., триста сорок тысяч или меньше?., поместить пока в банк, условно депонировать до того времени, когда вы уладите дело с составом директоров и получите лицензию от Ассоциации, и больше не будет бюрократических препон… а тогда эти средства будут переданы вам и вашему совету директоров, и… ну, в общем, вот и все.
Фиск опять расширил глаза и поднял брови и даже сделал попытку дружески улыбнуться, как бы говоря: «Мы же все заодно, в одной лодке сидим». Оглянулся на Моуди, который по-прежнему молча, незаинтересованно взирал на Преподобного Бэкона. А Преподобный Бэкон и глазом не моргнул, и что-то в его твердом взгляде подсказало Фиску, что лучше с ним больше в гляделки не играть. Он перевел глаза на пальцы Преподобного Бэкона, отбивающие чечетку по столу. Ни слова ответа. Тогда Фиск стал разглядывать предметы на столе. Роскошный кожаный бювар; письменный прибор «Данхилл»: золотые ручка с карандашом на ониксовой подставке; набор пресс-папье и медалей в плексигласовых футлярах, иные — с гравировкой: Преподобному Бэкону от разных общественных организаций; стопка бумаг, придавленная бронзовым грузом в виде вензеля «Эн-би-си ти-ви»; панель селектора с клавишами и огромная пепельница-коробка, кожаная в обрамлении из меди, и медная решетка сверху…
Фиск сидел не поднимая глаз. В вакуум просачивались разные звуки. Над головой, приглушенный толстыми стенами и перекрытиями, играл рояль… Сидящий рядом Моуди, похоже, даже не обратил внимания. Но Фиск мысленно запел под эти полнозвучные аккорды: «Тысячелетнее царство вечности // Будет царством добра и человечности…»
Несколько широких аккордов.
О, Господь наш Всевышний И святое воинство Его!
Еще аккорды. Целый океан созвучий. Она сейчас там, наверху. Поначалу, когда Фиск стал работать в совете епархии и сотрудничать с Преподобным Бэконом, он часто заводил по вечерам у себя в квартире пластинки его матери и подпевал во всю глотку, охваченный восторгом: «Тысячелетнее царррсство вечности!»… спиричуэл, который стал знаменит в исполнении Шерли Сизер. Да, уж он-то разбирался в духовных песнопениях, он, Эдвард Фиск III, выпускник Йейля 80 года. Потом он получил законный доступ к миру черного богатства… Имя Аделы-Бэкон до сих пор еще на слуху. Изо всех организаций, вывески которых прибиты в вестибюле Бэконовского особняка: «Всенародная солидарность», «Церковь Врат Царства», "Коалиция по трудоустройству «Открытые двери», «Стража материнства», «Крестовый поход детей против наркомании», «Антидиффамационная лига Третьего мира», детский центр «Маленький пастырь» и так далее, и тому подобное, — только «Музыкальная корпорация Тысячелетнее Царство Аделы Бэкон» представляет собой нормальное деловое предприятие. Жаль, что ему так и не пришлось толком с ней познакомиться. Она основала «Церковь Врат Царства», во главе которой формально стоит Преподобный Бэкон, но которая теперь уже почти не существует. А сначала руководила ею она, вела службы, вдохновляла пасхальную паству своим потрясающим контральто и бегучими волнами своих широких аккордов — и она же, единолично, была той церковной инстанцией, которая посвятила ее сына Реджи в сан Преподобного. Когда Фиск об этом узнал, он сначала был неприятно поражен. Но впоследствии понял одну великую социологическую истину: на самом деле все религиозные авторитеты — самозванного происхождения. Кто сформулировал догматы веры, по которым был посвящен в сан его шеф, англиканский епископ Нью-Йорка? Моисей, что ли, принес их, высеченные на камне с горы Синайской? Вовсе нет, они несколько столетий назад пригрезились одному англичанину, и множество длиннолицых белокожих мужей согласились считать их священными и неоспоримыми. Просто англиканская вера более старая и окостенелая, чем бэконианская, и пользуется большим уважением в белых кругах.
Но сейчас не до теологии и церковной истории. Сейчас надо выцарапать обратно 350000 долларов.
Стало слышно, как где-то льется вода, открылась и захлопнулась дверца холодильника, засвистела вскипевшая кофеварка. Это означает, что дверь в кухню рядом с приемной приоткрыта. И действительно, из двери выглянул высокий негр в синей рабочей блузе. У этого человека длинная, могучая шея и большая золотая серьга в одном ухе, как у пирата из детской книжки. Вот это — тоже местная особенность: тут всегда поблизости оказываются эти… эти… молодчики. Фиску они уже больше не кажутся романтическими революционерами. Они скорее похожи на… При мысли о том, кто они на самом деле такие, он прячет глаза… Теперь он смотрит в окно за спиной у Бэкона. Окно выходит на задний двор. Еще день в разгаре, но во дворе — зеленоватый полусумрак, это здания, поднявшиеся на окрестных улицах, загораживают свет. Фиску видны стволы трех старых, могучих кленов. Это все, что осталось от некогда вполне зеленого пейзажа, по нью-йоркским меркам, конечно.
Опять приглушенные аккорды. В воображении Фиск слышит прекрасный голос Аделы Бэкон:
О, Господи, что я скажу? Какие промолвлю слова?
Волны приглушенных аккордов.
И глас с небес мне ответил: Вся наша плоть… трава!
Океан созвучий.
Преподобный Бэкон перестал барабанить по столу. Концами всех десяти пальцев уперся в край столешницы. Вздернул подбородок и произнес:
— Здесь Гарлем.
Мягко. Негромко. Фиск нервничает, а он абсолютно спокоен. Фиск вообще ни разу не слышал, чтобы этот человек повысил голос. Лицо Преподобного Бэкона словно окаменело, руки застыли, вся сила выражения ушла в слова.
— Здесь, — еще раз повторяет он, — Гарлем. Да…
И, помолчав, заговорил:
— Вы приходите спустя столько времени и сообщаете мне, что в правлении детского центра «Маленький пастырь» есть люди с уголовным прошлым. Вы уведомляете об этом меня.
— Не я уведомляю вас, Преподобный Бэкон, — возразил Фиск. — Это Ассоциация Взаимопомощи уведомляет нас обоих.
— Но я хочу кое-что сказать вам. Хочу напомнить, что вы же мне говорили. Кто должен, по-вашему, распоряжаться детским центром «Маленький пастырь»? Помните? Хотим ли мы призвать для этой цели барышень из Уэлели-колледжа или Вассара, чтобы они смотрели за детьми Гарлема? Хотим ли воспользоваться помощью частных благотворителей? Или дипломированных бюрократов социального обеспечения? Или бессменных членов городского муниципалитета? Разве этого мы хотим? Разве этого?
Фиск почувствовал, что обязан ответить. И послушно, как первоклассник, отвечает:
— Нет.
— Правильно, нет, — поощряя, повторяет Преподобный Бэкон. — Не этого мы хотим. Чего же, в таком случае? Мы хотим, чтобы за детьми Гарлема смотрели жители Гарлема. Нам силу дает наш народ, люди с наших улиц. Я объяснил вам это еще давно, в самом начале. Помните? Вы помните это?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213
Фиск опять расширил глаза и поднял брови и даже сделал попытку дружески улыбнуться, как бы говоря: «Мы же все заодно, в одной лодке сидим». Оглянулся на Моуди, который по-прежнему молча, незаинтересованно взирал на Преподобного Бэкона. А Преподобный Бэкон и глазом не моргнул, и что-то в его твердом взгляде подсказало Фиску, что лучше с ним больше в гляделки не играть. Он перевел глаза на пальцы Преподобного Бэкона, отбивающие чечетку по столу. Ни слова ответа. Тогда Фиск стал разглядывать предметы на столе. Роскошный кожаный бювар; письменный прибор «Данхилл»: золотые ручка с карандашом на ониксовой подставке; набор пресс-папье и медалей в плексигласовых футлярах, иные — с гравировкой: Преподобному Бэкону от разных общественных организаций; стопка бумаг, придавленная бронзовым грузом в виде вензеля «Эн-би-си ти-ви»; панель селектора с клавишами и огромная пепельница-коробка, кожаная в обрамлении из меди, и медная решетка сверху…
Фиск сидел не поднимая глаз. В вакуум просачивались разные звуки. Над головой, приглушенный толстыми стенами и перекрытиями, играл рояль… Сидящий рядом Моуди, похоже, даже не обратил внимания. Но Фиск мысленно запел под эти полнозвучные аккорды: «Тысячелетнее царство вечности // Будет царством добра и человечности…»
Несколько широких аккордов.
О, Господь наш Всевышний И святое воинство Его!
Еще аккорды. Целый океан созвучий. Она сейчас там, наверху. Поначалу, когда Фиск стал работать в совете епархии и сотрудничать с Преподобным Бэконом, он часто заводил по вечерам у себя в квартире пластинки его матери и подпевал во всю глотку, охваченный восторгом: «Тысячелетнее царррсство вечности!»… спиричуэл, который стал знаменит в исполнении Шерли Сизер. Да, уж он-то разбирался в духовных песнопениях, он, Эдвард Фиск III, выпускник Йейля 80 года. Потом он получил законный доступ к миру черного богатства… Имя Аделы-Бэкон до сих пор еще на слуху. Изо всех организаций, вывески которых прибиты в вестибюле Бэконовского особняка: «Всенародная солидарность», «Церковь Врат Царства», "Коалиция по трудоустройству «Открытые двери», «Стража материнства», «Крестовый поход детей против наркомании», «Антидиффамационная лига Третьего мира», детский центр «Маленький пастырь» и так далее, и тому подобное, — только «Музыкальная корпорация Тысячелетнее Царство Аделы Бэкон» представляет собой нормальное деловое предприятие. Жаль, что ему так и не пришлось толком с ней познакомиться. Она основала «Церковь Врат Царства», во главе которой формально стоит Преподобный Бэкон, но которая теперь уже почти не существует. А сначала руководила ею она, вела службы, вдохновляла пасхальную паству своим потрясающим контральто и бегучими волнами своих широких аккордов — и она же, единолично, была той церковной инстанцией, которая посвятила ее сына Реджи в сан Преподобного. Когда Фиск об этом узнал, он сначала был неприятно поражен. Но впоследствии понял одну великую социологическую истину: на самом деле все религиозные авторитеты — самозванного происхождения. Кто сформулировал догматы веры, по которым был посвящен в сан его шеф, англиканский епископ Нью-Йорка? Моисей, что ли, принес их, высеченные на камне с горы Синайской? Вовсе нет, они несколько столетий назад пригрезились одному англичанину, и множество длиннолицых белокожих мужей согласились считать их священными и неоспоримыми. Просто англиканская вера более старая и окостенелая, чем бэконианская, и пользуется большим уважением в белых кругах.
Но сейчас не до теологии и церковной истории. Сейчас надо выцарапать обратно 350000 долларов.
Стало слышно, как где-то льется вода, открылась и захлопнулась дверца холодильника, засвистела вскипевшая кофеварка. Это означает, что дверь в кухню рядом с приемной приоткрыта. И действительно, из двери выглянул высокий негр в синей рабочей блузе. У этого человека длинная, могучая шея и большая золотая серьга в одном ухе, как у пирата из детской книжки. Вот это — тоже местная особенность: тут всегда поблизости оказываются эти… эти… молодчики. Фиску они уже больше не кажутся романтическими революционерами. Они скорее похожи на… При мысли о том, кто они на самом деле такие, он прячет глаза… Теперь он смотрит в окно за спиной у Бэкона. Окно выходит на задний двор. Еще день в разгаре, но во дворе — зеленоватый полусумрак, это здания, поднявшиеся на окрестных улицах, загораживают свет. Фиску видны стволы трех старых, могучих кленов. Это все, что осталось от некогда вполне зеленого пейзажа, по нью-йоркским меркам, конечно.
Опять приглушенные аккорды. В воображении Фиск слышит прекрасный голос Аделы Бэкон:
О, Господи, что я скажу? Какие промолвлю слова?
Волны приглушенных аккордов.
И глас с небес мне ответил: Вся наша плоть… трава!
Океан созвучий.
Преподобный Бэкон перестал барабанить по столу. Концами всех десяти пальцев уперся в край столешницы. Вздернул подбородок и произнес:
— Здесь Гарлем.
Мягко. Негромко. Фиск нервничает, а он абсолютно спокоен. Фиск вообще ни разу не слышал, чтобы этот человек повысил голос. Лицо Преподобного Бэкона словно окаменело, руки застыли, вся сила выражения ушла в слова.
— Здесь, — еще раз повторяет он, — Гарлем. Да…
И, помолчав, заговорил:
— Вы приходите спустя столько времени и сообщаете мне, что в правлении детского центра «Маленький пастырь» есть люди с уголовным прошлым. Вы уведомляете об этом меня.
— Не я уведомляю вас, Преподобный Бэкон, — возразил Фиск. — Это Ассоциация Взаимопомощи уведомляет нас обоих.
— Но я хочу кое-что сказать вам. Хочу напомнить, что вы же мне говорили. Кто должен, по-вашему, распоряжаться детским центром «Маленький пастырь»? Помните? Хотим ли мы призвать для этой цели барышень из Уэлели-колледжа или Вассара, чтобы они смотрели за детьми Гарлема? Хотим ли воспользоваться помощью частных благотворителей? Или дипломированных бюрократов социального обеспечения? Или бессменных членов городского муниципалитета? Разве этого мы хотим? Разве этого?
Фиск почувствовал, что обязан ответить. И послушно, как первоклассник, отвечает:
— Нет.
— Правильно, нет, — поощряя, повторяет Преподобный Бэкон. — Не этого мы хотим. Чего же, в таком случае? Мы хотим, чтобы за детьми Гарлема смотрели жители Гарлема. Нам силу дает наш народ, люди с наших улиц. Я объяснил вам это еще давно, в самом начале. Помните? Вы помните это?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213