая: кто сможет заменить моего незабвенного друга? Это же важнейший пост в партии! Огромная власть и сила! Его нельзя отдать кому попало!
Он опять замолчал, чтобы передохнуть, и у Григорьева, давно смекнувшего, что сейчас произойдет, радостно забилось сердце. Но лицо его не выдало, что происходит в душе; скромно потупился, молча слушал.
- Ну, я и подумал о тебе, - уже не скрывая мучительных сомнений, объявил свое решение Николай Егорович. - А почему бы и нет? Ты проявил себя отличным хозяйственником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Он встал - пора заканчивать разговор: надо еще зайти в библиотеку, там литература заказана.
- Больше ничего тебе не скажу. Ты уже взрослая - паспорт получаешь. Подумай над моими словами - сделаешь свой выбор сама.
Обнял и поцеловал дочь, проводил ее до дверей. Надя, раздумывая над его словами, отправилась на тренировку.
* * *
В вестибюле Дворца спорта группа волейболистов - товарищей Кости по команде вели взволнованный разговор. Как только вошла Надежда - сразу умолкли. Один вышел к ней навстречу, хмуро взглянул, сообщил:
- Тут для тебя, Розанова, одна новость есть - не из приятных.
“Что-то с Костей!” - екнуло у нее сердце, предчувствуя беду. Она остановилась как вкопанная, расширенными глазами глядя на парня, ожидая.
- Костя в больнице. Ногу повредил на тренировке - порвал связки. Операция предстоит. - Прозвучало это сурово. Он скривил губы в иронической усмешке. - Тебе, вижу, не очень это интересно? Другого нашла? - Круто развернулся и направился к товарищам.
В иной ситуации Надя достойно ответила бы на эту несправедливость, но сейчас не до этого! Нагнав парня, она схватила его за локоть.
- Где он? В какой больнице? - не спросила, а крикнула она, позабыв обо всем на свете.
- В Склифе, - буркнул тот не оборачиваясь.
Еле набрав денег и поймав “левака”, Надя примчалась туда сломя голову, хотя предстоящая операция никакой угрозы для жизни не представляла.
- Мне нужно видеть Уколова, хирургическое. Какая палата? - обратилась она в окно справок, стараясь быть спокойной, унять сердцебиение: ведь так мчалась - боялась не успеть в позволенные часы.
Все еще взбудораженная, с замирающим сердцем, постучала, открыла дверь в палату - и сразу увидела Костю: побледнел, но в остальном такой, как всегда; лежит на первой от окна кровати, забинтованная нога вытянута поверх одеяла; газету читает - “Советский спорт”... Бросилась к нему, молча сжала его большую руку в горячих ладошках, боясь вымолвить хоть слово, выразить обуревающие ее чувства - здесь посторонние...
Костя встретил ее спокойно, будто между ними и не произошло тяжелой размолвки.
- А я знал, что ты сразу прискачешь, - не могла ты не пожалеть своего инвалида. - И окинул ее теплым, любящим взглядом, в котором она прочла, что давно им прощена.
Часть III
ТРУДНЫЙ ВЫБОР
Глава 14
НА ВЕРШИНЕ КАРЬЕРЫ
Последние пять лет Николай Егорович непрерывно болел; ему уже около восьмидесяти, похож на ходячую мумию. Раньше - диабет, потом - сердечная недостаточность и разные другие недомогания: старость не радость, известно.
Однако Серый Кардинал, как за глаза называли его партийные аппаратчики, не утратил ни влияния, ни власти. Человек тонкого ума, опытный интриган, он, как шахматист, умел предвидеть развитие событий и своевременно принять меры, чтобы сохранить и упрочить свое положение.
В этой сложной игре большую роль он отводил верному своему сподвижнику - Григорьеву. Решив с ним срочно поговорить, Николай Егорович нажал кнопку вызова. Немедленно возник секретарь, замер в ожидании указаний.
- Пригласите ко мне Ивана Кузьмича! - повелел он, вставая с кресла. - Распорядитесь, чтобы подали перекусить в комнату отдыха.
Дверь в глубине огромного, как дворцовый зал, кабинета Николая Егоровича вела в небольшую, уютную гостиную. Туда он и направился, прихрамывая, страдая от астматической одышки. Удобно расположившись на красивой мягкой кушетке, стал обдумывать предстоящий важный разговор.
- Поставьте все вот сюда, - попросил вошедшего с подносом официанта, указав на стоящий перед ним столик.
Тот расстелил скатерть, расставил тарелки и приборы, вынул из холодильника коньяк, минералку, шоколадный набор, фрукты и, сделав свое дело, бесшумно удалился.
Раздался стук в дверь, и с почтительной улыбкой вошел Григорьев.
- Я, как всегда, по первому зову. Все дела - в сторону. Готов к труду и обороне! - пошутил он, но глаза смотрели настороженно - чувствовал ответственность момента: обычно Николай Егорович давал задания по телефону или сам заглядывал минут на десять - пятнадцать - любил обходить подчиненных.
- Садись, дорогой, устраивайся поудобнее! Разговор будет долгий, - предупредил Григорьева шеф, указывая рукой на мягкое кресло. - Налей себе коньячку, а мне - минеральной. Сам знаешь - рад бы в рай, да грехи не пускают, - криво усмехаясь, пошутил он над своей немощью.
Иван Кузьмич сел, налил себе рюмку коньяку, шефу - стакан боржоми и приготовился слушать. За прошедшие годы он обзавелся солидным брюшком; двойным подбородком; с лица исчезла маска доброжелательности, оно все чаще принимало холодное выражение собственной значимости.
- Я весь внимание, дорогой Николай Егорович. - И воззрился на шефа преданными глазами.
- Мы с тобой уже много лет трудимся рядом, и мне ни разу не пришлось в тебе усомниться. Поэтому буду с тобой вполне откровенным, - начал Николай Егорович, буравя Григорьева холодными, “рыбьими” глазами, будто читающими тайные мысли.
“Ну да, так ты и выложишь все свои карты, старый пройдоха, - мысленно усмехнулся Иван Кузьмич. - Я-то тебя хорошо знаю - будешь ходить вокруг да около”. Но он ошибся: дело неотложное, шеф решил взять быка за рога.
- Вот мы похоронили нашего “финансового бога”, лучшего моего друга и соратника. Мир праху его! Жаль, конечно, хорошего и нужного человека, но жизнь идет, и встает проблема, которую нужно срочно решать. - Он помолчал, еще раз испытующе взглянул на Григорьева. - Ты хоть представляешь во всей полноте, что значит заведовать деньгами партии, партийной кассой? Управлять движением огромных сумм в рублях и валюте? Знать тайны всех секретных счетов и, следовательно, самых конфиденциальных операций?
Николай Егорович задохнулся от внутреннего напряжения - слабое его здоровье с ним не справлялось - и, когда отпустило, подошел к главному:
- Я все эти дни плохо спал, мозги набекрень вывихнул, думая: кто сможет заменить моего незабвенного друга? Это же важнейший пост в партии! Огромная власть и сила! Его нельзя отдать кому попало!
Он опять замолчал, чтобы передохнуть, и у Григорьева, давно смекнувшего, что сейчас произойдет, радостно забилось сердце. Но лицо его не выдало, что происходит в душе; скромно потупился, молча слушал.
- Ну, я и подумал о тебе, - уже не скрывая мучительных сомнений, объявил свое решение Николай Егорович. - А почему бы и нет? Ты проявил себя отличным хозяйственником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108