Первым появился Федя. Он приехал в конце июля, веселый, бородатый, с гитарой и с рюкзаком за спиной, из которого извлек портативную пишущую машинку, несколько пачек бумаги и головку сыра.
— Буду питаться им,— сказал он про сыр,— до первой зарплаты, потому что в кармане ни копейки.
Уже на следующий день Кретов свел его с бригадиром виноградарей Сергеем Гоголевым, который обещал дать Феде работу. Сергей Гоголев занимался в политкружке Кретова, был хорошо знаком ему, и поэтому Кретов, занявшись
поиском работы для Феди, сразу же обратился к нему, к Гоголеву.
— Дам ему для начала белую работу,— пообещал Гоголев.— Будет красить белой краской контейнеры для перевозки винограда. А как начнется уборка винограда, поставлю сторожем. Согласится?
Федя согласился. И сразу же приступил к работе. Гоголев понаблюдал какое-то время за тем, как Федя красит контейнеры, и сказал:
— Ничего, на хлеб заработаешь. Годится.
Так Федя стал рабочим человеком, что дало ему повод для шутливых насмешек над интеллигентом Кретовым. Кре-тов же принялся за другую работу: сел за рассказы, чтобы, как он сказал Феде, наводнить ими все знакомые редакции газет и журналов. Кроме того, он занялся поисками нового жилья и вскоре нашел его с помощью комендантши Анны Валентиновны. Она познакомила его с владельцем дома Толей Балабановым, который после смерти жены перебрался к матери, а свой дом решил сдать жильцам. Толя Балабанов был человеком неопределенного возраста, бледным и тощим, со слабым голосом. Анна Валентиновна сказала Кретову о Толе Балабанове, когда они шли к нему:
— Такой несчастный, сто операций перенес, а тут еще жену похоронил, умерла от столбняка, поранилась на обрезке виноградника, пустяковая царапина, к врачу не обратилась, все так и вышло. Бездетный. А дом у него хороший. Продаст, наверное, со временем, потому что уже не женится: кто ж пойдет замуж за такого больного.
Толя Балабанов сидел в беседке, ел черные сливы.
— Вот тебе новый жилец,— сказала Толе про Кретова Анна Валентиновна.— Сдай ему две комнаты, которые пустуют.
— Одному? — чуть слышно спросил Толя.
— С ним еще люди. Сколько? — спросила у Кретова комендантша.
— Двое.
— Значит, всего трое,— подсчитал Толя, не переставая есть.— За две комнаты — тридцать рублей в месяц.
— Согласитесь? — испуганно посмотрела Анна Валентиновна на Кретова: по ее предположениям, Толя Балабанов должен был затребовать не больше двадцати рублей.
— Соглашусь,— ответил Кретов и спросил, когда можно будет вселиться.
— А хоть сейчас,— ответил Толя Балабанов.— Я вечером вас проведаю.
Федя и Кретов оказались не единственными жильцами в доме. До них, заняв одну комнату, в доме Толи Балабанова поселился с молодой женой матрос Миша. Бывший, конечно, матрос, а теперь — слесарь совхозных ремонтных мастерских, бравый малый, который после работы наряжался в свой флотский костюм и курил трубку, сидя во дворе в ожидании своей жены Люси. Красавицу Люсю он привез из дальних мест, устроил на работу в городе, поскольку ничего подходящего в совхозе для нее не нашел — в совхозной конторе все места были заняты, а на физическую работу, как выра-жался Миша, он такую красивую женщину растратить не может.
— Значит, так,— заявил он Феде и Кретову в первый же день, когда увидел их в доме Толи Балабанова.— Если кто из вас станет приставать к моей жене — убью. Если намеки какие-то будете делать — тоже убью. Или соблазнять разговорами. Это я вам железно говорю. Так что ходите стороной. Иначе — убью.
— А чем убьешь? — спросил Федя.— Ружья-то у тебя нет.
— Топором убью,— ответил Миша.
— Хорошо,— сказал Федя.— Будем ходить стороной. Будем? — подмигнул он Кретову.
— Будем.
Миша сразу яге подобрел, стал угощать Федю табаком. Но при этом несколько раз напомнил:
— Уговор дороже денег, парни. Вы ж понимаете? Уговор — это закон.
Комнаты, в которых поселились Федя и Кретов, были смежными. Федя занял первую комнату, Кретов — вторую. Обосновали такое расселение тем, что Феде надо рано вставать на работу, а интеллигенту Кретову — не надо, и потому пусть он себе дрыхнет сколько хочет, а бедный Федя встанет чуть свет и уйдет, ничем не побеспокоив интеллигента. Толя Балабанов перебрался к матери, оставив в своем доме мебель. Поэтому в комнате Кретова и в комнате Феди были не только столы и стулья, но и кровати — словом, все необходимое для цивилизованной жизни. Федя уступил Кретову вторую комнату еще и по другой причине: Кретов рассказал ему о Верочке, о том, что ждет не только письмо от нее, но и ее самое.
— Наивная мечта, конечно,— признался он,— но все-таки...
— Нормальная мечта, — возразил ему Федя.— Мы еще ничего ребята, уверяю тебя. Хочешь, для доказательства отобью у Мишки Люсю. Она симпатяга, правда?
— Запрещаю даже шутить на эту тему,— сказал Кретов.
— А сердцу не прикажешь.
— Не зли меня,— попросил Кретов.— Знаю, что валяешь дурака, а все же злюсь. Не трогай Люсю.
— Ладно,— пообещал Федя,— не трону. А все же она симпатичная и не тому досталась. У Мишки еще будет трагедия. Он — простачок: убью, убью... Этим ее не убережешь. Ее надо оградить чем-то другим: роскошью, талантом, геройством. А что Мишка? Мишка обыкновенный слесарь, не гений, не герой, даже теперь не мореплаватель. А за Люсей скоро начнется охота. Не в ту глушь он ее увез. Запомни мои слова.
В первый раз Люся зашла к ним на песню. Федор пел под гитару одну из своих многочисленных песен. Кретов лежал на диване и смотрел в потолок, думал о Верочке. Вдруг дверь приоткрылась и в нее просунулась милая Лю-сина головка.
— А я думала, что у вас телевизор или радиоприемник,— сказала без тени смущения,— а вы, оказывается, сами поете.
— Сами поем,— сказал Федор.— Но ты уйди.
— Нельзя?
— Нельзя. Потому что явится Миша и убьет всех нас топором.
Люся зашлась в смехе.
— Что ты смеешься? Ты что смеешься? — попробовал унять ее Федор.— Тебе смешно, а мы подставляй головы под топор?
— Под какой топор? Под какой топор? — продолжала весело смеяться Люся.— Под Мишкин топор?!.
— Все равно уходи,— сказал Федя.— Мы дали твоему Мишке слово, что будем обходить тебя стороной, иначе нам — смерть.— Он, конечно, издевался над Мишкой, он выпытывал Люсю, так ли уж она боится своего мужа, так ли уж он грозен и хочет ли она, Люся, чтобы он, Федор Кислов, обходил ее стороной.
— А Мишки моего пет,— ответила все так же весело Люся, садясь против Феди на стул.— Мне же одной скучно!
— Но когда вернется Мишка и ты расскажешь ему, как честная и верная жена, что была у нас,— продолжал играть Федя,— он сразу же помчится за топором. Зачем ты подвергаешь нас такой опасности? Уходи, уходи, уходи!
— А вот и не уйду,— сказала Люся и, закинув ногу на ногу, уперлась кулачками в бедра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103