— Энни Лэмб?
— Да, Преподобный.
Глубокий вздох.
— Хорошо. Я возьму трубку… Энни?.. Энни, подожди минуту. Не так быстро… Что ты сказала? Генри?.. Какой ужас, Энни… И серьезно?.. О-ох, Энни, горе-то какое… Ах, все-таки? — Преподобный Бэкон долго слушает, понуря взор. — Что говорят в полиции?.. Ихние штрафные талоны?! Но это же… Это же не… Я говорю, это не… Вот что, Энни, слушай. Давай прямо сейчас приезжай сюда и все мне подробно расскажешь… Я пока позвоню в клинику. Да. Они не сделали, что положено, Энни. Так, по-моему. Не сделали, что положено… Что-что?.. Вот именно. Ты совершенно права. Они не сделали, что положено. И я этого так не оставлю… Не беспокойся. Давай прямо сюда.
Преподобный Бэкон положил трубку, повернулся вместе с креслом к Фиску и Моуди и посмотрел на них с мрачным прищуром.
— Джентльмены, у меня тут произошел несчастный случай. Одна из моих самых верных сотрудниц, наш народный вожак… ее сына сбила машина. Сбила и даже не остановилась… «Мерседес-бенц»… Да, «мерседес-бенц». Юноша на пороге смерти, а эта добрая женщина боится обратиться в полицию, и знаете почему? Из-за штрафных талонов. Из-за их штрафных талонов выписали ордер на ее арест. Это женщина, которая работает. Ездит на службу в Городской совет, на Ратушную площадь, ей машина нужна, а они выписали ордер на арест из-за штрафных талонов. Конечно, вас бы такие осложнения не остановили, если б это с вашим сыном случилось, но вы никогда не жили в гетто. Если б это было с вашим сыном, разве они бы так сделали? Забинтовали руку и отправили домой, когда у человека сотрясение мозга, и он теперь на пороге смерти… Да. Но в гетто это самое обычное дело. Наплевательское отношение к человеку… Наплевательское отношение — в этом суть гетто… Да. Джентльмены, наши переговоры откладываются. Меня ждут серьезные дела.
В машине по дороге из Гарлема молодые питомцы Йейля чуть не до самой Девяносто шестой улицы хранили молчание. Фиск радовался, что нашел машину там, где оставил, с непроколотыми баллонами и неразбитым лобовым стеклом. А Моуди — Моуди проехал двадцать кварталов, ни разу больше не пикнув о том, что стоял защитником в Йейльской футбольной команде.
В конце пути он предложил:
— Может, поедем пообедаем в «Лестере»? У меня там метрдотель знакомый, здоровенный такой черный верзила с золотой серьгой в ухе.
Фиск только слегка улыбнулся и ничего не ответил. Шутка Моуди дала ему повод почувствовать свое превосходство. Юмор отчасти состоял в допущении, что они могут пойти в «Лестер», самый модный нью-йоркский ресторан сезона. Так вот, Фиск как раз должен вечером быть в «Лестере». Кроме того, Моуди не знает, что «Лестер», хоть и самый модный, не относится к классическим вечерним ресторанам с шеренгами крахмальных мэтров и официантов. Он скорее в духе лондонских бистро, и потому его облюбовало английское землячество в Нью-Йорке, а Фиск со многими англичанами на дружеской ноге, и вообще, этого не втолкуешь такому парню, как Моуди, англичане удивительно владеют искусством застольной беседы. Фиск считает себя в главном англичанином, и по происхождению и по… врожденному аристократическому пониманию, как надо жить, — аристократическому не в смысле «самый богатый», а в смысле «самый лучший».
Он вроде великого лорда Филбэнка — а что, разве нет? Вроде Филбэнка, который был столпом англиканской церкви и использовал свои связи и финансовые познания, чтобы помогать бедным в Лондонском Ист-Энде.
— Я, кстати, действительно не встречал черных официантов в нью-йоркских ресторанах, — говорит Моуди. — Только в закусочных. Думаете, Бэкону это дело удастся?
— Смотря что по-вашему значит «удастся».
— А чем все-таки кончится?
— Не знаю, — пожимает плечами Фиск. — Им так же хочется работать официантами в «Лестере», как вам или мне. Скорее всего, получат от «Лестера» отступной взнос на бэконовскую благотворительность в Гарлеме и перенесут пикет к следующему ресторану.
— Значит, это просто вымогательство?
— Понимаете ли, самое смешное, что перемены все равно наступают. Преподобному Бэкону они, может быть, и не нужны, но перемены наступают. Заведения, о которых он и слыхом не слыхал, а слыхал бы — ухом не повел, начнут нанимать черных официантов, чем дожидаться, пока появится на пороге такой вот Красавчик с товарищами.
— Спускают пары, — сказал Моуди.
— Наверно, так. Понравились вам эти его рассуждения про котельную? Он сроду не работал ни в каких котельных. Но он отыскал в обществе новые ресурсы, так, пожалуй, можно это назвать. Или, может быть, открыл особую форму капитала, если определить капитал как средство для приращения богатства. Кто его знает, этого Бэкона, может, он ничем не отличается от Рокфеллера или Карнеги. Открываешь новые ресурсы и гребешь денежки, пока молод, и за это в старости тебе присуждают премии и называют твоим именем разные учреждения, и ты остаешься в истории как вождь народа.
— Хорошо, а «Гарантированные инвестиции»? На новый ресурс они что-то не похожи, по-моему.
— Трудно сказать. Я не знаю, что это за штука, но выясню. За одно могу ручаться: чем бы эта фирма на самом деле ни занималась, какая-нибудь злодейская закавыка в ее деятельности наверняка есть, и они в конце концов сведут меня, к чертовой матери, с ума.
Фиск прикусил губу. Он был вполне набожным приверженцем англиканской церкви и редко прибегал к бранным выражениям, он считал их не только грешными, но и вульгарными. В этом вопросе, в частности, он даже и теперь был одного мнения с Преподобным Бэконом.
Они пересекли Семьдесят девятую улицу и вновь очутились в безопасных пределах белого Манхэттена. Фиск ехал и думал: а ведь Бэкон и в этом тоже прав. Они действительно не в детский центр вкладывают средства, они делают попытку купить души людей. Усмирить праведно негодующую душу Гарлема.
Да, надо смотреть правде в лицо!
Но тут он как бы очнулся. Болван ты, Фиск. Если ты не выцарапаешь обратно эти триста пятьдесят тысяч или хотя бы какую-то их часть, значит, тебя, со всей твоей праведностью, оставили в дураках.
7
Карась на крючке
Телефонный звонок взорвал яичную скорлупу сна, и Питер Фэллоу остался только в тонком пленчатом мешке. О-о! Пленчатый мешок — это его голова. Правая ее сторона лежит на подушке, а желток, тяжелый, как ртуть, катается внутри и давит ему на правый висок, и на правый глаз, и на правое ухо. Если он вздумает подняться, чтобы подойти к телефону, ртутный желток, эта ядовитая масса, переместится, перекатится, пленка разорвется, и его мозги вывалятся наружу.
Телефон — в углу у окна, стоит на полу, на коричневом ковре. Паскудный ковер. Синтетика. Американцы делают отвратительные ковры — металон, стрептолон, лохматые, с длинным клочковатым ворсом, противно прикоснуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213