Центр Бронкса представляет собой теперь такую трущобу, что там не найдется ничего и отдаленно похожего на ресторан для служащего человека. А если бы, допустим, и нашлось, какой судья, прокурор, прокурорский помощник или даже судебный пристав с револьвером на боку решится покинуть цитадель и туда отправиться? Обыкновенная боязнь, это в первую голову. Ходят, конечно, если нужда заставит, из здания Верховного суда Бронкса через Большую Магистраль и дальше под гору по Сто шестьдесят первой улице в здание Уголовного суда, это полтора квартала. Но благоразумный носитель власти остается всегда начеку. Нападения на прохожих случались прямо при переходе через Большую Магистраль, этого бывшего украшения Бронкса, в одиннадцать часов ясного солнечного утра. А почему бы нет? В одиннадцать часов ясного солнечного утра на улицах больше бумажников и дамских сумок. Дальше же здания Уголовного суда вообще никто не ходит. Есть помощники прокурора, которые десять лет проработали в Гибралтаре, а на пари не ответят, что находится на Сто шестьдесят второй или Сто шестьдесят третьей улице, то есть в одном квартале от Большой Магистрали. Которые ни разу не были в Бронксе в Музее искусств, что на Сто шестьдесят четвертой улице. Но даже, допустим, вы человек в этом смысле безбоязненный. Существует еще другой, более сложный страх. На улицах 44-го полицейского участка вы — чужак, и это ощущаешь сразу, как только, по воле рока, попадаешь на их территорию. Как на вас тут смотрят! Как смотрят! С каким убийственным недоверием! Вас сюда не звали. Вам тут делать нечего. Гибралтар и власть в Бронксе принадлежат Демократической партии, в основном — евреям и итальянцам. А вот улицы Бронкса — это владения Локвудов, и Артуров Риверов, и Джимми Доллардов, и Гербертов 92-Икс.
Мысль эта Крамера угнетает. Вот они с Андриутти, один еврей, другой итальянец, сидят за стенами крепости, внутри каменной скалы, и поедают сандвичи, заказанные по телефону. А во имя чего? Что им светит в будущем? Разве может сохраниться такой порядок вещей, пока они не докарабкаются до самого верха, даже если место на самом верху стоит того, чтобы к нему карабкаться? Рано или поздно негры и пуэрториканцы соберутся с силами — политически — и завладеют тут всем, в том числе и Гибралтаром, включая его содержимое. А до той поры он, Крамер, будет тут шуровать отбросы… шуровать отбросы… покуда у него не отнимут палку.
В это время зазвонил телефон.
— Алло?
— Берни?
— Другой добавочный, — отвечает Крамер. — Но его, кажется, все равно нет на месте.
— А кто у телефона?
— Крамер.
— А-а, я вас помню. Говорит следователь Мартин.
Никакого Мартина Крамер не помнит, но имя и голос ассоциируются с чем-то неприятным.
— Чем могу быть полезен?
— Понимаете, мы с моим напарником Гольдбергом находимся в клинике Линкольна, у нас тут такой случай, наполовину вроде как убийство, и я подумал, надо доложить Берни.
— Вы уже звонили сюда часа два назад? Говорили с Рэем Андриутти?
— Точно.
Крамер вздохнул.
— Ну, не знаю. Берни еще не вернулся. Где он, мне неизвестно.
Пауза.
— Дьявольщина. Может, передадите ему?
Еще вздох.
— Ладно.
— Тут парнишка один, Генри Лэмб, эль, э, эм, бэ, восемнадцать лет, лежит в блоке интенсивной терапии. Вчера вечером обратился в клинику по поводу перелома запястья. Все ясно? Вчера, когда он здесь был, так, во всяком случае, тут записано, о том, что его сбила машина, разговору не было. Значится просто — упал. Пока все ясно? Ему наложили гипс в отделении неотложной помощи и отпустили домой. А утром мать привозит его снова, и у него оказывается сотрясение мозга, он впадает в кому, и врачи считают, что вряд ли выживет. Ясно?
— Да.
— Когда нас вызвали, он уже был в коме, но тут одна медсестра говорит, он сказал матери, что его сбила машина, «мерседес», и не остановилась, и он запомнил часть номера.
— Свидетели?
— Свидетелей нет. Сведения получены от этой медсестры. Даже мамашу неизвестно, где искать.
— Так что там было, два происшествия или одно? Вы сказали, перелом запястья и сотрясение мозга?
— Одно происшествие, по словам медсестры. Она подняла шухер, что, мол, был наезд и виновник скрылся с места, голову мне проела. Все бред, но я решил поставить Берни в известность, может, он захочет предпринять шаги какие-нибудь.
— Хорошо, я передам, но, по-моему, к нам это не относится. Никто не видел, водитель скрылся, пострадавший в коме — но я все передам.
— Да, ладно. Скажите Берни, если мы отыщем мать и узнаем от нее еще что-нибудь, я позвоню.
— Ладно.
Крамер повесил трубку и написал записку Берни Фицгиббону. Пострадавший умолчал о том, что его сбила машина. Характерный для Бронкса случай. Опять типичная бодяга.
6
Вождь народа
На следующее утро с Шерманом Мак-Коем случилось то, чего за восемь лет работы в «Пирс-и-Пирсе» не было до сих пор ни разу: он не смог сосредоточиться. Обычно, как только он входил в зал ценных бумаг и в глаза ему ударял свет из окна во всю стену, а в уши обрушивался рев легиона молодых мужчин, воспламененных алчностью и жаждой успеха, — тотчас вся остальная его жизнь отодвигалась на задний план и мир сжимался до зеленых светящихся символов, бегущих по темным экранам компьютеров. Даже после того глупейшего телефонного звонка, когда утром он проснулся с мыслью, что жена теперь еще, пожалуй, оставит его и заберет с собой главное сокровище его жизни, дочурку Кэмпбелл, даже тогда он едва переступил порог зала операций с ценными бумагами, как словно по волшебству — рраз! и все существование свелось к французскому золотому займу и двадцатилетним облигациям федерального правительства. А сегодня у него в мозгу будто крутилась магнитофонная лента с двумя дорожками и механизм без конца перескакивал с одной на другую, а он ничего не мог с этим поделать.
«Ю. Фрэг. 10'1 96 102» Упали на целый пункт! Вчера тринадцатилетние облигации компании "Юнайтед Фрэгранососрокомв 1996 году упали со 103 до 102,5. А теперь до 102, и это дает 9,75% — а Шерман думает вот о чем.
Разве так уж несомненно, что «мерседес», когда она подала назад, задел человека? Ведь это могла быть та старая покрышка, или один из мусорных баков, или вообще что-нибудь еще. Он постарался припомнить, что он тогда ощутил. Чпок… Слабенький такой толчок. Тряхнуло совсем чуть-чуть. Могло быть что угодно. Но тут же он снова пал духом. Чему же еще быть, как не тому долговязому, щуплому юнцу? Шерман ясно представил себе молодое темнокожее лицо, приоткрытый в страхе рот… Еще не поздно заявить в полицию! Через тридцать шесть часов — сейчас уже все сорок… А что он им скажет? Мне кажется, что мы — то есть моя знакомая миссис Раскин и я — возможно… Возьми себя в руки, приятель, слышишь? Через сорок часов это уже будет не заявление о происшествии, а явка с повинной!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213
Мысль эта Крамера угнетает. Вот они с Андриутти, один еврей, другой итальянец, сидят за стенами крепости, внутри каменной скалы, и поедают сандвичи, заказанные по телефону. А во имя чего? Что им светит в будущем? Разве может сохраниться такой порядок вещей, пока они не докарабкаются до самого верха, даже если место на самом верху стоит того, чтобы к нему карабкаться? Рано или поздно негры и пуэрториканцы соберутся с силами — политически — и завладеют тут всем, в том числе и Гибралтаром, включая его содержимое. А до той поры он, Крамер, будет тут шуровать отбросы… шуровать отбросы… покуда у него не отнимут палку.
В это время зазвонил телефон.
— Алло?
— Берни?
— Другой добавочный, — отвечает Крамер. — Но его, кажется, все равно нет на месте.
— А кто у телефона?
— Крамер.
— А-а, я вас помню. Говорит следователь Мартин.
Никакого Мартина Крамер не помнит, но имя и голос ассоциируются с чем-то неприятным.
— Чем могу быть полезен?
— Понимаете, мы с моим напарником Гольдбергом находимся в клинике Линкольна, у нас тут такой случай, наполовину вроде как убийство, и я подумал, надо доложить Берни.
— Вы уже звонили сюда часа два назад? Говорили с Рэем Андриутти?
— Точно.
Крамер вздохнул.
— Ну, не знаю. Берни еще не вернулся. Где он, мне неизвестно.
Пауза.
— Дьявольщина. Может, передадите ему?
Еще вздох.
— Ладно.
— Тут парнишка один, Генри Лэмб, эль, э, эм, бэ, восемнадцать лет, лежит в блоке интенсивной терапии. Вчера вечером обратился в клинику по поводу перелома запястья. Все ясно? Вчера, когда он здесь был, так, во всяком случае, тут записано, о том, что его сбила машина, разговору не было. Значится просто — упал. Пока все ясно? Ему наложили гипс в отделении неотложной помощи и отпустили домой. А утром мать привозит его снова, и у него оказывается сотрясение мозга, он впадает в кому, и врачи считают, что вряд ли выживет. Ясно?
— Да.
— Когда нас вызвали, он уже был в коме, но тут одна медсестра говорит, он сказал матери, что его сбила машина, «мерседес», и не остановилась, и он запомнил часть номера.
— Свидетели?
— Свидетелей нет. Сведения получены от этой медсестры. Даже мамашу неизвестно, где искать.
— Так что там было, два происшествия или одно? Вы сказали, перелом запястья и сотрясение мозга?
— Одно происшествие, по словам медсестры. Она подняла шухер, что, мол, был наезд и виновник скрылся с места, голову мне проела. Все бред, но я решил поставить Берни в известность, может, он захочет предпринять шаги какие-нибудь.
— Хорошо, я передам, но, по-моему, к нам это не относится. Никто не видел, водитель скрылся, пострадавший в коме — но я все передам.
— Да, ладно. Скажите Берни, если мы отыщем мать и узнаем от нее еще что-нибудь, я позвоню.
— Ладно.
Крамер повесил трубку и написал записку Берни Фицгиббону. Пострадавший умолчал о том, что его сбила машина. Характерный для Бронкса случай. Опять типичная бодяга.
6
Вождь народа
На следующее утро с Шерманом Мак-Коем случилось то, чего за восемь лет работы в «Пирс-и-Пирсе» не было до сих пор ни разу: он не смог сосредоточиться. Обычно, как только он входил в зал ценных бумаг и в глаза ему ударял свет из окна во всю стену, а в уши обрушивался рев легиона молодых мужчин, воспламененных алчностью и жаждой успеха, — тотчас вся остальная его жизнь отодвигалась на задний план и мир сжимался до зеленых светящихся символов, бегущих по темным экранам компьютеров. Даже после того глупейшего телефонного звонка, когда утром он проснулся с мыслью, что жена теперь еще, пожалуй, оставит его и заберет с собой главное сокровище его жизни, дочурку Кэмпбелл, даже тогда он едва переступил порог зала операций с ценными бумагами, как словно по волшебству — рраз! и все существование свелось к французскому золотому займу и двадцатилетним облигациям федерального правительства. А сегодня у него в мозгу будто крутилась магнитофонная лента с двумя дорожками и механизм без конца перескакивал с одной на другую, а он ничего не мог с этим поделать.
«Ю. Фрэг. 10'1 96 102» Упали на целый пункт! Вчера тринадцатилетние облигации компании "Юнайтед Фрэгранососрокомв 1996 году упали со 103 до 102,5. А теперь до 102, и это дает 9,75% — а Шерман думает вот о чем.
Разве так уж несомненно, что «мерседес», когда она подала назад, задел человека? Ведь это могла быть та старая покрышка, или один из мусорных баков, или вообще что-нибудь еще. Он постарался припомнить, что он тогда ощутил. Чпок… Слабенький такой толчок. Тряхнуло совсем чуть-чуть. Могло быть что угодно. Но тут же он снова пал духом. Чему же еще быть, как не тому долговязому, щуплому юнцу? Шерман ясно представил себе молодое темнокожее лицо, приоткрытый в страхе рот… Еще не поздно заявить в полицию! Через тридцать шесть часов — сейчас уже все сорок… А что он им скажет? Мне кажется, что мы — то есть моя знакомая миссис Раскин и я — возможно… Возьми себя в руки, приятель, слышишь? Через сорок часов это уже будет не заявление о происшествии, а явка с повинной!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213