Я умоляю
тебя. Дай мне шанс. С тех пор... как умерла Сандра, дела у меня идут не
слишком хорошо. Я больше не могу заставить свои идеи работать. Все выходит
невнятным и запутанным. Сандра помогала мне выговариваться и идти вперед.
Без нее... мне некому помочь, чтобы хоть что-то понять. - Он сжал ее руку.
- Я должен начать работать над новой книгой, Кэсс. Если я этого не сделаю,
папа окажется прав насчет меня. Я буду просто жалким писакой, которому
однажды улыбнулась удача.
- Почему вы так уверены, что сможете написать историю семьи? Мне
кажется, что написать роман гораздо проще.
- Я не уверен, но я должен попытаться. Работа будет трудной, но ведь
фабула уже есть! Все, что мне надо сделать, это собрать все воедино. Что,
если Уилер Дунстан успеет первым? У него было шесть лет форы! Если я не
использую свой шанс, я не знаю, что буду делать.
На ее лице отражались противоречивые эмоции.
- Я... дала клятву.
- Вы с Эдвином вот-вот уйдете. К тому времени, как я окончу книгу, вы
будете далеко. Все, что я прошу у тебя - это немного времени. Если ты
скажешь отцу, он отошлет все документы обратно в Лоджию, и тогда мне их
уже не достать. _П_о_ж_а_л_у_й_с_т_а_. Время - это все, о чем я прошу.
Кэсс высвободила руку.
- Я должна подумать. Я не могу вам ничего обещать.
Рикс почувствовал, как покрывается испариной, его сердце продолжало
стучать.
- С вами все в порядке? - спросила Кэсс. - Вы побледнели.
Он кивнул.
- Полагаю, мне нужно поесть.
- Так ешьте, пока не остыло. - Она пошла к двери и на пороге
остановилась. - Вы поставили меня в неловкое положение, Рикс, - тихо
сказала она. - Я люблю вас, но мистера Эшера я тоже люблю.
- Кого ты любишь больше? - спросил он.
Кэсс вышла, не ответив.
Рикс почувствовал себя отвратительно. Просить Кэсс сделать выбор было
манипуляцией в духе отца. Однако если о его идее узнает Уолен, он может
спокойно о ней забыть. Но эта идея по праву принадлежит ему, а не чужаку!
Он потрогал виски и почувствовал холодный пот.
Скелет с кровавыми глазницами медленно покачивался в его сознании
взад и вперед, взад и вперед. Капельки крови сбегали по черепу. Волосы
Сандры плавали в красной воде.
"Неудачник", - слышал он слова отца. - "Ты не кто иной, как обычный
неудачник..."
Рикс схватился руками за стол. Его нервы были напряжены.
Золотой свет, заполнявший комнату, начал превращаться в резко-желтый,
ослепительный, режущий глаза. Он слышал, как в трубах Гейтхауза булькает
вода. Храп Буна за стеной напоминал завывания бензопилы. Шум, сперва
слабый, как жужжание москита, становился все громче. Жужжание превратилось
в вой. Это был вертолет, приближающийся к Эшерленду.
Нужно найти место, чтобы укрыться. Ближайшая Тихая Комната была у
Буна, но чтобы туда попасть, надо было пройти мимо Паддинг. Еще был, по
словам Уолена, туалет в комнате Кэт. Следует поторопиться, пока приступ не
набрал силу. Он шатаясь пошел к двери, голова у него раскалывалась.
Но как только он протянул руку к дверной ручке и взялся за нее, она
изменилась. Это был уже не большой восьмигранный кусок хрусталя, теперь
она была отделана полированным серебром, и на ней была выгравирована морда
ревущего льва.
Рикс отдернул руку, как от огня. Резкая боль обожгла голову, и в это
мгновение он увидел истощенное тело, лежащее в темноте на кровати, и
понял, что это не его отец, а он сам гниет в Тихой Комнате.
А затем все закончилось. Приступ миновал, оставив его, потного и
дрожащего, стоять, упершись лбом в дверь. Интенсивность света и звуков
ослабла.
Он посмотрел на вырезанную из хрусталя дверную ручку. Серебряная
морда льва исчезла. Он видел эту серебряную дверную ручку раньше, но не
мог вспомнить где. Возможно, предположил он, в своих постоянных кошмарах о
Лоджии?
Он спрашивал себя, почему приступ закончился. Пот на его лице
просыхал, сердце билось все ровнее. Если бы все шло, как обычно, сейчас он
бы уже полз на животе. Неужели Уолен был прав насчет Эшерленда, думал он.
Неужели возвращение пошло ему на пользу?
Все еще дрожа, Рикс надел штаны цвета хаки, белую рубашку и
коричневый пуловер. В шкафу обнаружились три новых костюма его размера,
брюки, свитеры и дюжина крахмальных сорочек. Он сел за стол и жадно
принялся за еду, которую принесла Кэсс.
Затем, почувствовав себя намного лучше, стал листать дневник.
Он не имел ни малейшего представления о том, как выглядела Нора
Сент-Клер-Эшер, но помнил фотографию с женщиной в белом на балконе. Она
держалась с королевским достоинством, но в фотографии было что-то
невыразимо печальное: одинокая фигура на фоне великолепия Лоджии,
смотрящая вдаль, за угрюмое черное озеро. Он представлял себе Нору как
женщину своего времени - ребячливую, невинную, быть может, немного
избалованную, но, конечно, очень красивую. В воображении он наделял ее
хрупким сложением, локонами каштановых волос, зачесанных назад и
открывавших высокий лоб, и большими серыми глазами любопытного зверька.
Естественно, она была роскошной женщиной, иначе Эрик не увлекся бы ею так
пылко. Она была обаятельной, способной любезно болтать с любым из гостей
Эрика в Эшерленде, и, вероятно, образцовой хозяйкой.
Рикс допил кофе и налил себе вторую чашку. Сейчас он чувствовал себя
гораздо лучше. Завтрак сделал свое дело.
Он остановился на записи от 5 июля 1919 года. Это была первая запись
за шесть с лишним месяцев. Она была сделана очень неровным почерком, а
страницы пестрели пятнами и кляксами. Напряжение Норы было налицо.
На первой строчке было написано: "Он убийца".
По мере того, как Рикс вчитывался, Нора Сент-Клер-Эшер начинала
говорить с ним через десятилетия. Ее слова разжигали его воображение, они
преодолевали время и пространство, и внезапно он оказался на приеме по
случаю Дня Независимости, устроенном в Эшерленде почти за тридцать лет до
его рождения.
Тысячи японских фонариков мигали всеми цветами радуги на деревьях
Эшерленда. На берегу озера для гостей Эрика Эшера были поставлены длинные
столы, покрытые белыми ирландскими скатертями. Более шестисот человек
пришло полакомиться жареной свининой, толстыми ломтями чикагской говядины,
новоанглийскими омарами, телятиной, бараниной и мороженными устрицами,
привезенных из Флориды. На столах также стояли маринованные перепелиные
яйца, салаты с фазаньими языками, дымящиеся утки по-китайски и королевские
крабы с Аляски размером с колесо от "Роллс-Ройса". Воткнутые в землю
горящие факелы освещали происходящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
тебя. Дай мне шанс. С тех пор... как умерла Сандра, дела у меня идут не
слишком хорошо. Я больше не могу заставить свои идеи работать. Все выходит
невнятным и запутанным. Сандра помогала мне выговариваться и идти вперед.
Без нее... мне некому помочь, чтобы хоть что-то понять. - Он сжал ее руку.
- Я должен начать работать над новой книгой, Кэсс. Если я этого не сделаю,
папа окажется прав насчет меня. Я буду просто жалким писакой, которому
однажды улыбнулась удача.
- Почему вы так уверены, что сможете написать историю семьи? Мне
кажется, что написать роман гораздо проще.
- Я не уверен, но я должен попытаться. Работа будет трудной, но ведь
фабула уже есть! Все, что мне надо сделать, это собрать все воедино. Что,
если Уилер Дунстан успеет первым? У него было шесть лет форы! Если я не
использую свой шанс, я не знаю, что буду делать.
На ее лице отражались противоречивые эмоции.
- Я... дала клятву.
- Вы с Эдвином вот-вот уйдете. К тому времени, как я окончу книгу, вы
будете далеко. Все, что я прошу у тебя - это немного времени. Если ты
скажешь отцу, он отошлет все документы обратно в Лоджию, и тогда мне их
уже не достать. _П_о_ж_а_л_у_й_с_т_а_. Время - это все, о чем я прошу.
Кэсс высвободила руку.
- Я должна подумать. Я не могу вам ничего обещать.
Рикс почувствовал, как покрывается испариной, его сердце продолжало
стучать.
- С вами все в порядке? - спросила Кэсс. - Вы побледнели.
Он кивнул.
- Полагаю, мне нужно поесть.
- Так ешьте, пока не остыло. - Она пошла к двери и на пороге
остановилась. - Вы поставили меня в неловкое положение, Рикс, - тихо
сказала она. - Я люблю вас, но мистера Эшера я тоже люблю.
- Кого ты любишь больше? - спросил он.
Кэсс вышла, не ответив.
Рикс почувствовал себя отвратительно. Просить Кэсс сделать выбор было
манипуляцией в духе отца. Однако если о его идее узнает Уолен, он может
спокойно о ней забыть. Но эта идея по праву принадлежит ему, а не чужаку!
Он потрогал виски и почувствовал холодный пот.
Скелет с кровавыми глазницами медленно покачивался в его сознании
взад и вперед, взад и вперед. Капельки крови сбегали по черепу. Волосы
Сандры плавали в красной воде.
"Неудачник", - слышал он слова отца. - "Ты не кто иной, как обычный
неудачник..."
Рикс схватился руками за стол. Его нервы были напряжены.
Золотой свет, заполнявший комнату, начал превращаться в резко-желтый,
ослепительный, режущий глаза. Он слышал, как в трубах Гейтхауза булькает
вода. Храп Буна за стеной напоминал завывания бензопилы. Шум, сперва
слабый, как жужжание москита, становился все громче. Жужжание превратилось
в вой. Это был вертолет, приближающийся к Эшерленду.
Нужно найти место, чтобы укрыться. Ближайшая Тихая Комната была у
Буна, но чтобы туда попасть, надо было пройти мимо Паддинг. Еще был, по
словам Уолена, туалет в комнате Кэт. Следует поторопиться, пока приступ не
набрал силу. Он шатаясь пошел к двери, голова у него раскалывалась.
Но как только он протянул руку к дверной ручке и взялся за нее, она
изменилась. Это был уже не большой восьмигранный кусок хрусталя, теперь
она была отделана полированным серебром, и на ней была выгравирована морда
ревущего льва.
Рикс отдернул руку, как от огня. Резкая боль обожгла голову, и в это
мгновение он увидел истощенное тело, лежащее в темноте на кровати, и
понял, что это не его отец, а он сам гниет в Тихой Комнате.
А затем все закончилось. Приступ миновал, оставив его, потного и
дрожащего, стоять, упершись лбом в дверь. Интенсивность света и звуков
ослабла.
Он посмотрел на вырезанную из хрусталя дверную ручку. Серебряная
морда льва исчезла. Он видел эту серебряную дверную ручку раньше, но не
мог вспомнить где. Возможно, предположил он, в своих постоянных кошмарах о
Лоджии?
Он спрашивал себя, почему приступ закончился. Пот на его лице
просыхал, сердце билось все ровнее. Если бы все шло, как обычно, сейчас он
бы уже полз на животе. Неужели Уолен был прав насчет Эшерленда, думал он.
Неужели возвращение пошло ему на пользу?
Все еще дрожа, Рикс надел штаны цвета хаки, белую рубашку и
коричневый пуловер. В шкафу обнаружились три новых костюма его размера,
брюки, свитеры и дюжина крахмальных сорочек. Он сел за стол и жадно
принялся за еду, которую принесла Кэсс.
Затем, почувствовав себя намного лучше, стал листать дневник.
Он не имел ни малейшего представления о том, как выглядела Нора
Сент-Клер-Эшер, но помнил фотографию с женщиной в белом на балконе. Она
держалась с королевским достоинством, но в фотографии было что-то
невыразимо печальное: одинокая фигура на фоне великолепия Лоджии,
смотрящая вдаль, за угрюмое черное озеро. Он представлял себе Нору как
женщину своего времени - ребячливую, невинную, быть может, немного
избалованную, но, конечно, очень красивую. В воображении он наделял ее
хрупким сложением, локонами каштановых волос, зачесанных назад и
открывавших высокий лоб, и большими серыми глазами любопытного зверька.
Естественно, она была роскошной женщиной, иначе Эрик не увлекся бы ею так
пылко. Она была обаятельной, способной любезно болтать с любым из гостей
Эрика в Эшерленде, и, вероятно, образцовой хозяйкой.
Рикс допил кофе и налил себе вторую чашку. Сейчас он чувствовал себя
гораздо лучше. Завтрак сделал свое дело.
Он остановился на записи от 5 июля 1919 года. Это была первая запись
за шесть с лишним месяцев. Она была сделана очень неровным почерком, а
страницы пестрели пятнами и кляксами. Напряжение Норы было налицо.
На первой строчке было написано: "Он убийца".
По мере того, как Рикс вчитывался, Нора Сент-Клер-Эшер начинала
говорить с ним через десятилетия. Ее слова разжигали его воображение, они
преодолевали время и пространство, и внезапно он оказался на приеме по
случаю Дня Независимости, устроенном в Эшерленде почти за тридцать лет до
его рождения.
Тысячи японских фонариков мигали всеми цветами радуги на деревьях
Эшерленда. На берегу озера для гостей Эрика Эшера были поставлены длинные
столы, покрытые белыми ирландскими скатертями. Более шестисот человек
пришло полакомиться жареной свининой, толстыми ломтями чикагской говядины,
новоанглийскими омарами, телятиной, бараниной и мороженными устрицами,
привезенных из Флориды. На столах также стояли маринованные перепелиные
яйца, салаты с фазаньими языками, дымящиеся утки по-китайски и королевские
крабы с Аляски размером с колесо от "Роллс-Ройса". Воткнутые в землю
горящие факелы освещали происходящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130