через намокшую одежду
струи проникали к телу совершенно беспрепятственно. Найл в одном месте
чуть не шлепнулся, но его схватила и втащила на ноги мощная длань
Манефона. Затем Манефон положил ручищу Найду на плечо и тесно, любяще
его сжал. Найл снизу вверх поглядел на товарища и обнаружил, что тот
самозабвенно смеется, подставив лицо под струи. Найл еще раз проникся
радостью Манефона за то, что тот не только чувствует, но и видит дождь.
Ливень неожиданно кончился. Облака истаяли над восточными макушками
холмов, и озябшие тела согревало солнце. Из звуков слышались разве что
всплески, вторящие поступи по все еще стекающей вниз воде. Путники
остановились и сняли башмаки. Дальше пошли босиком, обувь перебросив
сзади через заплечные мешки. Постепенно сгустилась жара, от одежды шел
пар, и лужи вокруг песколюба поисчезали. Впереди в солнечных лучах
переливчато поблескивало море, словно дождь вымыл его дочиста.
Шагающий впереди Доггинз вдруг остановился и с напряженным вниманием
уставился на что-то.
- Ты чего?- спросил Найл.
- Змеи, - коротко ответил тот, ткнув пальцем.
Из дыры в земле меж двумя кустами утесника выявлялось что-то белое.
То же самое происходило повсюду вокруг. Путники озирались в тревожном
недоумении; на миг Найл пожалел, что опрометчиво расстался со жнецами. И
тут Симеон воскликнул:
- Какие змеи, это же грибы!
Что-то коснулось Найла голени. Он отскочил и тут увидел, что это
шаткий стебель, вытесняющийся из земли движением, напоминающим червя или
сороконожку. Все вокруг - цветы, грибы-красавцы и уродливые поганки -
проталкивались наружу из почвы, будто крохотные рептилии. Некоторые
грибы разбухали, словно шары; иные уже и лопнули, наполняя воздух
запахом влажного леса.
Найлу вспомнилось детство - минуты, когда ожила пустыня (только
теперь все происходило гораздо быстрее). Четверти часа не прошло, как
они ступали по морю цветов и разноцветных грибов, а воздух наполнен был
смесью запахов, местами изысканных, местами неприятных. Но даже
последнее никак не сказывалось на восторге Найла. Словно детство
возвратилось, и они по-прежнему жили в пещере у подножия плато, и все
еще живы были отец, Хролф и Торг. Ожило забытое прежде радостное
волнение, которое он ребенком испытывал, побалтываясь в корзине за
спиной у матери на пути в новое жилище. И помнился терпковатый вкус
сочного корня, который мать выковыряла ножом, и запах горелых кустов
креозота, смешанный со своеобразным запахом жуков-скакунов, державшихся
у них в пещере несколько месяцев. Удивительно было сознавать, что в нем
по-прежнему живет семилетний мальчуган, а воспоминания все настолько
свежи, будто все происходило вчера. Идя среди прохладных на ощупь
цветов, Найл почувствовал, что Дельта ненадолго вернула ему детство, и
что все это - прощальный подарок растения-властителя.
Через пару часов к морю приблизились настолько, что стали слышны
голоса чаек. Снова путников окружала зеленая растительность, похожая на
непомерно разросшийся водокрас, и кусты, глянцевитые листья которых
яркостью напоминали покрашенные. Чтобы обогнуть поляну с наркотическим
плющом, пришлось сделать порядочный крюк к востоку. Заодно осталась в
стороне и непроходимая чащоба мечевидных кустов, идущая аркой почти
полмили. Путь вывел к подножию восточных холмов, напротив места, откуда
они начали путешествие через лес. Найл подумал об Уллике, и впервые за
весь день его одолела печаль.
Тут ветер донес запах моря, а через несколько минут они уже ступали
по теплому песку, слыша, как волны с глухим шумом накатывают на берег.
Найл со стоном облегчения скинул свою ношу и ощутил бессмысленную
легкость, будто ноги вот-вот сейчас сами собой оторвутся от земли.
Пробежав через берег, он побрел в воду, пока волны не закачались вокруг
пояса. Найл постоял, закрыв глаза, податливо мотаясь назад и вперед
вместе с движением волн, и утомление изошло из тела, уступив место
легкомысленной радости, от которой тянуло рассмеяться в голос.
Крик Милона заставил обернуться. Тот рукой указывал на берег.
Какую-то секунду Найл не мог уяснить причину его волнения. Затем
разглядел поднимающийся из-за пальм султан дыма в полумиле. Найл быстро,
насколько позволяла вода, двинулся к берегу.
У Симеона вид был удрученный.
- Это могут быть слуги пауков. А если так, то пригнали их сюда
хозяева.
- Не думаю, - Найл покачал головой.
- Почему?
- Они думают, мы все еще вооружены. И не пошли бы на прямое
столкновение.
Милон поочередно оглядел лица товарищей.
- А может это наши люди? Приплыли и разыскивают нас.
Они подошли к пальмам и медленно двинулись вдоль берега. Ветер дул с
северо-запада, но человеческие голоса не доносились. Когда до дымного
столба оставалось несколько сот метров, путники подошли к прогалине меж
деревьев и осторожно вышли на вершину холма. Отсюда видно было, что
костер дымит примерно в том же месте, где они ночевали перед отходом в
Дельту. Неподалеку под сенью деревьев лежал человек и, очевидно, спал.
Милон повернулся к остальным.
- Мне кажется, это Уллик.
- Дурачок, он умер, - сказал Доггинз.
- Посмотри, у него мешок, как у нас.
И вправду, мешок возле костра был точь-в-точь такой. Тут Милон
рванулся вперед так, что не угнаться. Слышно было, как он кричит на
берегу. Спавший, вскочив на ноги, оторопело уставился. Затем Милон
повернулся, размахивая руками.
- Это правда Уллик? - они вдвоем кинулись навстречу друг к другу и,
обнявшись, завозились, неуклюже приплясывая от безудержной радости.
Мысль, ударившую всех разом, вслух высказал Доггинз:
- Слава Богу, мы его не закопали.
Через минуту все уже наперебой хлопали Уллика по спине и трясли ему
руку, пока тот не начал корчиться от боли. Он был бледен, скулы за эти
дни обросли густой щетиной. В остальном внешне он ничуть не отличался от
прежнего. Изъясняться толком не удавалось, от радости все были бессвязно
шумливы, кричали наперебой, события изливались скомканными отрывками.
Что-то более-менее связное сложилось лишь через несколько часов, когда
улеглись в темноте вокруг костра. А пока Найл, вскарабковшись на
исполинское дерево, опустил мешки и полотнища паучьих шаров; Манефон,
прихватив рыбачью леску, отправился на камни наловить чего-нибудь к
ужину. Уллик и Милон с посудиной, полной личинок, пошли кормить
порифидов (их приближение было встречено радостно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
струи проникали к телу совершенно беспрепятственно. Найл в одном месте
чуть не шлепнулся, но его схватила и втащила на ноги мощная длань
Манефона. Затем Манефон положил ручищу Найду на плечо и тесно, любяще
его сжал. Найл снизу вверх поглядел на товарища и обнаружил, что тот
самозабвенно смеется, подставив лицо под струи. Найл еще раз проникся
радостью Манефона за то, что тот не только чувствует, но и видит дождь.
Ливень неожиданно кончился. Облака истаяли над восточными макушками
холмов, и озябшие тела согревало солнце. Из звуков слышались разве что
всплески, вторящие поступи по все еще стекающей вниз воде. Путники
остановились и сняли башмаки. Дальше пошли босиком, обувь перебросив
сзади через заплечные мешки. Постепенно сгустилась жара, от одежды шел
пар, и лужи вокруг песколюба поисчезали. Впереди в солнечных лучах
переливчато поблескивало море, словно дождь вымыл его дочиста.
Шагающий впереди Доггинз вдруг остановился и с напряженным вниманием
уставился на что-то.
- Ты чего?- спросил Найл.
- Змеи, - коротко ответил тот, ткнув пальцем.
Из дыры в земле меж двумя кустами утесника выявлялось что-то белое.
То же самое происходило повсюду вокруг. Путники озирались в тревожном
недоумении; на миг Найл пожалел, что опрометчиво расстался со жнецами. И
тут Симеон воскликнул:
- Какие змеи, это же грибы!
Что-то коснулось Найла голени. Он отскочил и тут увидел, что это
шаткий стебель, вытесняющийся из земли движением, напоминающим червя или
сороконожку. Все вокруг - цветы, грибы-красавцы и уродливые поганки -
проталкивались наружу из почвы, будто крохотные рептилии. Некоторые
грибы разбухали, словно шары; иные уже и лопнули, наполняя воздух
запахом влажного леса.
Найлу вспомнилось детство - минуты, когда ожила пустыня (только
теперь все происходило гораздо быстрее). Четверти часа не прошло, как
они ступали по морю цветов и разноцветных грибов, а воздух наполнен был
смесью запахов, местами изысканных, местами неприятных. Но даже
последнее никак не сказывалось на восторге Найла. Словно детство
возвратилось, и они по-прежнему жили в пещере у подножия плато, и все
еще живы были отец, Хролф и Торг. Ожило забытое прежде радостное
волнение, которое он ребенком испытывал, побалтываясь в корзине за
спиной у матери на пути в новое жилище. И помнился терпковатый вкус
сочного корня, который мать выковыряла ножом, и запах горелых кустов
креозота, смешанный со своеобразным запахом жуков-скакунов, державшихся
у них в пещере несколько месяцев. Удивительно было сознавать, что в нем
по-прежнему живет семилетний мальчуган, а воспоминания все настолько
свежи, будто все происходило вчера. Идя среди прохладных на ощупь
цветов, Найл почувствовал, что Дельта ненадолго вернула ему детство, и
что все это - прощальный подарок растения-властителя.
Через пару часов к морю приблизились настолько, что стали слышны
голоса чаек. Снова путников окружала зеленая растительность, похожая на
непомерно разросшийся водокрас, и кусты, глянцевитые листья которых
яркостью напоминали покрашенные. Чтобы обогнуть поляну с наркотическим
плющом, пришлось сделать порядочный крюк к востоку. Заодно осталась в
стороне и непроходимая чащоба мечевидных кустов, идущая аркой почти
полмили. Путь вывел к подножию восточных холмов, напротив места, откуда
они начали путешествие через лес. Найл подумал об Уллике, и впервые за
весь день его одолела печаль.
Тут ветер донес запах моря, а через несколько минут они уже ступали
по теплому песку, слыша, как волны с глухим шумом накатывают на берег.
Найл со стоном облегчения скинул свою ношу и ощутил бессмысленную
легкость, будто ноги вот-вот сейчас сами собой оторвутся от земли.
Пробежав через берег, он побрел в воду, пока волны не закачались вокруг
пояса. Найл постоял, закрыв глаза, податливо мотаясь назад и вперед
вместе с движением волн, и утомление изошло из тела, уступив место
легкомысленной радости, от которой тянуло рассмеяться в голос.
Крик Милона заставил обернуться. Тот рукой указывал на берег.
Какую-то секунду Найл не мог уяснить причину его волнения. Затем
разглядел поднимающийся из-за пальм султан дыма в полумиле. Найл быстро,
насколько позволяла вода, двинулся к берегу.
У Симеона вид был удрученный.
- Это могут быть слуги пауков. А если так, то пригнали их сюда
хозяева.
- Не думаю, - Найл покачал головой.
- Почему?
- Они думают, мы все еще вооружены. И не пошли бы на прямое
столкновение.
Милон поочередно оглядел лица товарищей.
- А может это наши люди? Приплыли и разыскивают нас.
Они подошли к пальмам и медленно двинулись вдоль берега. Ветер дул с
северо-запада, но человеческие голоса не доносились. Когда до дымного
столба оставалось несколько сот метров, путники подошли к прогалине меж
деревьев и осторожно вышли на вершину холма. Отсюда видно было, что
костер дымит примерно в том же месте, где они ночевали перед отходом в
Дельту. Неподалеку под сенью деревьев лежал человек и, очевидно, спал.
Милон повернулся к остальным.
- Мне кажется, это Уллик.
- Дурачок, он умер, - сказал Доггинз.
- Посмотри, у него мешок, как у нас.
И вправду, мешок возле костра был точь-в-точь такой. Тут Милон
рванулся вперед так, что не угнаться. Слышно было, как он кричит на
берегу. Спавший, вскочив на ноги, оторопело уставился. Затем Милон
повернулся, размахивая руками.
- Это правда Уллик? - они вдвоем кинулись навстречу друг к другу и,
обнявшись, завозились, неуклюже приплясывая от безудержной радости.
Мысль, ударившую всех разом, вслух высказал Доггинз:
- Слава Богу, мы его не закопали.
Через минуту все уже наперебой хлопали Уллика по спине и трясли ему
руку, пока тот не начал корчиться от боли. Он был бледен, скулы за эти
дни обросли густой щетиной. В остальном внешне он ничуть не отличался от
прежнего. Изъясняться толком не удавалось, от радости все были бессвязно
шумливы, кричали наперебой, события изливались скомканными отрывками.
Что-то более-менее связное сложилось лишь через несколько часов, когда
улеглись в темноте вокруг костра. А пока Найл, вскарабковшись на
исполинское дерево, опустил мешки и полотнища паучьих шаров; Манефон,
прихватив рыбачью леску, отправился на камни наловить чего-нибудь к
ужину. Уллик и Милон с посудиной, полной личинок, пошли кормить
порифидов (их приближение было встречено радостно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62