- Скажи, что мне сейчас делать, Чжанн? - коротко бросил он. - И уходи в Лес. Становится холодно.
“Я позову тахо, - написал звенн. - И уйду только тогда, когда переведу тахо покаяние этих злодеев. Будь осторожен с этими двумя. Но особенно будь осторожен там, куда пойдешь потом. Там все будет не так, как все думают... А сейчас - жди у воды”.
И шуршащая тень скользнула к краю трясины.
Только теперь Орри разглядел тонкий жезл, воткнутый в темную воду Заводи, совсем рядом от берега. Он был почти неразличим в пластах тумана, рождающегося от встречи теплых испарений прогретой за день болотной топи и холодного воздуха наступающей ночи. Туман и скрытые им растения порождали странные видения, плодили иллюзии, строили миражи. И высящийся из темных вод жезл казался лишь одним из таких видений...
А теперь жезл запел - тихо, почти неслышно запел свою лишенную мелодии, но странно притягательную песню. Но услышал ее не только Орри. На звук обернулись и Стук с Фрогмором. Обернулись по-разному. Рыжая Борода - медленно и уверенно, словно башня танка. Хью - стремительно, даже слегка подпрыгнув, как ужаленный.
- Вот! - громко зашептал он, тыча пальцем в туман. - Вот! Я же говорил, что здесь кругом - звенны! Видите!
- Заткнись! - коротко приказал ему Стук и вопросительно уставился на Орри.
- Это звенн зовет тахо, - объяснил тот. - Он потом будет переводить им ваше покаяние. Только вы не слишком долго кайтесь - он может простудиться. Или что-то вроде того... А тахо, наверное, сейчас высунется...
Он стал осторожно подбираться к берегу Заводи, а Барри и Хью с явной неохотой последовали за ним. У самой кромки мрачной трясины Орри с удивлением обнаружил, что между занавесом тумана и гладью гнилой воды существует разрыв, пробел, через который - если смотреть в него лежа на животе- пространство Заводи можно было просматривать довольно далеко. И как раз когда он понял это, Заводь закипела.
За этот день он второй раз видел, как всплывает тахо. Вообще-то ему и раньше приходилось наблюдать эту картину. Но впервые он увидел, как вдруг всплывают несколько - да какое там “несколько”! - много, очень много тахо! Они даже стукались панцирями, издавая при этом странный, неживой звук - будто камни перекатывались в какой-то гигантской качалке...
- Гос-с-споди! - шепотом воскликнул Фрогмор (он тоже заглядывал под полог тумана, стоя на четвереньках). - Какие панцири! И сколько! Какой материал! Сколько сырья!! Сколько сырья!!!
- А ну, заткнись! - шепотом же прикрикнул на него Стук. - Тебе хочется, чтобы звенны перевели им и это?
Между тем наступила тишина. В тишине этой только панцири глухо постукивали друг о друга. Тахо ждали. Орри глянул в направлении звенящего жезла. Может быть, Чжанн даст команду? Но там ничего не было видно - одни только головы тахо, повернутые к горстке людей на берегу. Орри впервые с удивлением заметил, что “лица” у тахо различаются. Причем различаются довольно сильно.
Ему, однако, не пришлось долго предаваться физиогномическим наблюдениям за братьями по разуму. Потому что совершенно неожиданно содержатель Подземных Театров, до того высившийся башней над своими спутниками, грянулся на колени в болотную жижу и принялся истово каяться. Фрог-мор присоединился к нему, но куда там фармацевтишке было до профессионала шоу-бизнеса, насмотревшегося всякого на собственных многочисленных сценах и самого не чуждого дара Мельпомены!
Стенания и рыдания мастера Стука разносились над Заводью, достигая ушей всех живых созданий, таковые имеющих. Как справлялся Чжанн с этим потоком эмоций, останется известным лишь ему самому. Особенно сильно каялся Мастер (очевидно, не слишком сведущий в биологии здешних разумных панцироидов) в том, что оставил сиротами массу крохотных тахо. Он то ли забыл, то ли вообще никогда не знал о том, что выращивание и воспитание молодых тахо - дело коллективное и только что отложенные яйца становятся анонимной общей собственностью той или иной популяции тахо в целом. Так что разговоры о сиротстве были не слишком понятны основной их массе.
Чем дальше слушал Орри излияния Мастера, тем смешнее ему становилось. Он бы, по своей мальковой натуре, не выдержал, наверное, и захихикал, если бы не вспомнил о том, каково сейчас приходится бедному Чжанну. И каково придется, еще - потом, когда ему нужно будет добираться в родной Лес... Здесь, над болотами, его еще спасало запасенное темными водами тепло и царящий над ними штиль, а там - за дюнами - долину насквозь “простреливали” холодные ночные ветра. И странное сегодня - чистое и глубокое - небо высасывало из всего, что простиралось под ним, последние остатки тепла.
Тем временем излияния Мастера стали оборачиваться другой несколько неожиданной - стороной. Неожиданной она была, главным образом, для Хью.
Пролив горькие слезы (физиологическое отправление, неясное для тахо) над своими прегрешениями против Болотного Народа, Рыжая Борода завел речь о степени своей вины. Так вот: вины-то за ним вроде почти совсем и не было. Точнее, была, но состояла она в грехе неведения. Ибо сам он не выманивал молодых и неопытных (или, наоборот, сбрендивших на старости лет) тахо на сушу, не обездвиживал и не умерщвлял их. И уж тем более не разделывал их тушки и не освобождал их бренную плоть от обузы панцирей (столь ценных на мировом рынке). Нет! Он, мастер Стук, большей частью и в глаза всех этих ужасов не видел! Грех его в том лишь и состоял, что он - не ведая того, что спонсирует умерщвление разумных существ, - скупал плоды этих злодеяний и перепродавал упомянутые панцири, даже не прикасаясь к ним, в другие Миры таким же не ведающим, что творят, охотникам до денег. Тем не менее раскаяние Мастера было глубоким и искренним.
Что же до истинных злодеев, причинивших это великое зло народу тахо, таким, как пришедший с Мастером Хью...
Тут Хью испуганно оглянулся на Мастера и судорожно икнул.
Что до этих злодеев, то сверх принесенного ими покаяния они - может статься - достойны быть принесенными в жертву Болотному Народу. И он, мастер Стук, если на то будет воля тахо - готов всемерно...
Хью снова икнул и грянулся оземь, глубоко уйдя “рубильником” в сочащийся болотной жижей грунт.
Это произвело несколько неожиданное действие на тахо. Вся их громадная масса подалась от берега назад. А потом их головы - одна за другой - стали исчезать в трясине. Так же- один за другим - исчезли и панцири. Некоторое время Заводь бурлила пузырями, но очень быстро ее темные воды вновь стали невозмутимо спокойны. И ряска поспешила заштопать прорехи в узорах своего светло-зеленого ковра.
В воздухе поплыла строка:
“Тахо считают, что достаточно унизили злодеев. Пусть они уходят. Тахо просят мальчика оставаться на берегу и ждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147