- спросил Милон.
- Если желаешь знать, что я на этот счет думаю... - Найл умолк в
нерешительности.
- Да, желаем, - сказал за всех Симеон.
- Я считаю, нам надо повыбрасывать их вон в то озерцо.
Милон поперхнулся от таких слов. Симеон сердито на него махнул, чтобы
молчал, а сам нарочито спокойно спросил:
- И что хорошего, по-твоему, это даст? Найл поймал себя на мысли, что
все это время непроизвольно смотрел на слепые, умолкшие глаза Манефона.
- Для начала, это бы вернуло зрение Манефону. Не успев еще
произнести, он запоздало спохватился и тотчас пожалел о сказанном. Но
слово не воробей. Доггинз глянул на Найла, да остро так.
- Ты в самом деле так думаешь?
- Да, - однако, чувствовал Найл себя хвастливым подростком,
пытающимся сейчас выкрутиться перед сверстниками. На Манефона стыдно
было и смотреть.
- В таком случае, - медленно проговорил Симеон, - нам, вероятно, есть
смысл попробовать,- он оглядел остальных.
У Найла упало сердце. Он уже собирался сказать, что не это имел в
виду. И тут впервые подал голос Манефон:
- Я не хочу, чтобы для меня кто-то приносил жертвы.
Голос был блеклым, невыразительным, но, судя по всему, Найл заронил
надежду.
Все поглядели сначала друг на друга, затем вместе - на Манефона.
Каждый ощущал себя виноватым в том, что Манефон вот ослеп, а они все
зрячие. Симеон поднял взор в сторону моря.
- Худшее позади. Повезет, так через пару часов дойдем до моря.
Глаза у всех остановились на Доггинзе. Тот делал вид, что ест и не
прислушивается, но по лицу-то видно: чувствует, что ждут его решения. В
конце концов, он дернул плечом.
- Ладно, поступайте как знаете.
- Совсем обезумели! - выдохнул Милон, оторопело округлив глаза.
Ему никто не ответил. Он повернулся к Найлу:
- Как ты думаешь, это поможет Уллику? Найл качнул головой, не сказав
ничего. Милон беспомощно развел руками и отвернулся. Симеон протянул
свой жнец Найлу.
- Ну что, попробуй?
Найл молча принял оружие. Направляясь медленно к озерцу, он в душе
заклинал растение-властитель. Украдкой посмотрел в его сторону. С этого
угла оно выглядело до крайности неброско, как любой другой холм. Найл
взошел на косогор, выдающийся над озерцом, поднял жнец на головой и
швырнул его как можно дальше. В момент броска ощутилась странная
возвышенная радость, содержащая элемент злорадства. Затем повернулся;
Симеон протягивал ему второй жнец. Найл опять бросил изо всех сил.
Оружие с плеском вошло в воду и кануло - только его и видели. Третий
жнец Симеон потянул из рук Милона; тот расстался с оружием неохотно.
Жнец, кувыркаясь в воздухе, полетел к середине озерца следом за первыми
двумя. Когда раздался всплеск, поверхность озерца на секунду взбурлила.
- Там что-то сидит, - угрюмо заметил Догтинз.
- Хорошо, если жрать не хочет, - вставил Милон.
Все смотрели на Манефона, незрячее лицо которого было уставлено в
сторону озерца. Затем Симеон бережно взял его за руку.
- Омой себе глаза в воде, - Манефон стал опускаться на колени, не
сознавая, что до воды надо еще пройти метра три. - Нет, не здесь. Поди
сюда.
Его подвели к месту, где склон полого сходил к воде. Здесь Манефон
встал на колени и опускал разведенные руки, пока не коснулся ими
поверхности. Затем, склонив голову, плеснул бурой воды себе в глаза. И
пронзительно вскрикнул от боли:
- Жжется! - он отпрянул, отчаянно натирая глаза руками. Подбежал
Милон и поднес тряпицу, которую Манефон, стиснув зубы, прижал к лицу,
Найл согнулся и, черпнув, тоже плеснул себе в глаза. Не стерпев, он
вскрикнул: вода была соленой от минералов и жгла, будто кислота.
Несколько капель стекло в рот - тьфу, горечь!
Доггинз сунул Манефону бутыль, где еще оставалось на четверть вина.
- На-ка вот, хлебни, - Манефон мотнул головой и оттолкнул посудину;
ему, очевидно, было не до этого. Симеон опустился возле слепого на
колени и взял его за запястье.
- А ну, дай взглянуть.
Манефон понемногу унялся и поднял лицо, все еще страдальчески
постанывая. Симеон, бормоча что-то утешительное, возложил пальцы на
распухшую щеку Манефона и осторожно, бережно оттянул нижнее веко.
Манефон неожиданно замер. Лицо у него неузнаваемо переменилось.
- Я... я тебя вижу!
С видимым усилием он открыл оба глаза и вперился в Симеона. И тут он
захохотал - громово, безудержно, стирая бегущие по щекам слезы. Изо всех
сил расширив веки, он оглядывался вокруг себя.
- Я снова, снова могу видеть!
Манефон вскочил на ноги, облапил Найла и стиснул так, что тот аж
поперхнулся. Жесткая борода царапала Найлу ухо.- Все как ты говорил, так
и вышло!
- Ты отчетливо нас различаешь? - осведомился Симеон. Манефон крупно
моргнул.
- Не сказать чтобы очень. Но я вижу, вижу! - он вновь огляделся с
восторгом и изумлением.
Милон посматривал на Найла с благоговейным ужасом.
- Как у тебя это получилось? Какое-то волшебство? Найл пожал плечами.
- Да что ты. Видимо, вода. Она, должно быть, вывела отраву.
Но взгляд Милона красноречиво говорил: давай, мол, не скромничай.
Теперь Манефон принял бутыль и выпил вино без остатка, не отрываясь.
После этого вес снова сели и закончили еду. Головы плыли от восторга,
происшедшее казалось добрым знамением. У Найла было любопытное ощущение,
будто это он сам прозрел и любой предмет сейчас он озирал с восторженным
изумлением; оттого, видимо, что у него с Манефоном установилось некое
сопереживание.
Вышли в приподнятом настроении. Земля под ногами вновь стала твердой,
море заметно приблизилось; так идти - к вечеру, глядишь, можно оказаться
и на месте. В очередной раз шли через равнину, поросшую песколюбом и
низкими кустами, из которых многие были усеяны яркими ягодами (последние
огибали загодя). Слева местность постепенно снижалась к реке, петляющей
теперь к морю через плоские болота. Послеполуденной порой с западных
холмов нагрянул ливень. Ветер неожиданно переменился, низко над головой,
словно наступающее войско двинулись сонмы черных туч, и через несколько
минут вокруг ничего уже не было видно, кроме пелены дождя. Сполохам
молний вторили обильные раскаты грома, а земля под яростным напором
хлещущих струй превращалась в слякоть.
Останавливаться не было смысла. Кусты прибежища не давали, а земля
под ногами превратилась в сущий поток, стекающий по склону в сторону
реки. В считанные секунды путники вымокли до нитки - и плащи не помогли
- а башмаки хлюпали от скопившейся воды. Пошатываясь, брели вперед,
превозмогая напор перемежающегося ветром дождя;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
- Если желаешь знать, что я на этот счет думаю... - Найл умолк в
нерешительности.
- Да, желаем, - сказал за всех Симеон.
- Я считаю, нам надо повыбрасывать их вон в то озерцо.
Милон поперхнулся от таких слов. Симеон сердито на него махнул, чтобы
молчал, а сам нарочито спокойно спросил:
- И что хорошего, по-твоему, это даст? Найл поймал себя на мысли, что
все это время непроизвольно смотрел на слепые, умолкшие глаза Манефона.
- Для начала, это бы вернуло зрение Манефону. Не успев еще
произнести, он запоздало спохватился и тотчас пожалел о сказанном. Но
слово не воробей. Доггинз глянул на Найла, да остро так.
- Ты в самом деле так думаешь?
- Да, - однако, чувствовал Найл себя хвастливым подростком,
пытающимся сейчас выкрутиться перед сверстниками. На Манефона стыдно
было и смотреть.
- В таком случае, - медленно проговорил Симеон, - нам, вероятно, есть
смысл попробовать,- он оглядел остальных.
У Найла упало сердце. Он уже собирался сказать, что не это имел в
виду. И тут впервые подал голос Манефон:
- Я не хочу, чтобы для меня кто-то приносил жертвы.
Голос был блеклым, невыразительным, но, судя по всему, Найл заронил
надежду.
Все поглядели сначала друг на друга, затем вместе - на Манефона.
Каждый ощущал себя виноватым в том, что Манефон вот ослеп, а они все
зрячие. Симеон поднял взор в сторону моря.
- Худшее позади. Повезет, так через пару часов дойдем до моря.
Глаза у всех остановились на Доггинзе. Тот делал вид, что ест и не
прислушивается, но по лицу-то видно: чувствует, что ждут его решения. В
конце концов, он дернул плечом.
- Ладно, поступайте как знаете.
- Совсем обезумели! - выдохнул Милон, оторопело округлив глаза.
Ему никто не ответил. Он повернулся к Найлу:
- Как ты думаешь, это поможет Уллику? Найл качнул головой, не сказав
ничего. Милон беспомощно развел руками и отвернулся. Симеон протянул
свой жнец Найлу.
- Ну что, попробуй?
Найл молча принял оружие. Направляясь медленно к озерцу, он в душе
заклинал растение-властитель. Украдкой посмотрел в его сторону. С этого
угла оно выглядело до крайности неброско, как любой другой холм. Найл
взошел на косогор, выдающийся над озерцом, поднял жнец на головой и
швырнул его как можно дальше. В момент броска ощутилась странная
возвышенная радость, содержащая элемент злорадства. Затем повернулся;
Симеон протягивал ему второй жнец. Найл опять бросил изо всех сил.
Оружие с плеском вошло в воду и кануло - только его и видели. Третий
жнец Симеон потянул из рук Милона; тот расстался с оружием неохотно.
Жнец, кувыркаясь в воздухе, полетел к середине озерца следом за первыми
двумя. Когда раздался всплеск, поверхность озерца на секунду взбурлила.
- Там что-то сидит, - угрюмо заметил Догтинз.
- Хорошо, если жрать не хочет, - вставил Милон.
Все смотрели на Манефона, незрячее лицо которого было уставлено в
сторону озерца. Затем Симеон бережно взял его за руку.
- Омой себе глаза в воде, - Манефон стал опускаться на колени, не
сознавая, что до воды надо еще пройти метра три. - Нет, не здесь. Поди
сюда.
Его подвели к месту, где склон полого сходил к воде. Здесь Манефон
встал на колени и опускал разведенные руки, пока не коснулся ими
поверхности. Затем, склонив голову, плеснул бурой воды себе в глаза. И
пронзительно вскрикнул от боли:
- Жжется! - он отпрянул, отчаянно натирая глаза руками. Подбежал
Милон и поднес тряпицу, которую Манефон, стиснув зубы, прижал к лицу,
Найл согнулся и, черпнув, тоже плеснул себе в глаза. Не стерпев, он
вскрикнул: вода была соленой от минералов и жгла, будто кислота.
Несколько капель стекло в рот - тьфу, горечь!
Доггинз сунул Манефону бутыль, где еще оставалось на четверть вина.
- На-ка вот, хлебни, - Манефон мотнул головой и оттолкнул посудину;
ему, очевидно, было не до этого. Симеон опустился возле слепого на
колени и взял его за запястье.
- А ну, дай взглянуть.
Манефон понемногу унялся и поднял лицо, все еще страдальчески
постанывая. Симеон, бормоча что-то утешительное, возложил пальцы на
распухшую щеку Манефона и осторожно, бережно оттянул нижнее веко.
Манефон неожиданно замер. Лицо у него неузнаваемо переменилось.
- Я... я тебя вижу!
С видимым усилием он открыл оба глаза и вперился в Симеона. И тут он
захохотал - громово, безудержно, стирая бегущие по щекам слезы. Изо всех
сил расширив веки, он оглядывался вокруг себя.
- Я снова, снова могу видеть!
Манефон вскочил на ноги, облапил Найла и стиснул так, что тот аж
поперхнулся. Жесткая борода царапала Найлу ухо.- Все как ты говорил, так
и вышло!
- Ты отчетливо нас различаешь? - осведомился Симеон. Манефон крупно
моргнул.
- Не сказать чтобы очень. Но я вижу, вижу! - он вновь огляделся с
восторгом и изумлением.
Милон посматривал на Найла с благоговейным ужасом.
- Как у тебя это получилось? Какое-то волшебство? Найл пожал плечами.
- Да что ты. Видимо, вода. Она, должно быть, вывела отраву.
Но взгляд Милона красноречиво говорил: давай, мол, не скромничай.
Теперь Манефон принял бутыль и выпил вино без остатка, не отрываясь.
После этого вес снова сели и закончили еду. Головы плыли от восторга,
происшедшее казалось добрым знамением. У Найла было любопытное ощущение,
будто это он сам прозрел и любой предмет сейчас он озирал с восторженным
изумлением; оттого, видимо, что у него с Манефоном установилось некое
сопереживание.
Вышли в приподнятом настроении. Земля под ногами вновь стала твердой,
море заметно приблизилось; так идти - к вечеру, глядишь, можно оказаться
и на месте. В очередной раз шли через равнину, поросшую песколюбом и
низкими кустами, из которых многие были усеяны яркими ягодами (последние
огибали загодя). Слева местность постепенно снижалась к реке, петляющей
теперь к морю через плоские болота. Послеполуденной порой с западных
холмов нагрянул ливень. Ветер неожиданно переменился, низко над головой,
словно наступающее войско двинулись сонмы черных туч, и через несколько
минут вокруг ничего уже не было видно, кроме пелены дождя. Сполохам
молний вторили обильные раскаты грома, а земля под яростным напором
хлещущих струй превращалась в слякоть.
Останавливаться не было смысла. Кусты прибежища не давали, а земля
под ногами превратилась в сущий поток, стекающий по склону в сторону
реки. В считанные секунды путники вымокли до нитки - и плащи не помогли
- а башмаки хлюпали от скопившейся воды. Пошатываясь, брели вперед,
превозмогая напор перемежающегося ветром дождя;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62