Совсем наоборот. Но это было его личным крестом, демонами, с которыми ему приходилось бороться.
- Мне нужно с кем-нибудь поговорить, - произнесла она, не решаясь войти.
- Заходите... пожалуйста... - Он встал и указал на один из стульев с другой стороны стола. Они были деревянными, и их сиденья стали гладко отполированными за те пятьдесят лет, которые по ним ерзали обеспокоенные, проклятые и кающиеся. - Вы пришли ко мне?
- Да.
- Как к священнику?
Она заколебалась, пока садилась, и он заметил изгиб ее икры, видный из-под юбки с разрезом. Он быстро посмотрел в окно на голые ветви дуба, освещенные голубым светом ближайших уличных фонарей. На нижней ветке сидел ворон, спрятав голову под крыло.
- Да, и, ну... я давно не была на мессе.
- Может, в этом и проблема. - Он улыбнулся ей и заметил, что ее губы искривились.
- Если так, то это лишь верхушка айсберга.
- Что с вами происходит, Оливия?
Женщина снова замялась. Она слегка покусывала нижнюю губу, словно решая, в чем может признаться.
- Наверное, мне стоит начать с моей семьи, - сказала она, затем снова встретилась с ним взглядом. - На одно это может уйти несколько дней.
Он поднял брови.
- Почему бы вам не начать. Тогда мы посмотрим, куда это нас приведет и сколько времени займет. В моем распоряжении вся ночь.
- Даже служителям бога нужно спать, - произнесла она.
- Что вас беспокоит, Оливия?
А что не беспокоит? - подумала она, но ответила:
- Необходимость в совете возникла у меня из-за моего отца. На самом деле я никогда его не знала; они с мамой развелись, когда я только-только начала ходить, после этого он большую часть времени сидел в тюрьме. За убийство. - Отец Джеймс даже не вздрогнул. - В этом году он досрочно вышел на свободу, но я об этом не знала. Моя мама сообщила мне эту новость на днях, и теперь он хочет со мной встретиться. Он даже позвонил и заявил, что изменился, исправился, вроде даже священником. И, по правде говоря, я не хочу иметь с ним ничего общего...
- Но... - приободрил он.
- Но хотя я считаю его просто донором спермы, он все же моя кровь и плоть. Я его единственный живой ребенок, и моя старая добрая католическая вера поднимает голову. Он упомянул, что я - это все, что у него осталось. - И в том, как он сказал ей это, что-то обеспокоило ее, что-то странное.
Отец Джеймс напряженно слушал, подперев голову руками и устремив на Оливию голубые глаза. Его квадратная челюсть была темной от щетины. На нем была черная рубашка и белый накрахмаленный воротник священника. Он был слишком привлекательным, чтобы посвятить свою жизнь богу. Он кого-то ей напоминал, но она не могла понять, кого именно. Вероятно, не слишком удачливого красавчика с телевидения или из второсортных фильмов.
Отец Джеймс Маккларен просто не походил на священника. Хотя на нем была одежда духовного лица, и он сидел в этой старинной комнате с арочным окном и широким полированным столом, на углу которого лежала открытая Библия, его гораздо легче было представить на футбольном поле или на мостике парусника.
Словно читая ее мысли, он улыбнулся, демонстрируя ровные белые зубы.
- Наверное, я должен вам посоветовать прислушаться к своему сердцу, заглянуть к себе в душу, найти мужество простить вашего отца за его грехи перед вами.
- Подставить другую щеку и отвести взгляд от всего, что он сделал?
- Он заплатил свой долг обществу. В глазах закона его наказание закончено, поэтому остается то, что он сделал вам: покинул вас и вашу мать, что вас смущает.
- Да.
- Я не намерен превращать это в банальность. Ребенку тяжело, когда его покидают. Я уверен, что и вам, и вашей матери было очень нелегко. Сейчас вы взрос лая, но это не значит, что боль просто исчезнет. Вы можете сказать, что вам все равно, что вы смирились с этим, что это, вероятно, даже к лучшему, но в душе остались шрамы. И если источник боли появляется снова как сейчас, когда ваш отец решил связаться с вами, это подобно тому, как если бы с заживающей раны содрали корку. Это болезненно. Раны снова могут закровоточить. Они словно горят. В памяти воскрешаются неприятные воспоминания, которые, как мы надеялись, были давно забыты. - Взглянув на нее, он не улыбнулся, и Оливия внезапно осознала, как темно в комнате и что единственный свет, не считая уличных фонарей, исходил от тусклой настольной лампы под зеленым абажуром.
Стены, казалось, сжимались, атмосфера сгущалась.
Отец Джеймс произнес:
- Я не могу вам сказать, как вы должны поступить, Оливия. Могу только предложить вам помолиться и поговорить об этом с богом. Посмотрите, что он скажет. - Священник развел руками. - Вероятно, это не тот ответ, которого вы искали, но это лучшее, что я могу предложить.
- Вот как?
- Что я вам скажу. Почему бы вам не пойти домой и не подумать об этом? Попробуйте разобраться в своей душе. Затем приходите ко мне снова через несколько дней, и мы это обсудим.
- А как быть, если он снова позвонит?
- Поступайте так, как вам подскажет сердце.
- А что, если сердце подсказывает мне обрушить на него все ругательства, которые можно встретить в книге? - спросила она, и он усмехнулся.
- Тогда убедитесь, что черпаете их из этой книги. - Он постучал двумя пальцами по уголку Библии, лежащей на столе.
- Вы бы поступили именно так?
- Я бы попытался. - Он вздохнул. - Знаете, я ношу этот воротник - он прикоснулся к белому кольцу на шее - но это не значит, что я знаю ответы на все вопросы. - Я всего лишь человек.
- А я-то думала, вы отмечены богом.
- Должен сказать, что мы все отмечены отцом небесным. - Он изогнул бровь. - Предлагаю вам спросить его. И затем послушать. Он ответит.
У нее не было такой уверенности, но она не стала спорить. Как-никак она пришла к отцу Маккларену за советом. Самое меньшее, что она могла сделать, это выслушать его.
- Спасибо, что уделили мне время.
- С большим удовольствием, - ответил он, и блеск в его глазах и теплое рукопожатие сказали ей, что он говорит искренне. - Позвольте проводить вас. - Он вышел из-за стола, прикоснулся к ее локтю, открывая дверь, и затем прошел по вестибюлю к парадному входу. Дюжины свечей, поставленных во исполнение желаний, мерцали в темноватом нефе, и от цветных окон отражался свет нескольких ламп. - Может быть, я увижу вас на мессе в это воскресенье, - предположил он, придерживая плечом открытую дверь. Холодный ветерок ворвался внутрь, отчего крошечные огоньки свечей дико заплясали.
- Я подумаю, - ответила она.
Он слегка прикоснулся к ее руке.
- Позвоните мне после того, как поговорите с богом.
Она заглянула ему в глаза... голубые... яркие... сексуальные. Они как-то не вязались с его набожностью.
- Хорошо, - пообещала она, и он отошел от нее. Но, закутываясь в куртку и обходя лужи на пути к пикапу Оливия чувствовала его взгляд. Сев за руль, она увидела, что он поднял руку, и помахала ему в ответ, затем вставила ключ в зажигание, надавила на газ и повернула запястье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
- Мне нужно с кем-нибудь поговорить, - произнесла она, не решаясь войти.
- Заходите... пожалуйста... - Он встал и указал на один из стульев с другой стороны стола. Они были деревянными, и их сиденья стали гладко отполированными за те пятьдесят лет, которые по ним ерзали обеспокоенные, проклятые и кающиеся. - Вы пришли ко мне?
- Да.
- Как к священнику?
Она заколебалась, пока садилась, и он заметил изгиб ее икры, видный из-под юбки с разрезом. Он быстро посмотрел в окно на голые ветви дуба, освещенные голубым светом ближайших уличных фонарей. На нижней ветке сидел ворон, спрятав голову под крыло.
- Да, и, ну... я давно не была на мессе.
- Может, в этом и проблема. - Он улыбнулся ей и заметил, что ее губы искривились.
- Если так, то это лишь верхушка айсберга.
- Что с вами происходит, Оливия?
Женщина снова замялась. Она слегка покусывала нижнюю губу, словно решая, в чем может признаться.
- Наверное, мне стоит начать с моей семьи, - сказала она, затем снова встретилась с ним взглядом. - На одно это может уйти несколько дней.
Он поднял брови.
- Почему бы вам не начать. Тогда мы посмотрим, куда это нас приведет и сколько времени займет. В моем распоряжении вся ночь.
- Даже служителям бога нужно спать, - произнесла она.
- Что вас беспокоит, Оливия?
А что не беспокоит? - подумала она, но ответила:
- Необходимость в совете возникла у меня из-за моего отца. На самом деле я никогда его не знала; они с мамой развелись, когда я только-только начала ходить, после этого он большую часть времени сидел в тюрьме. За убийство. - Отец Джеймс даже не вздрогнул. - В этом году он досрочно вышел на свободу, но я об этом не знала. Моя мама сообщила мне эту новость на днях, и теперь он хочет со мной встретиться. Он даже позвонил и заявил, что изменился, исправился, вроде даже священником. И, по правде говоря, я не хочу иметь с ним ничего общего...
- Но... - приободрил он.
- Но хотя я считаю его просто донором спермы, он все же моя кровь и плоть. Я его единственный живой ребенок, и моя старая добрая католическая вера поднимает голову. Он упомянул, что я - это все, что у него осталось. - И в том, как он сказал ей это, что-то обеспокоило ее, что-то странное.
Отец Джеймс напряженно слушал, подперев голову руками и устремив на Оливию голубые глаза. Его квадратная челюсть была темной от щетины. На нем была черная рубашка и белый накрахмаленный воротник священника. Он был слишком привлекательным, чтобы посвятить свою жизнь богу. Он кого-то ей напоминал, но она не могла понять, кого именно. Вероятно, не слишком удачливого красавчика с телевидения или из второсортных фильмов.
Отец Джеймс Маккларен просто не походил на священника. Хотя на нем была одежда духовного лица, и он сидел в этой старинной комнате с арочным окном и широким полированным столом, на углу которого лежала открытая Библия, его гораздо легче было представить на футбольном поле или на мостике парусника.
Словно читая ее мысли, он улыбнулся, демонстрируя ровные белые зубы.
- Наверное, я должен вам посоветовать прислушаться к своему сердцу, заглянуть к себе в душу, найти мужество простить вашего отца за его грехи перед вами.
- Подставить другую щеку и отвести взгляд от всего, что он сделал?
- Он заплатил свой долг обществу. В глазах закона его наказание закончено, поэтому остается то, что он сделал вам: покинул вас и вашу мать, что вас смущает.
- Да.
- Я не намерен превращать это в банальность. Ребенку тяжело, когда его покидают. Я уверен, что и вам, и вашей матери было очень нелегко. Сейчас вы взрос лая, но это не значит, что боль просто исчезнет. Вы можете сказать, что вам все равно, что вы смирились с этим, что это, вероятно, даже к лучшему, но в душе остались шрамы. И если источник боли появляется снова как сейчас, когда ваш отец решил связаться с вами, это подобно тому, как если бы с заживающей раны содрали корку. Это болезненно. Раны снова могут закровоточить. Они словно горят. В памяти воскрешаются неприятные воспоминания, которые, как мы надеялись, были давно забыты. - Взглянув на нее, он не улыбнулся, и Оливия внезапно осознала, как темно в комнате и что единственный свет, не считая уличных фонарей, исходил от тусклой настольной лампы под зеленым абажуром.
Стены, казалось, сжимались, атмосфера сгущалась.
Отец Джеймс произнес:
- Я не могу вам сказать, как вы должны поступить, Оливия. Могу только предложить вам помолиться и поговорить об этом с богом. Посмотрите, что он скажет. - Священник развел руками. - Вероятно, это не тот ответ, которого вы искали, но это лучшее, что я могу предложить.
- Вот как?
- Что я вам скажу. Почему бы вам не пойти домой и не подумать об этом? Попробуйте разобраться в своей душе. Затем приходите ко мне снова через несколько дней, и мы это обсудим.
- А как быть, если он снова позвонит?
- Поступайте так, как вам подскажет сердце.
- А что, если сердце подсказывает мне обрушить на него все ругательства, которые можно встретить в книге? - спросила она, и он усмехнулся.
- Тогда убедитесь, что черпаете их из этой книги. - Он постучал двумя пальцами по уголку Библии, лежащей на столе.
- Вы бы поступили именно так?
- Я бы попытался. - Он вздохнул. - Знаете, я ношу этот воротник - он прикоснулся к белому кольцу на шее - но это не значит, что я знаю ответы на все вопросы. - Я всего лишь человек.
- А я-то думала, вы отмечены богом.
- Должен сказать, что мы все отмечены отцом небесным. - Он изогнул бровь. - Предлагаю вам спросить его. И затем послушать. Он ответит.
У нее не было такой уверенности, но она не стала спорить. Как-никак она пришла к отцу Маккларену за советом. Самое меньшее, что она могла сделать, это выслушать его.
- Спасибо, что уделили мне время.
- С большим удовольствием, - ответил он, и блеск в его глазах и теплое рукопожатие сказали ей, что он говорит искренне. - Позвольте проводить вас. - Он вышел из-за стола, прикоснулся к ее локтю, открывая дверь, и затем прошел по вестибюлю к парадному входу. Дюжины свечей, поставленных во исполнение желаний, мерцали в темноватом нефе, и от цветных окон отражался свет нескольких ламп. - Может быть, я увижу вас на мессе в это воскресенье, - предположил он, придерживая плечом открытую дверь. Холодный ветерок ворвался внутрь, отчего крошечные огоньки свечей дико заплясали.
- Я подумаю, - ответила она.
Он слегка прикоснулся к ее руке.
- Позвоните мне после того, как поговорите с богом.
Она заглянула ему в глаза... голубые... яркие... сексуальные. Они как-то не вязались с его набожностью.
- Хорошо, - пообещала она, и он отошел от нее. Но, закутываясь в куртку и обходя лужи на пути к пикапу Оливия чувствовала его взгляд. Сев за руль, она увидела, что он поднял руку, и помахала ему в ответ, затем вставила ключ в зажигание, надавила на газ и повернула запястье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116