- Я лучше расскажу вам про Париж. Вот, к примеру, знаете вы, почему, приходя в богатую квартиру, люди сравнивают ее с Лувром? - Обвел их снисходительным взглядом, объяснил:
- Потому, что в этом музее всего напихано невпроворот. Картины, скульптуры, древности и богатства французских королей. В общем, сборная солянка. За месяц не осмотришь.
- Значит, не удалось как следует познакомиться? - глухо отозвалась супруга.
- К сожалению, так. Не на экскурсию ведь ездил, - с важным видом взглянул он на нее. - Но основное все же показали. Ночной Париж с Эйфелевой башней, красиво подсвеченной огнями, Монмартр, где мы побывали в “Мулен руж”.
- А в Версаль вас свозили? - дорожа миром, подала голос Света.
- Само собой. Но он меня разочаровал, - снова повеселел Иван Кузьмич. - Ничего особенного! Наш Петергоф мне больше нравится. Даже твое родовое Архангельское, - хохотнул он, - мало чем ему уступает.
Они закончили обедать, и Светлана ушла к себе заниматься с сыном, а Иван Кузьмич и Вера Петровна перешли в гостиную. Супруг удобно устроился на диване и взял было в руки газеты, но она его остановила.
- Послушай, Ваня, нам нужно посоветоваться, - требовательно произнесла она, присаживаясь рядом, - насчет Светы и Петеньки. Отложи газеты!
- Так вроде с ребенком все в порядке, - насторожился муж. - Что случилось?
- Ты вот не спрашиваешь, - печально промолвила Вера Петровна, - а похоже, Мишу мы больше не увидим.
- А что, похоронка пришла? - равнодушно спросил Григорьев. - Я знал, что так и будет.
- Нет, но все считают, что он погиб. Кроме Светы. Она все еще надеется.
- Ничего, когда-нибудь перестанет дурью мучиться, - со злостью произнес он. - Пусть пожинает, что посеяла.
- Будь благоразумным, Ваня, - укоризненно покачала головой Вера Петровна. - Это же касается не только Светы, а нашего внука. Мальчику нужен отец! Такой, который бы по-настоящему любил нашу дочь и Петеньку.
- Ну и что: ты знаешь такого человека? - усмехнулся супруг. - Если так, то считай, нашей дочери повезло!
- Есть такой человек, и ты его знаешь, - просто и серьезно ответила она, не принимая его иронии, - это Марик. Он много лет влюблен в Свету, лучший друг Миши, и сможет заменить его сыну отца. Кроме того, у него с нашей дочерью общее дело - служение искусству.
По мере того как она говорила, лицо у Ивана Кузьмича все более багровело, а брови сошлись в одну гневную линию. Однако он совладал с собой и лишь сокрушенно развел руками.
- Ну что можно от тебя услышать путного? Когда ты растеряла последние шарики, - хрипло произнес он, кипя от возмущения. - Ты совсем хочешь загубить жизнь дочери? - Повысил тон, продолжал срывающимся голосом.
- Мало того, что позволила ей сойтись с парнем без загса и стать матерью-одиночкой, теперь вообще хочешь из нее подстилку сделать?
Григорьев выпрямился и с ненавистью поглядел на некогда любимую жену.
- Так вот. Слушай и запоминай! Никогда мой внук не будет носить фамилию Авербах, а дочь не выйдет за него замуж! Пусть лучше умрет. В своем доме, чтобы я его больше не видел. Ишь чего захотел?
- Но я не пойму, Ваня, чем Марик перед тобой провинился? - пыталась возразить Вера Петровна. - Если тебе его фамилия не нравится, то дети по закону могут носить фамилию матери.
- Ты, значит, считаешь, что у нас еще мало Ивановых по матери? - скривил губы супруг. - Еще нужно наплодить?
- Значит, все дело в национальности, - укоризненно покачала головой Вера Петровна. - Какой же ты коммунист, Ваня? Ведь у вас на знамени написано: “всеобщее равенство и братство”, вы ведь - интернационалисты!
- А ты все всерьез, как ребенок, воспринимаешь? Может, и то, что царапают на заборах? - издевательски рассмеялся Григорьев. - Да уж, ума ты и к старости, видно, не наберешься.
Он встал и грузно навис над испуганной Верой Петровной.
- Вот результаты твоей глупости. Дочка хитрой Лидки Деяшкиной замужем за дипломатом, живет в Париже, счастлива. А твоя дочь - горе мыкает, - он презрительно скривил губы. - Стала матерью-одиночкой. Позор!
Выпустив пар, Иван Кузьмич немного остыл, взял себя в руки и, сознавая собственное превосходство, объявил:
- Мы с тобой давно перестали понимать друг друга. Но не все еще потеряно. Главное - не доводи меня, Вера, чтобы вы со Светой стали мне противны. Ну что вы без меня? Нуль без палочки. На что будете жить? Так что, если у нас не получается мир - пусть будет перемирие!
Сказав это, Григорьев, не дожидаясь ее ответа, величественно проследовал в свой кабинет, а Вера Петровна осталась сидеть одна, проливая слезы и упрямо повторяя:
- Неправда, Света будет счастлива! Она достойна этого. Есть Бог на небе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108